К тротуару подъехала маленькая автомашина и остановилась как раз рядом с ним. Из нее вышла девушка с портфелем, за ней милиционер. «Инкассатор» возьмет выручку и повезет в банк»… И у нее есть дело, пусть маленькое, но полезное… И он будет делать что-нибудь маленькое, не обязательно ведь играть на рояле.

Виктор вдруг впервые со страшной ясностью понял весь смысл этих слов: он не будет играть на рояле. Не будет играть… А, может быть, действительно, гомеопат найдет какое-нибудь средство. Нет, что они могут со своими пилюлями. Это мама все выдумывает. Он вспомнил о матери, и ему теперь стало жалко уже не только себя, но и ее.

Наконец ему надоело ходить по улицам. И он сел в троллейбус, который шел к его дому. Против остановки была его школа. Зайти в нее? Там, кажется, идут занятия в спортивном зале… Ну да, надо поговорить с Николаем, если не с ним, то с кем же тогда говорить?!

Виктор чуть приоткрыл дверь в спортивный зал. Здесь он увидел много ребят, и у всех, кто прыгал, кто подтягивался на кольцах, раскачивался на перекладине, у всех были мускулистые тела, все спортсмены были веселы и жизнерадостны. Он вспомнил, как впервые, еще пятиклассником, вошел в этот зал. Учитель предложил к следующему уроку принести с собой майки, трусики и тапочки. Мать пришла в ужас — ведь там, в холодном зале, в одних трусиках и тапочках можно простудиться. Пошла к врачу и добыла у него справку об освобождении. С тех пор он перестал ходить на уроки физкультуры. А если бы ходил, может быть, был бы таким, как Николай и все остальные. Ведь не родятся же силачами… А что если зайти сейчас в зал, подойти к Леониду Васильевичу и попросить, чтобы разрешил заниматься? Он будет делать все, что скажет ему учитель, все, что нужно, чтобы стать таким, как эти ребята. Но тут же он невесело усмехнулся — куда ему лезть в их компанию!

Виктор осторожно прикрыл дверь, отошел в самый конец коридора и сел на скамейку.

Неожиданно дверь спортзала распахнулась, и оттуда вышли Леонид Васильевич, Николай и еще кто-то, но кто Виктор в наступивших сумерках уже не различил. Куда они пошли? Ну да, у них тоже есть свои какие-то дела, разве до него им всем? И он подумал, что, в сущности, у него есть один только настоящий друг, и друг этот — мама…

Он посидел еще и не спеша направился домой.

На его звонок дверь открыла мать.

— А, наконец-то! — воскликнула она. — А тебя тут ждут.

— Кто ждет? — спросил он, проходя в переднюю.

— Два твоих учителя пришли, Елена Петровна и преподаватель физкультуры, из школы… Витенька, я так растерялась, я не знала, что им сказать… без тебя… Они хотят, чтобы ты поехал на лето куда-то в лагерь.

Александра Николаевна все это проговорила на ходу, второпях, но Виктор жадно ловил каждое ее слово. Леонид Васильевич пришел сюда, к нему. А ему казалось, что никому нет до него дела, что о нем никто не думает. Елена Петровна? Она при чем здесь, если речь идет о лагере? А почему нет Николая? Ведь они вместе с Леонидом Васильевичем вышли.

Елена Петровна и Леонид Васильевич сидели за столом. Перед ними стояла ваза с конфетами и печеньем.

— А вот и он, — сказал Леонид Васильевич. — Где ты пропадаешь?

— Ну, Леонид Васильевич, — предложила Елена Петровна, — выкладывайте ему, зачем мы пришли.

— Мне мама уже сказала, насчет лагеря. Только…

— Я, товарищи, не понимаю, — вмешалась Александра Николаевна. — Вы же знаете, что Витя очень слаб здоровьем. Ну посудите сами, куда ему ехать в лагерь? Жить в палатках, в сырости. Дожди, ветер, а он так легко простуживается.

— Александра Николаевна, — начал Леонид Васильевич, — разрешите говорить с вами откровенно. Я — тренер, физкультурный работник. Голова раскалывается от всяких дел, а я бросаю все и иду к вам. И не я один, идет и Елена Петровна. Почему, вы спросите? Охотно отвечу. Потому что я не только тренер, я — школьный учитель. И судьба моего ученика меня волнует.

— Виктор одаренный мальчик, — сама не зная к чему, сказала Александра Николаевна. — Ему нельзя, как всем.

— Да будь он талантлив, как сам Бетховен, но… — Леонид Васильевич боялся, что скажет резкость, и замолчал.

— Я не умею ничего делать. Мяча даже по-настоящему бросить не могу, — тихо произнес Виктор. — Как же я поеду в лагерь?

— Слушай, Виктор, — начала Елена Петровна, — как ты знаешь, я тоже не спортсменка, я преподаватель музыки. Но знаю, что дают занятия спортом. А ваш сын, Александра Николаевна, ой, как нуждается в силе… Бах, Рахманинов, Лист не спрашивали его, сильные ли у него руки, когда писали свои концерты и прелюдии.

— Мы с ним к гомеопату пойдем, — робко, сама уже понимая, насколько ее слова не убедительны, сказала Александра Николаевна.

— Ну, конечно, глотать лекарства куда легче, чем делать эти, как вы их там называете, Леонид Васильевич, сальто и кульбиты.

Виктор сидел, не подымая головы. Потом тихо сказал:

— Там в лагере будут отборные спортсмены. Ну куда мне равняться с ними?

Леонид Васильевич положил руку на плечо Виктора.

— В том-то и дело, что будут не только отборные. Будут разные. А с такими, как ты, станем заниматься особо. Чтобы им было и под силу и интересно. Кроме того, твои, музыкальные способности в лагере очень пригодятся. Мы будем соревноваться и в спорте, и в том, кто сильнее в драматическом искусстве, в пении, танцах, литературе… Программа обширная.

— Я совсем об этом не думала, — нерешительно произнесла Александра Николаевна. — Отпустить его одного. Он ничего не умеет. Это очень страшно.

— Перестань, мама! — воскликнул Виктор. — Даже стыдно! Как будто я… И не такой я беспомощный.

— Ну, ладно, не волнуйся, Виктор, — сказал Леонид Васильевич, вставая. — Дело такое нельзя с кондачка решать. Мы пойдем, а вы, Александра Николаевна, подумайте. Подумайте о Викторе, а не о том, что вам трудно будет на некоторое время с ним расстаться. Подумайте, с ним поговорите.

Виктор тоже встал.

— Я, Леонид Васильевич, уже решил. Я поеду в лагерь. Я вам очень благодарен. И вам, Елена Петровна. А ты, мама, не расстраивайся.

Александра Николаевна вздохнула.

— Если бы все это было к лучшему, а то заболеешь еще там.

— Геркулесом вернется он, поверьте мне, — убежденно проговорила Елена Петровна. — Будет первым гимнастом.

— И первым пианистом, — добавил Леонид Васильевич.

Когда гости ушли, Александра Николаевна принялась убирать со стола. Виктор сел на диван с книгой. Оба молчали. Матери было обидно, как это так сын решил все без нее, слишком уж он стал взрослым, самостоятельным. А с другой стороны ее немного радовало, что все как-то само собой разрешилось, может быть, и на самом деле в лучшую сторону. А Виктору ни о чем не хотелось говорить сейчас. И читать не хотелось. Он просто держал в руках книгу, раскрытую наугад, вовсе не на том месте, где вчера остановился.

Со двора донесся негромкий протяжный свист, потом два коротких. Виктор отложил книгу и подошел к окну — да, во дворе стоял Николай.

— Мама, я на минутку выйду, — сказал он, проходя по комнате к двери.

Было уже темно, тусклая лампочка освещала скамейку, возле которой стоял Николай. Виктор направился к нему.

— Ну что, были? — спросил Николай.

— Были. Леонид Васильевич и моя учительница. Оба. Это ты их напустил на меня?

— С какой стати я. Они сами. Я тут на третьем плане.

Они вернулись к скамейке, сели.

— Леонид Васильевич умеет говорить убедительно, — после некоторого молчания начал Виктор. — Это, по-моему, потому что он сам убежден в том, что говорит.

— Это у всех так, — коротко сказал Николай.

— В общем я еду. Как-то решил сразу. Так что ты можешь радоваться.

В окне второго этажа открылась форточка, и через нее просунулась голова.

— Витя! — крикнула Александра Николаевна. — Вот вы сидите так, на холоде! Вы простудитесь! Идите домой!

— Иду! — крикнул Виктор.

Они встали и пошли по двору.

— Может, зайдешь, Колька? — спросил Виктор, останавливаясь в подъезде.