– Уже недели две от нее нет никаких вестей, – раздраженно сказала Нина. – А звонить в палаццо бесполезно: она то в отъезде, то не может подойти к телефону. Впрочем, я ее не виню: Келли ведет напряженную светскую жизнь, общается с самыми лучшими людьми, насколько тебе известно. На прошлой неделе, например, совершила круиз по Средиземному морю с графом и графиней…

Нина оседлала любимого конька. Энн уселась и слушала ее, время от времени задавая приличествующие случаю вопросы. Келли исполнилось уже тридцать пять, и ей все реже предлагали роли, поэтому она с головой погрузилась в великосветскую тусовку. Прошло, наверное, – Энн быстро подсчитала в уме, – четыре года, с тех пор как Келли в один из своих стремительных наездов в Бостон выкроила время, чтобы позвонить кузине. Как раз тогда решался вопрос об опеке над Тори. Энн помнила тот разговор так, словно он состоялся вчера.

– Тори останется с Мартином, – сказала Келли, и ее прекрасно поставленный голос сорвался.

– Не с тобой? – в ужасе спросила Энн.

– Она будет навещать меня время от времени.

– Но, Келли, разве место ребенка не рядом с матерью?

– Ей будет хорошо с Мартином, я уверена.

Энн нисколько не сомневалась в том, что Келли плачет.

– Просто не могу поверить, что он забрал ее у тебя.

– Мне остается только надеяться, что это к лучшему, – прошептала Келли.

– У него нет сердца! – воскликнула Энн. – Он ужасный человек.

– Я не хочу бороться с ним – это получило бы широкую огласку и могло бы навредить Тори.

– Ты такая великодушная! – восхитилась Энн. – Бедная малышка Тори.

– Пожалуйста, Энн, давай поговорим о чем-нибудь другом, – дрожащим голосом попросила Келли. – Ты видела последнюю коллекцию Джесс Ланди? Я заказала несколько вещей – совершенно сказочные сочетания линий и цвета.

– И еще ты очень храбрая, – откровенно сказала Энн. – Да, я видела статью в журнале об этой коллекции; все от нее в восторге…

Вздрогнув, Энн вернулась в настоящее, к сердитому восклицанию Нины:

– Ты слышала хотя бы слово из того, что я произнесла?

– Я думала о Келли, – сказала правду Энн. – О том, как отважно она вела себя, когда Мартин забрал у нее Тори.

– Мартин! – словно выплюнула Нина. – Он использовал все свои связи в юридических кругах и тот факт, что Келли переезжала в Италию. Как будто для трехлетнего ребенка это имеет какое-нибудь значение!

– Я виделась с Тори… У нее глаза Келли, – сказала Энн. – Вы, наверное, знаете, какая ужасная история случилась три дня назад в доме Мартина… Меня как раз послали на тот вызов.

Нина вцепилась обезображенными артритом и унизанными бриллиантами пальцами в ручки кресла.

– Мартин Крейн разрушил жизнь моей дочери. Девочка приходит по воскресеньям ко мне на ланч и этим ограничиваются все наши контакты.

Еще один довод против позиции Мартина: он не дает дочери общаться не только с матерью, но и с бабушкой.

– Вы не находите, что Тори немного застенчива? – дипломатично спросила Энн.

– От этого ребенка слова не дождешься. Мартин настраивает ее против меня, я это точно знаю.

– А как давно не виделась с ней Келли?

– Ей больно встречаться с девочкой, – ответила Нина. – Келли всегда была такой чувствительной! Столь же чувствительной, сколь и красивой. – Она снисходительным взором окинула небрежный наряд и рыжие кудри Энн. – Как жаль, что ты не унаследовала внешности отца. Твою мать трудно было назвать красавицей.

Энн внутренне напряглась. Уничижительное сопоставление ее и кузины – не в пользу первой – было одной из любимых тем Нины. Тем не менее она весело проговорила:

– Не всем же быть известными актрисами, тетя.

– Я собиралась на Пасху поехать в Италию. Но Келли отменила визит. Планы Уго переменились. – Рот Нины вытянулся в недовольную тонкую линию.

– Может быть, они приедут сюда? – предположила Энн.

– Дочь не упоминала о такой возможности. Правда, она была очень занята… Три недели назад Келли ездила в Монако на свадьбу… У меня есть фотографии из журнала.

– Нина увлеченно собирала все вырезки, касающиеся дочери, и Энн покорно повосхищалась кучкой аристократов в нарядах «от кутюр». Келли, стоящая об руку с немецким газетным магнатом, как всегда, выглядела блистательно.

– Уго был занят в городском совете, – фыркнула Нина. – Впрочем, Келли никогда не знала недостатка в эскорте… что Мартин превратно истолковывал как ветреность. – Она впилась ногтями в вышивку на ручках кресла. – Можно подумать, что Келли нарушала свои клятвы. Или что он был безгрешен в этом отношении. Ты даже не представляешь, что пришлось пережить моей бедной девочке с этим человеком!

Мартин, без сомнения, не пропускает ни одной женщины. Живет так, словно завтрашнего дня не существует, с болью подумала Энн. Сегодня он пытался убедить ее в том, что она особенная, но его слова ничего не значат.

– Он очень привлекательный, – нейтральным тоном заметила Энн.

– Келли была совсем юной, когда познакомилась с ним. Юной и впечатлительной. Если бы тогда я знала то, что знаю сейчас, ни за что не позволила бы этому случиться.

Энн в этом очень сомневалась. Нина давала дочери все, чего бы та ни пожелала, а тогда не было никаких сомнений в том, что Келли желает Мартина. Даже для тринадцатилетней Энн это было очевидно.

К счастью, в этот момент в комнату вошла служанка с чаем и прервала течение мыслей гостьи. Беседа увяла, и полчаса спустя Энн поднялась, чтобы уйти. Нина снова подставила ей щеку, и с огромным облегчением Энн отправилась домой.

Ей необходим был этот разговор, но еще больше хотелось поскорее удрать от хронического недовольства Нины. Все, что Энн удалось сегодня узнать, лишь подтверждало уже известное: Мартин безжалостно обошелся со своей женой. Энн и так хватало в жизни забот, чтобы влюбиться в него. Больше этого не случится!

Она поскользнулась на обледеневшей дорожке. Впрочем, Мартин не так уж плох. Она могла бы поклясться, что он любит Тори. Если только он не великолепный актер, то боль и беспомощность, отражавшиеся на лице, когда Мартин говорил о преследующих девочку кошмарах, были неподдельными.

Прекрати думать о нем, нахмурившись приказала себе Энн. Ты никогда больше не увидишься с ним! Так что продолжай жить своей жизнью и реши, что делать дальше. Оставить работу? Устроиться продавщицей в книжный магазин? Пойти на курсы медсестер? Или потратить все сбережения на то, чтобы поваляться на карибском пляже, подставив лицо ласковому солнышку?

Ни за что. Она не могла себе этого позволить.

Когда Энн наконец свернула на свою улицу, первое, что она увидела, был потрепанный «форд» Брюса, припаркованный у ее подъезда. Она вошла в холл как раз в тот момент, когда он нажимал на кнопки домофона.

– Привет, – сердечно сказала Энн, обрадованная его приходом; после Мартина Брюс казался таким простым и понятным.

Брюс улыбнулся ей, но Энн с некоторой неловкостью почувствовала в нем напряженность.

– Я была у тети, – добавила она, – и решила прогуляться до дома пешком.

– Хочешь пойти куда-нибудь перекусить?

– С удовольствием.

Но когда они сидели друг против друга, наматывая сыр из лукового супа на ложки, Энн резко спросила:

– Что случилось? Ты сам на себя не похож.

– Да нет, все в порядке. Просто я хотел кое о чем спросить тебя.

Карие глаза простодушно смотрели на нее, но пальцы Брюса сжимали ложку так, словно та была ломом, которым он собирался взломать дверь.

– Продолжай, – медленно проговорила она.

– Мы много времени проводим вместе, Энн. Ходим в кино и на вечеринки, обедаем. – Он взглянул на непочатую пшеничную булочку так, словно впервые видел этот предмет. – Я целую тебя на прощание. Иногда мы держимся за руки. Но это все. Что-то всегда мешало мне…

– Брюс, я…

– Нет, позволь мне закончить. – Он посмотрел ей в глаза. – В ближайшие несколько дней ты не будешь ходить на работу, а у меня есть неиспользованный пятидневный отпуск. Давай проведем это время вместе, Энн. В какой-нибудь хижине на Великих озерах, в шикарном отеле в Филадельфии. Все равно где. Я просто хочу быть с тобой. – Брюс накрыл ее руку своей. – Я хочу лечь с тобой в постель.