И, немного помолчав, Чочой добавил таким серьезным тоном, словно ему было не девять лет, а уже все двадцать:

— Надо скорее бежать отсюда...

Дней через десять Чочой поднялся на ноги. Раза два он выходил на байдаре с дядей в море. Гоомо учил его охотничье­му ремеслу.

На первых порах им везло: они возвращались с добычей.

— Давно надо было от Кэмби уйти, — сказал Чочой, ра­дуясь тому, что у них наступила наконец вольная и независим мая жизнь.

Гоомо улыбнулся, но тут же его лицо помрачнело. «Рано радуешься, мальчик: эти двуногие звери не позволят нам долго жить так», — подумал он, но вслух свои мысли не вы­сказал, боясь встревожить Чочоя.

Гоомо не ошибся. Вскоре кто-то ножом изрезал его кожа­ную байдару, а через несколько дней, когда Гоомо ходил по ледяному полю в море, выслеживая нерпу, в него стреляли.

Чочой заметил, что его дядя с каждым днем становится все мрачнее и мрачнее. И вот однажды, когда к берегу моря пригнало огромные ледяные поля и Гоомо отправился по льду в море пешком, мальчик пошел проводить его.

— Не ходи, очень тебя прошу, не ходи! А то, быть может, ветер повернется, угонит льды в море, со льдами и тебя уне­сет, — упрашивал он дядю.

— Не угонит, — успокаивал Чочоя Гоомо. — Настоящий охотник должен быть смелым.

— Тогда и я с тобой пойду.

— Нет, нет! — запротестовал Гоомо. — Ты еще маленький, тебе нельзя со мной. Жди меня дома. К вечеру я вернусь.

Но Гоомо к вечеру не вернулся. Не вернулся он домой и через несколько дней. Подошедшие к берегу льды снова угна­ло в море.

Отчаяние охватило Чочоя. Все дольше и дольше он задер­живался на берегу, высматривая Гоомо. И, когда наконец пришел к выводу, что потерял навсегда последнего родного человека, он, не задумываясь, решил бежать, бежать во что бы то ни стало с проклятой земли.

— Убегу, все равно убегу! Пусть погибну, но уйду в про­лив,— твердил он, вынашивая план побега. — Надо Нутэскину сказать, надо Чумкелю сказать. Вместе убежим. Они же там родились, там их дом...

Но ни Чумкель, ни Нутэскин не поддержали Чочоя.

— Разве не знаешь ты, мальчик, каким сердитым бывает покрытое льдами море? — спросил Чочоя Чумкель, подвигая к нему юколу. — Дядя твой недалеко от берега ушел и то не вернулся...

Не притронувшись к юколе, Чочой долго молчал. Вдруг он вскочил на ноги и, давясь слезами, крикнул:

— Ну что ж, тогда я сам убегу!

С этими словами он выбежал на улицу и бросился к озе­ру. Там на берегу валялась вверх дном легкая байдара Гоомо, на которой он плавал только по озерам. Пуститься в плавание на этой посудине по морю, да еще покрытому льдами, было безумием, но Чочой не видел иного выхода. И он твердо ре­шил: «Пусть погибну, но здесь больше не останусь!»

Из-под ног Чочоя неожиданно вылетела куропатка. Маль­чик проследил за ее полетом, тяжело вздохнул и посмотрел в сторону моря.

Далеко на горизонте виднелись призрачные льдины. Они были волшебно красивы и имели самые причудливые формы. И опять Чочою вспомнилась Москва из журнала Гоомо,

— Мираж! — прошептал Чочой. — Это только мираж. Но где-то за ним находится та, Счастливая земля...

Чочой вспомнил, как еще совсем недавно он вот так же стоял на морском берегу и, глядя вдаль, думал о Москве, а сзади к нему подкрался Кэмби, грубо дернул за шиворот, опрокинул на землю.

— У, волк! Вонючий старый волк! — вполголоса обругал мистера Кэмби Чочой и, схватив байдару за нос, поволок ее к морскому берегу. «Убегу! Убегу! Сейчас же убегу!» — по­вторял он про себя, все ускоряя бег.

Оставив байдару на морском берегу, Чочой побежал в ярангу Гоомо, нашел нерпичий мешок, собрал в него остатки запасов мяса, наполнил небольшой железный бидон водой и снова побежал к берегу. Спустив байдару на воду, Чочой по­грузил в нее мешок с едой и воду, а затем внимательно прове­рил каждый шов байдары — не протекает ли.

Прежде чем решиться сесть в байдару и отчалить, Чочой пристально осмотрел спокойное море с белыми пятнами пла­вучих льдов. Мысленно представив свой путь, он зябко по­ежился, нерешительно потоптался на месте. «Страшно одно­му,— подумал Чочой. — Вот если бы Том был со мной!..»-

Тут Чочой подумал, что он может отправиться в плаванье не один. «Надо взять с собой Очера! Да-да, мы поплывем вдвоем с Очером! Но как похитить Очера у мистера Кэмби? Еще поймают, бить станут или, как Тома, убьют...»

Долго стоял Чочой в нерешительности.

«Нет, нет, Очера нельзя здесь оставить! Ему плохо у Кэм­би: его никто там не любит, только заставляют работать...» Эта мысль придала мальчику силы. Больше не раздумывая, он побежал к дому мистера Кэмби. Чувство ненависти и жела­ние спасти Очера переполняли Чочоя, заглушая все, что на­поминало об осторожности, о благоразумии.

«Увезу, все равно увезу Очера!»

Во дворе Кэмби было пусто. Отворив калитку, Чочой ре­шительно подошел к конуре. Очер бросился к нему на грудь, жалобно завизжал. Чочой испуганно пробежал глазами по окнам дома и, отстегнув цепь от ошейника собаки, приглу­шенным от волнения голосом воскликнул:

— Беги!

Очер бросился прочь со двора. За ним побежал Чочой. Но не успел он выбраться за ворота, как услышал позади себя истошный крик:

— Держите его! Держите вора!..

На какую-то долю секунды Чочой остановился, чувствуя, как у него подкашиваются ноги.

— Держи-и-и!.. — еще раз хлестнуло его сзади.

Подбежав к байдаре, Чочой толкнул ее в воду.

— Очер, сюда! — крикнул Чочой.

Очер прыгнул в байдару. В один миг очутился в байдаре и Чочой.

— Держи!.. — кричал мистер Кэмби, влетая с разбегу в резиновых сапогах в воду.

На берег выбежал Нутэскии.

— Садись, садись в свою байдару, догони щенка! — закри­чал на него мистер Кэмби.

«Не выдержал мальчик: убежал, один убежал! Погиб­нет!» — пронеслось в голове Нутэскина.

Он столкнул с помощью Кэмби свою трехместную байдару, бросился догонять Чочоя.

— Догони, догони вора! — кричал мистер Кэмби. — Верни его сюда, я с ним рассчитаюсь!..

...Мираж постепенно исчез. Небо заволакивали тучи. Море из темно-синего становилось свинцовым, неприветливым. С той стороны, где недавно виднелся призрачный город, теперь на­двигался туман. Подступал он медленно, постепенно закры­вая густой пеленой море. Стаи уток взлетали кверху, стараясь улететь прочь от светонепроницаемой массы тумана.

Чочой торопился уйти как можно дальше от берега, гребя изо всех сил, и скоро устал. Он плыл в тумане наугад, ничего не видя, невесело думая о том, что если поднимется шторм, то гибель неизбежна.

Но вот туман рассеялся, небо посветлело. Лишь на восто­ке, там, где опускался к морю раскаленный диск солнца, ту­ман еще клубился на багровом фоне заката.

Чочой совсем перестал работать веслом. Он наблюдал, как огненный диск солнца погружался в туман. Через море про­тянулась широкая дорога, усеянная миллионами красных бли­ков. Стая уток, напоминая густое черное кружево, вылетела на багровую дорогу и пронеслась над самой водой к заходя­щему солнцу. В воздухе долго слышалось хлопанье крыльев. Чочой проследил за полетом стаи, пока она не исчезла из виду.

Неожиданно Чочой услыхал позади себя слабые всплески. Он повернулся и увидел байдару с человеком, который явно преследовал его. Схватив весло, мальчик что было силы по­плыл прочь, изредка оглядываясь назад. Когда на пути по­падались льдины, он с силой отталкивался от них своим длин­ным веслом и плыл дальше. Но байдара преследователя под­ходила все ближе и ближе.

— Чочой, подожди! Подожди меня! Не уходи дальше, по­гибнешь!..— услыхал он голос Нутэскина.

Очер насторожил уши и вдруг завыл. И столько тревоги почудилось Чочою в голосе собаки, что он невольно пугливо осмотрелся вокруг и подумал: «Куда это я? Разве можно переплыть пролив на такой байдаре?»

— Чочой, подожди! Подожди, Чочой! — снова донесся до мальчика голос Нутэскина. — Подожди... Надо вместе...