Если водитель и заезжал сюда, подумал Крис, то уже довольно давно. Крис рассуждал об этом, набирая код на панели при входе в подъезд и затем медленно направляясь к лифту. Озадаченный водитель вошел в любовный отель и узнал, что хозяин уже удалился. Съездив в офис и убедившись, что там никого нет, он начал паниковать, почувствовал, как узел в желудке начинает раздуваться. Используя последний шанс, останавливается у дома иностранной подружки босса, звонит по меньшей мере раз десять. Наконец, смиряет гордость и звонит из машины боссу домой. Он слышит, как жена хозяина в истерике кричит о каком-то видео, потом подъезжает к дому, его приглашают войти, он входит, возможно, впервые в жизни, снимает туфли и шляпу, ослабляет слишком тугой воротник, несколько раз кланяется, сидя на пятках на татами. Затем смотрит видео и наконец поддается искушению и просит разрешения закурить. Попыхивает сигаретой. А жена босса взволнованно глядит на него и в конце концов восклицает, что у нее нет выбора. Время звонить в полицию.

Эта картина так ярко стояла у Криса перед глазами, что, открывая дверь в квартиру Джессики, он подумал, что входит в дом Дзэния. Сняв туфли и ступив в прихожую, он действительно почувствовал запах сигареты. А когда дверь из прихожей в гостиную открылась, то он увидел, что на полу, твою мать, и вправду сидит водитель — в черном костюме, со стыдливым выражением на лице, сокрушающийся по поводу того, что произошло.

Но когда человек поднялся с пола, Крис увидел, что он совсем не в черном костюме. На нем был малиновый костюм в мелкую полоску. А на шее висел золотой медальон. И на лице его вовсе не было стыдливого выражения — то была улыбка Крис сделал шаг назад и стукнулся обо что-то, а именно о другого человека, который схватил его так крепко, что он совсем не мог двигаться.

И тогда мужчина в малиновом костюме произнес:

— Коннитива [24].

Джессике снился сон, будто она едет в фургоне с Крисом и Таро. Таро ведет машину, а Крис сидит рядом с ним на втором переднем сиденье. Они беседуют о чем-то и смеются; Джессике хочется знать, о чем разговор, но она никак не может наклониться к ним так близко, чтобы услышать. Всякий раз, когда она наклоняется вперед, что-то тянет ее назад. Сначала она не может понять, что именно, а потом замечает наручник, которым сковано ее левое запястье. Другой наручник — на запястье Дзэния. Он одет в платье медсестры, весь в синяках, а из ссадины на голове сочится кровь. Он стонет, хотя его рот заткнут шариком от пинг-понга. «Эй, что это?» — удивляется Джессика. Но Крис и Таро, кажется, не слышат. Она кричит им: «Снимите наручники!», — но они даже не оборачиваются к ней. Как будто ее нет. Она пытается освободиться, но у нее ничего не получается.

Неожиданно фургон останавливается. Джессика выглядывает из окна и видит, что они находятся в деловом квартале, напротив здания строительной корпорации «Дайдзё» — компании Дзэния. Похоже, сейчас время обеденного перерыва. Клерки и секретарши ходят с коробочками с ланчем, сидят на скамейках, едят и болтают. Таро и Крис надевают черные лыжные маски и выходят из фургона. Зная, что они собираются делать, Джессика начинает паниковать, дергает рукой, пытаясь высвободить запястье. Боковая дверь «астро» распахивается. Со словами «раз, два три» Крис хватает старика, Таро хватает Джессику, и они вышвыривают обоих прямо на улицу. Потом, смеясь, закрывают дверь, возвращаются в фургон и уезжают.

Несколько секунд Джессика не может даже пошевелиться, так она потрясена. В голове у нее гудит. Жарко, мостовая жжет спину. Она ощущает мерзкий запах, похожий на запах дохлой рыбы и мочи. Джессику мутит. Потом ее сознание проясняется, и она замечает, что вокруг них столпились люди с опустошенными лицами, женщины прикрывают рты. Тут Джессика замечает, что она совсем голая. Она кричит, пытается встать, убежать, вырваться отсюда, но старик по-прежнему прикован к ее руке. Он не двигается. Он даже не дышит, похоже, и вдруг Джессика слышит вой полицейских сирен, все ближе и ближе. Обхватив Дзэния за шею, она пытается поставить его на ноги, но он выскальзывает из ее рук, а наружный слой его кожи остается на ее ладонях. В это время толпа начинает двигаться, людей становится все больше и больше, а вой полицейских сирен — все более оглушительным Джессика кричит. Теперь толпа наваливается на нее, подминает под себя. Она не может больше кричать, не может дышать…

В этот момент она проснулась, задыхаясь, сжимая рубашку на груди. Какое-то мгновение она не понимала, где находится, была полностью дезориентирована. Она все еще слышала вой полицейских сирен. Потом увидела старика, связанного, с кляпом во рту, лежащего ничком всего в двух шагах от нее, и закричала. Вой полицейских сирен не смолкал. Тогда девушка закричала снова и вскочила. Ей казалось, что сердце сейчас выскочит наружу, что оно подступило к самому ее горлу. Она так и стояла, застыв на месте и выпучив глаза, пока сирены не смолкли. Теперь Джессика слышала лишь жужжание соседней электростанции и собственное прерывистое дыхание. Когда паника улеглась, колени сами собой подогнулись, и девушка рухнула на пол, забившись в рыданиях.

Несколько минут она плакала, ничего не чувствуя и ни о чем не думая. Ее тело сотрясала дрожь. Постепенно к ней вернулись другие ощущения. Прежде всего, она обратила внимание на тупую боль в левом запястье. Повернув руку, она увидела неприглядный лиловый синяк. Потом заметила, что на той соломенной циновке, на которой она только что спала, валяется ломик. Наверное, она упала прямо на него и заснула, а запястье оказалось прижато к ломику.

Второе, на что обратила внимание Джессика, была невыносимая жара. По ее лицу струился пот. Ее шикарные юбка и блузка от Донны Каран совершенно вымокли и прилипли к телу. Было трудно дышать. Джессике казалось, будто она сидит в сауне, так сильно воздух обжигал ноздри. Взглянув на ряд закрытых окон, вытянувшихся под крышей лодочного сарая, она усилием воли встала.

Окна находились слишком высоко, чтобы можно было их открыть обычным путем, и поэтому с каждого свисала длинная металлическая цепь. Цепи эти были такими ржавыми и грязными на вид, что Джессике не хотелось к ним прикасаться. Скорчив гримасу, она ухватилась за одну из них и потянула. Безрезультатно. Она потянула сильнее.

Попробовала двумя руками.

Когда же она дернула цепь со всей силой, с какой только могла, и ничего опять не случилось, если не считать того, что руки были теперь в грязи и ржавчине, она снова запаниковала. Схватила другую цепь, потом следующую, сделала резкий рывок и упала на пол: цепь оборвалась и ударила девушку по лицу.

— Твою мать! — закричала Джессика в истерике.

Казалось, что температура в здании поднялась до двухсот градусов, и Джессика испугалась, что задохнется, если не найдет способ открыть окно. Увидела ломик, подняла его двумя руками, бросилась к стене, подпрыгнула и дико размахнулась. Когда окно разлетелось вдребезги, она прикрыла глаза. Осколки стекла посыпались на нее, застревая в волосах. Ломик громко звякнул о пол, и Джессика сделала шаг назад, втягивая в себя свежий воздух, повторяя: «Господи Иисусе, благодарю тебя, Боже, благодарю тебя, благодарю», и шептала это, пока не почувствовала, что сердце стучит уже не как бешеное, а вполне нормально.

Так, уже лучше. Джессика повернулась к разбитому окну и закрыла глаза, подставляя лицо солнечному свету. Издалека доносились грохот грузовиков, низкое жужжание электростанции, ставшее теперь громче, и даже человеческие голоса, возможно, с лодки или с того берега реки.

Голоса..

А если кто-нибудь слышал, как она разбила окно?

Девушка снова разволновалась и принялась кусать ногти. Да, там, снаружи, были люди. На лодке? По ту сторону реки? Джессика пыталась вспомнить, был ли поблизости мост. Может, пара приятелей пришли порыбачить? Увидят разбитое окно, позвонят в полицию…