Если уж выбирать из двух зол, то, как известно, меньшее, и если бы от нее зависело хоть что-то, то второго брака своего непутевого сына, да еще с этой вертихвосткой, Ева Юрьевна не допустила бы, предпочтя в качестве снохи, несомненно, Светлану, но не потому, что та была лучше, а только оттого, что Бубнова была еще хуже.

Чувствуя отношение свекрови, Светлана не стремилась завоевать ее расположение, предоставляя идти всему своим чередом. Худой мир всегда предпочтительнее войны, и у Светланы хватало соображения не обострять ситуации выяснением отношений и разговорами «по душам», а принимать жизнь такой, какой она была. Ева Юрьевна и Светлана встречались крайне редко, еще реже созванивались, и все их общение сводилось к поздравлениям с неизбежными очередными праздниками и пожеланиям здоровья и благополучия.

Отношения с внуками были у Нестеровой-старшей иными. Их она любила всей душой, изумляясь, как у таких родителей могли выйти такие великолепные дети. Аленку и Вовчика она рассматривала не как продолжение Светланы и Анатолия, а как исключительно свое собственное и, не задумываясь, готова была принять их и помочь, если они в этом нуждались, в любое время дня и ночи.

К ее великому сожалению, виделись они не так часто, как хотелось бы, но каждая встреча с ними доставляла ей несказанную радость и удовольствие. Единственное, за что старая леди была благодарна Светлане, так это за то, что даже после развода с ее сыном та не стала ставить палки в колеса, запрещая бывшей свекрови общаться со своими внуками.

Учитывая все нюансы отношений Евы Юрьевны со Светланой, прозвучавший звонок не мог не вызвать удивления у последней.

– Я вас слушаю, Ева Юрьевна, – проговорила в трубку Светлана, отложив тетрадки на столик.

– Света, мой звонок выглядит неожиданно, я знаю… Но у меня есть определенные причины на это, – произнесла Нестерова с секундной заминкой, и Светлана представила, как свекровь затянулась сигаретным дымом. – Прежде всего, я хотела бы спросить, что ты знаешь о Вовчике?

То, что Ева Юрьевна никогда не тыкала пальцем в небо, Светлане было известно лучше других. О том, что происходило в ее семье, Анатолий знать не мог, а значит, информация, которой обладала свекровь (а в этом Светлана не усомнилась ни на минуту), была взята из иного источника. Методом исключения можно было предположить, что обо всех перипетиях похождений Володи бабушка могла знать либо от него самого, либо от Алены. Но Алена рассказала бы матери о столь важном разговоре непременно. Значит, оставался сам Володя, и значит, бабушка была в курсе всех событий.

Обманывать старую леди не имело никакого смысла, в этом Света убеждалась неоднократно, но, зная Нестерову-старшую, Светлана была твердо уверена в том, что выслушивать одну и ту же историю по второму кругу, тем более от своей бывшей снохи, Ева Юрьевна не стала бы. Тогда, вероятнее всего, вопрос означал только начало разговора, не более того, а для Светланы у Евы Юрьевны наверняка имелась какая-то информация о Володе, которой она сочла нужным с ней поделиться.

– Ева Юрьевна, две недели назад Володя ушел из дома, – проговорила Светлана, приготовившись к длительному допросу.

На том конце трубки послышался глубокий вдох, а потом столь же глубокий выдох, и Светлана настолько зримо представила Нестерову-старшую, что ей даже показалось, что от трубки на ее конце провода запахло сигаретным дымом.

– То, что он ушел из дома, мне известно дав-но-о-о, – протянула та, и Светлана услышала, как прокатилось последнее раскатистое «о». – Сейчас меня интересует не это.

– А что?

– Мне любопытно узнать, в какие края он подался. – И в трубке послышалось слабое кудахтанье, похожее на тихий смех.

– Если вас это интересует, то он живет через дорогу, у девушки, как бы это сказать… – замялась Света, – легкого поведения…

– Мой внук живет у проститутки? – неторопливо проговорила Ева Юрьевна, заставив Светлану сморщиться. Эта милая особенность старухи называть все своими именами иногда коробила ее и наводила на мысль, что старая леди делает это намеренно, провоцируя собеседника и лишая его уверенности и твердой почвы под ногами.

– Да, – с неохотой проговорила Света, – именно там он и живет. – Фраза «мой внук» резанула ее слух, но возражать, что Володя не только внук Евы Юрьевны, но еще и сын самой Светланы, она не стала.

– Что ты знаешь об этой особе, лишившей моего внука невинности? – бесцеремонно проговорила та.

– Знакомые Володи говорят, что у нее перебывала вся мужская половина района, – с трудом подыскивая слова, начала Света.

– Это не так плохо, – вдруг прервала ее Нестерова-старшая.

– В смысле?

– По крайней мере, эта особа, видимо, обучила его всему вполне квалифицированно, – почти в открытую засмеялась она.

– Что вы такое говорите?! – возмутилась Светлана.

– Правду, – дыхнула в трубку та. – Что ты знаешь еще?

– Зовут ее Катерина, фамилия Заславская, живет в трехкомнатной квартире одна, вот уже два года ее родители за границей, учится в медицинском колледже.

– Все?

– Все, – сказала Света, и на какое-то время в трубке повисла тишина.

– И как долго, по твоему мнению, он будет жить там?

– Я не знаю, думаю, еще недели две-три, не больше. Иван уверяет меня, что скоро она выгонит его.

– Иван мне нравился всегда, он умный мальчик, – изрекла Ева Юрьевна. – Скажи мне, Света, а за те две недели, что Володи не было дома, он позвонил тебе хоть один раз?

– Нет, – ответила Света, и Нестерова-старшая поняла, что это признание досталось Светлане непросто, потому что, несмотря на все свои старания, голос ее дрогнул. – Зачем вы звоните, Ева Юрьевна? – вдруг резко произнесла Светлана, и старая леди, зная, что ее лица по телефону все равно не видно, расплылась в довольной улыбке. – Вы знаете что-то о Володе?

– Мне кажется, да, – неторопливо проговорила та. Сердце Светланы вдруг подпрыгнуло. – Я думаю, тебе пока неизвестно, что сегодня утром эта милая особа выгнала нашего мальчика вон.

– Как? – выдохнула Светлана.

– Очень просто. Собрала вещи и вытряхнула на лестничную клетку вместе с их обладателем. Мне очень хотелось бы сказать тебе, что это он сам одумался и бросил ее, но, к сожалению, это не так.

Света машинально посмотрела в щелочку приоткрытых штор: на улице была кромешная тьма.

– Но он ведь не на улице? – проговорила она и почувствовала, как слова застревают у нее в горле.

– Разумеется, нет, дорогая, – закудахтал старческий голосок, – иначе я бы так спокойно об этом с тобой не говорила.

– А где он? – Губы Светланы пересохли, а язык и нёбо стали шершавыми и противными. Силясь проглотить слюну, она сделала несколько движений, но в горле стоял ком, мешающий не только говорить, но и дышать.

– В данный момент у меня, и с твоего позволения, – голос Евы Юрьевны сочился сладчайшим нектаром, – он поживет несколько дней здесь. Нам необходимо обсудить с ним кое-какие вопросы, после чего он отправится домой. Ты не против? Я думаю, нет, – тут же добавила она, не дожидаясь ответа. – На сегодня все, – безапелляционно заявила вдруг она, словно устав от разговора. – Если будет что-то новое, я тебе позвоню. – И, не прощаясь, старая леди повесила трубку.

Милая манера Евы Юрьевны заканчивать телефонный разговор тогда, когда этого захотелось конкретно ей, новостью для Светланы не была, но каждый раз, сталкиваясь с бесцеремонностью бывшей свекрови, она приходила в состояние, близкое к негодованию. Старая мымра! Неужели нельзя было сообщить о Володе каким-то иным образом, не выливая на голову снохе ушат помоев?

Привычка не считаться с чувствами окружающих была отвратительной сама по себе, а от гадкой манеры свекрови елейно растягивать слова и хмыкать с видом полного превосходства над собеседником Свету просто выворачивало наизнанку. Подумаете, какая цаца, просто королева голубых кровей! От воспоминаний о надменном лице и царственном взгляде старухи Свету передернуло, и по рукам у нее побежали мелкие торопливые мурашки. Положив на дно чашки двойную порцию кофе и налив приличное количество коньяка, Светлана села с ногами в кресло и, твердо решив успокоиться, переключила свои мысли со свекрови на сына.