Взглянув еще раз в окошко, Чочой решил, что ему следует как можно скорее выбраться из этого странного белого дома и посмотреть, нет ли и в самом деле здесь где-нибудь Нутэскина и Очера. Волновала мальчика и другая мысль: не удастся ли снова бежать туда, за трепетную стену миража?

Случай помог Чочою: на поселок надвигался туман. В па­лате стало темно. Мальчик быстро надел полосатую куртку, которую ему дал человек «с двойными глазами», как он мыс­ленно называл Степана Ивановича, сунул ноги в мягкие мехо­вые туфли и незаметно выскользнул на улицу.

За густым туманом не было видно домов, только вверху, куда туман еще не достиг, виднелись крыши, словно это пла­вали по морю перевернутые кверху килем лодки.

В одном месте Чочой наткнулся на какой-то забор и неда­леко от него заметил человека. Мальчик шарахнулся в сторо­ну и побежал у самой воды по мокрой морской гальке.

И тут до него донесся странный, никогда еще им не слы­шанный возглас:

— Урра!.. Урра!..

Кто-то быстро пробежал мимо него и спрятался за пото­нувшим в тумане предметом, который смутно напоминал боль­шую бочку. Чочой прислушался.

— Давай здесь посидим: он, наверное, сюда пойдет, тогда мы из-за этой засады и ударим, — услыхал Чочой уже зна­комый ему голос Кэукая.

«Кого-то хотят бить», — подумал Чочой и присел на кор­точки.

— Вон он идет, — снова послышался голос Кэукая.

— Отряд, в атаку, за мной! — закричал быстро пробежав­ший мимо Чочоя мальчик, которого Чочой тоже узнал: Петя не раз заглядывал к нему в окно.

«Понятно: белолицый лезет к чукотским мальчикам драть­ся, а они защищаются», — окончательно утвердился Чочой в своей мысли.

— Их много, — опять послышался голос Кэукая, — при­дется нам отступать и зайти с тыла.

— За мной! — грозно кричал Петя.

Кэукай, низко пригнувшись, побежал прочь, за ним по­следовал еще какой-то мальчик-чукча.

«Бегут, к самой земле пригнулись, — с горечью и обидой подумал Чочой. Он вспомнил своего друга Тома, растерзан­ного американцами. — Почему, почему так делают белоли­цые?..»

На глаза Чочою попался осколок кирпича. Чочой схватил кирпич, острые грани его больно врезались в руку. Мальчик присел и уставился немигающим взглядом в ту сторону, где слышался голос Пети.

И вдруг он увидел Петю прямо перед собой. На голове у «командира» была треугольная шапка, сделанная из газетно­го листа, в руках он держал карабин. Чочой не знал, что этот карабин уже давно не стреляет. Вид у Пети был самый ре­шительный: резко наклонившись вперед, он, казалось, в лю­бое мгновение готов был выстрелить. «Сейчас выстрелит, обя­зательно выстрелит!..» — с ужасом подумал Чочой, еще силь­нее сжимая кирпич в руке.

Петя заметил Чочоя. Думая, что это Кэукай, он прило­жился к карабину и закричал:

— Сдавайся!

Словно пружина, взвился Чочой и что было силы швырнул кирпич в голову Пети. Послышался гулкий удар в пустую же­лезную бочку: Чочой промахнулся.

В одно мгновение Петя очутился рядом с Чочоем. Рассмо­трев его перекошенное гневом и страхом лицо, Петя удивился и спросил по-русски, забыв о том, что Чочой не знает русского языка:

— Ты... ты чего это, а? Ты же мне чуть голову не разбил!

Чочой застыл на месте: казалось, что в любое мгновение он готов был начать схватку. И Петя, вдруг поняв, что с маль­чиком творится что-то неладное, почувствовал опасность.

Пока Петя раздумывал, что ему предпринять, около двух десятков ребят окружили его и Чочоя. Словно затравленный зверек, Чочой начал быстро оглядываться, как бы прикиды­вая, в какую сторону лучше всего броситься бежать. А Петя вытирал своей газетной треуголкой пот со лба и смотрел на Чочоя доверчиво, дружелюбно, но прежнее недоумение не сходило с его взволнованного лица. Петя вспомнил, что маль­чика еще не собирались выписывать из больницы. «Как же он очутился на улице?»

С минуту тянулось молчание. Чочой чувствовал, с какой жадностью рассматривают его стоявшие вокруг мальчики и девочки. И тут он услышал вопрос:

— Верно ли говорят, что ты бежал с Аляски?

Чочой резко повернулся на голос, желая рассмотреть маль­чика, который обратился к нему с таким странным вопросом.

— Быть может, ты опять на Аляску решил бежать? Неуже­ли тебе там было лучше?..

Это спрашивал Эттай, стоявший совсем рядом с Чочоем.

— Зачем смеетесь?! — выкрикнул Чочой. — Я хочу бежать с Аляски...

В толпе детей волной пронеслись изумленные возгласы.

— Послушай, ты же убежал с Аляски, ты же на Чукот­ке! — как можно убедительнее сказал Эттай.

— Да, да! Ты на Чукотке! Ты убежал! — наперебой за­кричали ребята.

Оглушенный и еще более пораженный тем, что ему сказа­ли, Чочой молчал. На мгновение ему показалось, что все пе­ревернулось вверх дном. Он даже пошатнулся и закрыл лицо рукой. Снова в памяти вспыхнули горящие факелы. И, как ни пытался Чочой представить их где-то далеко-далеко, они по­лыхали багровым заревом здесь, рядом с ним, перед его гла­зами. Чочою хотелось посмотреть на все это уже с другого берега, с того Счастливого берега, о котором так много он ду­мал, к которому так стремился, но из этого ничего не выхо­дило...

— Послушай, Чочой, а как зовут твою маму?

Чочой вздрогнул. Его поразил не самый вопрос, а то, как эти слова были произнесены. «Кто это спросил?» — мелькнуло в голове мальчика. Он медленно отвел ладонь от лица и уви­дел черные, с каким-то странным выражением устремленные на него глаза Кэукая. «Да, да, это он спросил, это был его голос», — подумал Чочой. От напряженного молчания, с ко­торым мальчики и девочки ждали ответа, Чочою стало не по себе. А Кэукай между тем смотрел на него все тем же необыч­ным взглядом.

— Мою маму... — Чочой запнулся, чувствуя, что у него пе­ресохло во рту, — мою маму звали Ринтынэ.

Кэукай схватил было Чочоя за плечи, но, вдруг повернув­шись, рассек кольцо ребят и закричал:

— Мама! Мама!.. Он говорит — Ринтынэ! Он говорит — Ринтынэ!.. — закричал Кэукай, подбегая к своему дому.

Но у самого дома он, словно что-то вспомнив, остановил­ся и, задыхаясь, помчался обратно.

— Чочой! Чочой!.. — кричал он, и в крике его было столь­ко радости, что шум, поднятый и детьми и сбегающимися взрослыми, снова утих. — Чочой! Знаешь что... знаешь что, Чо­чой!..— никак не мог отдышаться Кэукай. — Вот что, Чочой: ты мой брат!

— Я твой брат?

— Да-да, Чочой, ты мой брат, и я твой брат!..

Новый взрыв возгласов заглушил последние слова Кэукая. Мальчики и девочки протягивали свои руки Чочою, Кэукаю, поздравляли их со встречей. Все наперебой уверяли Чочоя, что здесь не произошло никакой ошибки. В разговор вмеша­лись и взрослые.

Запыхавшись, бежала из своего дома Вияль, за ней спе­шил Таграт. В конце поселка кто-то взволнованно кликал Ты­нэта и его дедушку Кэргыля. Возбужденные поднявшейся су­матохой, в поселке громко завыли собаки.

А Чочой смотрел на взволнованное лицо Кэукая, все еще не вполне веря в свое счастье. Мысль, что пройдет мгновение и он снова останется один-одинешенек на всем белом свете, пугала его. Чочой ухватился руками за Кэукая и, увлекаемый толпой, куда-то двигался под шумные возгласы людей.

«Значит, это верно, что я на другом берегу, на Счастливом берегу!» — мелькнуло в голове измученного мальчика, и впер­вые ему представились пылающие факелы не рядом, а где-то далеко-далеко, на той, на проклятой земле...

...Дом председателя колхоза был переполнен. Среди чукчей Чочой заметил и тех двух людей, которые долго держали его в белом доме. Мальчик испугался, как бы его снова не увели в больницу, но те двое ласково улыбнулись ему, и он успо­коился.

Вияль не знала, где и как усадить своего племянника, она говорила ему ласковые слова, угощала его какой-то вкусной едой, названия которой Чочой еще не знал.

Чочой сконфуженно улыбался, как мог отвечал на сыпав­шиеся с разных сторон вопросы.

Узнав о смерти сестры и об исчезновении брата, Вияль умолкла. Таграт незаметно гладил ее по плечу и все смотрел и смотрел на племянника.