Воскресни, древняя!
Вокруг все — глухо, немо,
Лишь время гонит дни, как подъяремный скот,
Пустыня знойная,
Как динамитный демон,
Мозг из костей и кровь из жил сосет.
Еще для правды всей
Не пробил час великий,
Не стану прятаться, как хвост поджавший пес:
От немоты твоей.
Скопившей плач и крики,
Спасут лишь молнии да громы гроз.
Когда моя заря
Блеснет огнем багровым
И стрелами лучей пронзит ночную тьму,
То в сон твоих полей
Ворвусь я гимном новым
И знамя будущего подниму.
И зазвучит тогда
Победно, полнокровно
Посеянный в твоем песчаном сердце стих,
И перекликнутся
По-братски в нем любовно
Израиль,
СССР —
две родины моих.
1929
Перевод М. Зенкевича
Я НЕ ТОТ...
Я не тот, я совсем не тот,
За кого ты меня принимаешь.
Повесть новых и старых забот
Ты в глазах моих карих читаешь.
Не вылавливай взглядами грусть,
Не проси рассказать все снова.
Я не тот, ну и что же, — пусть,
Принимай меня за другого.
Все равно ведь — не я, так он
Иль другой тебе все расскажет,
И на шею твою, как сон,
Желтый камень луны привяжет.
С этим камнем пойдешь ко дну.
Там все выдумки, как растенья.
Ты сорвешь под водой одну
И всплывешь русалочьей тенью.
А когда засмеется рассвет,
Зубоскаля сквозь щели ставней,
Приплетется другой поэт
С той же песней, знакомой и давней.
Ты от каждого долю возьмешь:
В этом — плач, в этом — смех, в этом — сила,
И когда, утомившись, умрешь, —
Не узнают, кого ты любила.
Мне до этого дела нет,
Строк цветистых слагать не буду.
Ты проходишь всю жизнь во сне,
Я — путями бессонных будней.
Разучился, влюбляясь, млеть
И в развалинах бредней рыться.
На горячей библейской земле
Я поденный батрак — не рыцарь.
Нет звезды у меня в руке —
Я ее потерял на дороге.
Помолчи о былой тоске
И словами память не трогай.
Слов туманных покинув склеп,
Сердце новое слово чует.
И любовь для себя, как хлеб,
Заработать трудом хочу я.
Чтоб не легким пухом плыла,
А, как сокол, была крылата,
И, как глыба руды, тяжела,
И верна, как предсмертная клятва.
Я здесь не был уж целый год.
Ничего обо мне ты не знаешь.
Ведь не тот я, совсем не тот,
За кого ты меня принимаешь...
1929
Перевод автора
НОЧИ ПОД НЕБОМ
1
И вновь, как серый змей, петляет мостовая,
Подошвы бередит по вечерам она.
И вновь привычный вид: над крышей застывая,
Блевотиной марает мир луна.
И вновь от фонарей обманчивою тенью
Презренье к голоду холодное ползет.
Весельем висельным у сердца в заточенье
Ускорен пульс тоски, безумный ритм. И вот
Передо мной причал. Дверь ляскает свирепо,
Глотая желтую тревогу горожан.
И вывеска кричит, как красный глаз вертепа:
«Кафе» и «Ресторан».
Здесь молоко рубах и пену дамских кружев
Взбивает ночь-жонглер, крича и хохоча.
Здесь гаснут головы, вися меж блюд и кружек,
И грешная душа здесь тает, как свеча.
Из Евы брызжет смех, стекает в рот Адама,
Но медь колоколов в нем но дрожит, звеня,
Гниющей падалью усопшего удава
Змий-искуситель лег меж этими двумя —
Труп страсти, изгнанный из райской кущи,
Благословенная, пылающая плоть,
Плоть, обреченная под нож секущий,
Как в чреве женском нежеланный плод.
Молчат бескровные скелеты, разливая
Улыбок судорожных ртуть, как письмена.
Здесь, как на плахе, голова любая
Ударом жизни с шеи снесена.
И чудится: тела сползли по водостокам,
Все лица растеклись, подобные воде,
И гаснут лампы глаз в узилище жестоком,
Коварно выданные светом темноте.
И я вхожу сюда... Я сердце сжал в ладони:
Наружу вырвалось — огня кровавый ком,
И вот оно уже в болоте страсти тонет,
Чтоб, как в чистилище, отмыться в нем.
2
Удушливого дыма след,
Как паутина, — за плечами.
В плащ равнодушия одет,
Не весел Homo, не печален,
И на соседа льет сосед
Свой осовелый взгляд в молчанье.
«Что ж, сдвинем рюмки! — Тусклый звон.
За ваше здравье и бездушье!
Я первобытной скуки стон
Вам опрокину прямо в уши.
Вы, сударь, возвратитесь в дом,
А мне куда, свиная туша?
Как мне смириться? Погляди —
Негодованьем горло сжато,
В ладонях сердце, а в груди
Блеск молнии, грозы раскаты.
Могу ль быть нежным, угодив
К вам — в царство желтое разврата?
Вино в бокале как желток.
И воздух желт, и стол, и стены,
Маг наших дней, электроток,
В глазах желтеет неизменно —
Знак блуда. Желтый плен жесток.
Как боль мне вызволить из плена?
Не бойся, братец, чужака.
Ты закажи себе, пожалуй,
Бифштекс из лучшего куска.
Вот сердце — крови сгусток алый.
Зачем на локоть пиджака
Ты никнешь черепахой вялой?
Жуй на здоровье ужин свой,
Перегрызай узлы аорты,
Потом, устав молчать, запой,
Как я заляжешь под забор ты:
Внизу — короста мостовой.
А сверху небеса простерты,
Что ж, мне без сердца веселей.
В твой дом войдя, усну, как дома,
А ты под небом коченей,
В ладонь уткнись. Что? Не знакомо?
Спи с милой, с Евочкой своей
Под плеск дождя, под грохот грома!»
Звон стеклопада... Господин
Вскочил, захлестнутый испугом.
Дверь нараспашку. Миг один —
И он нырнул за ближний угол.
Вновь пусто, вновь я нелюдим,
Ногами ночь пашу, как плугом.
3
Снова путь в ничто, и снова
Я презреньем атакован,
И гудит в мозгу, как овод,
Друг и спутник — тишина.
Ну куда мне в эту пору?
Где опять приткнусь к забору?
Где та кровля, под которой
Мне ловить касаток сна?
Слева вянут, справа тонут
Электричества бутоны,
В омут полночи бездонный
Погружаясь тут и там.
В чарах ночи осовелой
Шепот сдвоен — справа, слева,
И еще трепещет Ева
У тебя в руках, Адам.
Ночь и я. Луна бесстыже
Тень мою седлает. Вижу:
Скачет вслед мне дурой рыжей.
Ладно, глупая, скачи.
Кто навстречу? Призрак, что ли?
(Мрак хмельной, ты гуще смоли!)
