— Мне нужен Николай Николаевич Раздольский, — повторил Виктор.

— Я Николай Николаевич Раздольский, — сказал старик, проходя в комнаты. — Пожалуйста, прошу вас.

Комната, куда вошел Виктор, напомнила ему театральный музей, в котором он недавно был с мамой. Вещи, множество вещей… Ну да, ведь хозяин квартиры был когда-то знаменитым певцом, все это, конечно, памятные подарки. Они были повсюду, от этого комната казалась уютной. И Виктор почувствовал себя уже не таким скованным, каким был минуту назад.

— Много у вас подарков.

— Да… — вздохнул Николай Николаевич. — Вся жизнь здесь.

— Есть что вспомнить.

— Да ты что, позавидовал? — переходя на «ты», рассмеялся старый артист. — У меня все позади, а у тебя — впереди. Мне тебе надо завидовать, да! Кончишь институт, станешь инженером или врачом. Слава будет не хуже этой. — Он широким жестом показал на стену. — А может и лучше…

— Я учусь в музыкальной школе, играю на рояле, — пояснил Виктор.

— Прекрасно! Свой брат, значит! — улыбнулся хозяин, вынимая из кармана портсигар. — Надеюсь, не куришь?.. Ну, что за дело у тебя ко мне?

Виктор знал, что это тот самый портсигар, из-за которого столько пришлось поволноваться. Он смотрел на него — и ему вспомнилось все, связанное с этой небольшой вещицей: дорога в лесу, драка с незнакомой женщиной, разговоры с Николаем, слежка за гадалкой. И вот этот портсигар снова здесь, у своего владельца.

— Ну что же ты? Что у тебя ко мне?

— Да я к вам насчет этого портсигара, — придя, наконец, в себя, сказал Виктор. — Ведь с ним целая история. Я живу сейчас в лагере, спортивном лагере.

— Вот оно как. — Николай Николаевич с любопытством поглядел на своего молодого гостя. — И что же это за история? Что ты о ней знаешь?

Виктор рассказал, как к нему попал в руки чемоданчик, как он нашел в нем кучу вещей и в том числе этот самый портсигар, как узнал, что владелица чемоданчика — гадалка, как он следил за ней и в конце концов упустил.

— Так, — медленно проговорил Николай Николаевич. — Это вся твоя история? И больше ты ничего не знаешь?

— В том-то и дело.

— А что же ты от меня хочешь?

— Как что? Упустили мы эту мошенницу, и единственная нить, которая еще осталась, — это вы. Только вы мне можете объяснить, каким образом попал портсигар к той женщине и кто она в конце концов такая? К вам портсигар принес наш парень из лагеря — Николай. Но он тоже…

— Значит, Николай твой товарищ?

— Он мой лучший друг, — с гордостью заявил Виктор.

Старик внимательно посмотрел на мальчика.

— Лучший друг? И он тебе все рассказывает?

— Все, — неуверенно ответил Виктор.

— Тогда ты знаешь и мою Татьяну, внучку мою?

— Нет, ее не знаю.

— У нее еще есть имя, Тангенс. Все выдумывают они.

— Тангенс знаю. Она приезжала к нам в лагерь, к Николаю.

— Даже в лагерь приезжала! Так ты, может, еще знаешь Терентия? И что они все вместе завтра уезжают во Львов на какие-то там соревнования?

— Едет во Львов? На соревнования? Он не во Львов едет, Николай Николаевич, у него в Рязани сестра заболела, отпросился он. У нас свои соревнования, в нашем лагере, как же он может ехать куда-то во Львов?

— В Рязань должен ехать? И соревнования у вас? Так ведь это… — Николай Николаевич прошелся по комнате. — Тебя как звать?

— Виктор.

— Так вот, Виктор. Твой друг, я уже успел к нему приглядеться, хороший парень.

— Очень! — вырвалось у Виктора.

— А вот вся эта затея с поездкой не очень приглядная. И товарищей бросил. Вечно какие-то темные махинации у этого мерзавца.

— Терентия? А какие махинации?

— Всякие. Ну, например, он уговорил твоего Николая ехать каким-то подставным лицом на какие-то соревнования. Вообще неприятная личность, служит в каком-то маленьком учреждении, на небольшой должности, а живет явно не по доходам.

— Николай едет на соревнования? — Виктор не верил своим ушам.

— Да. И Терентий склонил его к этому.

— Николай Николаевич! — Голос у Виктора задрожал. — Как же вы. Почему вы до сих пор не выгнали Терентия? Вы, такой человек…

— Слушай, друг Горацио… Есть на свете такие вещи, о которых не хочется говорить.

Виктор сидел подавленный и молчал. Что же произошло с Николаем, который был для него образцом в дружбе? А его честное и прямо-таки самоотверженное отношение к спорту. А как горячо он бился за него, за «маэстро Воробышка»…

— Любовь — красивое, сильное чувство. Но не всегда, — невесело сказал хозяин дома и усмехнулся. — Попадет мне от внучки за то, что я тебе все это рассказал. Но ничего, пожалуй, так лучше.

В передней раздался звонок. Николай Николаевич поднялся. Встал и Виктор.

— Сиди, сиди. Это, наверное, вернулась Танюша с кавалерами. Ходили покупать что-то к отъезду. Сейчас ты сможешь с моим тезкой поговорить по-мужски.

Раздольский вышел в переднюю и через минуту вернулся обратно, но уже не один. С ним была… Виктор сразу узнал ее, эту молодую женщину.

Он не верил своим глазам, но это была та самая сообщница гадалки, которая орудовала вместе с ней в больничном саду.

— Проходите сюда, — сказал Раздольский, — садитесь.

Женщина села за стол, не спеша оглядела комнату.

— Я, собственно, не к вам, а к вашей внучке. У меня к ней дело…

Виктор лихорадочно обдумывал, что привело сюда эту молодую женщину. Ясно, она явилась в этот дом, чтобы и здесь делать свое грязное дело, а может быть, и шантажировать старого артиста. И он взволнованно, запинаясь, сказал:

— Николай Николаевич, я должен вам сообщить. Хочу предупредить. Эта женщина… Не верьте ей… Это гадалка! Мы сами ее видели, я и одна девочка из лагеря. И еще одна девочка…

— Позволь, позволь, — удивленно посмотрел на него Николай Николаевич, — при чем тут гадалка? Ты что-то путаешь…

— Ничего я не путаю, — обиделся Виктор. — Я видел ее во дворе больницы. Она ходила от одной больной к другой, опутывала их.

— Я понимаю, в чем дело, — улыбнулась женщина. — Вот что, молодой человек, я сотрудница милиции и гражданину Раздольскому уже показала свое удостоверение. А в больнице мне надо было кое-что выяснить. Вот я и гуляла с гадалкой, беседовала с ней и еще кое с кем. А ты где был?

— Мне тоже надо было кое-что выяснить в больнице, — растерянно произнес Виктор.

— Чем же я могу служить? — уже несколько встревоженным тоном спросил Раздольский. — Или, вернее, моя внучка?

Сотрудница милиции вынула из портфеля большой сверток и положила его на стол. Потом сказала:

— Мы задержали одну женщину, которая, как выразился молодой человек, опутывала наивных доверчивых девушек.

— Речь, очевидно, идет и о моей внучке? — с горечью проговорил старый артист.

— Да, и о ней. Девушки давали этой женщине различные вещи. Собственно, это даже нельзя назвать кражей, потому что они добровольно несли ей кто что мог. И, главное, что очень интересно, никто не заявлял нам о пропаже порой очень ценных вещей. Кто же признается, что он ходит по гадалкам? И вот среди обнаруженных у задержанной предметов мы нашли эти. — Она развернула сверток, в котором оказались два массивных серебряных бокала и старинная табакерка. — На этих вещах есть дарственные надписи, по ним мы и нашли вас. Они были подарены вам, Николай Николаевич Раздольский, а ваша внучка сочла возможным, такие дорогие вашей памяти вещи отдать какой-то аферистке.

Николай Николаевич взял в руки табакерку, начал машинально вертеть ее в руках.

— Да, я знал об этой неприятной истории. Мне внучка недавно сама все рассказала, но я не хотел подымать шума. Может быть, по слабости характера, из-за ненужной щепетильности. А скорее всего потому, что мне жалко было Танюшу. Я щадил ее самолюбие… А ведь если подумать… Культурный, современный человек, и право же, неглупый человек, и пошла к безграмотной бабе за помощью. За какой? Чтобы кого-то там приворожить. Какая отвратительная чепуха! А сейчас у меня уже нет сил говорить с Татьяной. Вы уж сами возьмите на себя этот труд…