Когда черный «даймлер» увез Марка и Терезу в Лондон, откуда они должны были отправиться в свадебное путешествие, Нора обратилась к Гаролду:

— Дорогой, ты не возражаешь, если я останусь на ночь? Не хочу ехать обратно с Кларком, он такой зануда.

— Не стоит, Нора, — ответил Гаролд. — Завтра я должен подняться на заре. У меня очень ранний рейс в Нью-Йорк.

Он готов был поклясться, что в глазах Норы полыхнула ярость, но, лишь слегка надув губы, она промурлыкала:

— Как скажешь, дорогой. Но мы так редко видимся. — Нора встала на цыпочки, чтобы поцеловать Гаролда на прощание.

Он ничего не чувствовал. Совершенно ничего. Что с ним такое происходит, черт возьми? Немало мужчин многое отдали бы за то, чтобы их поцеловала красавица Нора Сэвидж. А Гаролд не мог дождаться, когда она наконец уйдет.

На то, чтобы усадить ее и Кларка в машину и дождаться их отъезда, ушло минут десять. Затем в него вцепилась пара гостей, от которых он быстро отделался и направился к танцевальному шатру. Оркестр по-прежнему играл, но Агнес не было видно.

Гаролд застыл в неподвижности. Наверное, ушла к себе. Она почти не спала последние двое суток, а вечеринка в общем-то закончилась. С какой стати ей вдруг понадобилось бы побеседовать с ним на сон грядущий, когда, едва познакомившись, они только и делали, что ругались.

А может, Агнес вернулась в Эдинбург! Подальше от «Максвелл-холла». В конце концов она же сказала ему «прощай».

И неожиданно для самого себя Гаролд бросился к парадному входу, чувствуя, как леденеют руки. Синий «ровер» все еще стоял там. На секунду он дотронулся до его верха, как будто подобное прикосновение могло что-нибудь рассказать ему о владелице. Затем, жестом отвращения к самому себе, сорвал галстук и поднялся по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.

Агнес высморкалась в салфетку, которую нашла в кармане джинсов, вытерла слезы рукавом рубашки и в последний раз провела рукой по морде лошади.

— Спасибо, старушка, — прошептала она. Кобыла вскинула голову и прижалась носом к пальцам молодой женщины.

У дверей конюшни Агнес негромко поблагодарила охранника, который позволил ей пройти внутрь.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мисс.

Из сада до Агнес донеслись звуки музыки. На мгновение она застыла, опершись на забор и глядя невидящим взглядом на аккуратно убранный плац. Еще со времен третьего брака ее матери с итальянским графом Агнес находила утешение в компании лошадей. То был период, когда она посещала ужасную школу, где акцент и прямодушие сделали ее объектом насмешек и даже издевательств. Зато по вечерам старший конюший учил ее всем тонкостям обращения с лошадьми.

Именно лошади помогли ей не сойти с ума в те четыре года, пока граф не бросил Терезу ради богатой соотечественницы. Тогда они переехали в Штаты, к владельцу ранчо. Но и там лошади остались для нее все тем же средством спасения от бесконечного и безысходного одиночества…

Выйдя из шатра, Агнес почувствовала себя слишком усталой, чтобы уснуть. Она сбросила бирюзовое платье, влезла в старые джинсы и отправилась в конюшни, чтобы обрести покой, вдыхая запах сена и касаясь бархатных носов лошадей.

Агнес выпрямилась, чувствуя, что еще недостаточно успокоилась, чтобы пойти в дом. И плакала она вовсе не из-за свадеб и не из-за сексуальной привлекательности Гаролда. Просто его отношение к женщинам в целом и к ней самой в частности коробило ее. Засунув руки в карманы, Агнес обошла розовый сад, наполненный сладким благоуханием. Еще несколько минут одиночества, и можно будет отправиться спать.

— Так вот ты где.

Агнес молниеносно обернулась и увидела, как от деревьев, окаймлявших белое здание конюшни, отделилась темная фигура. Гаролд! Все еще в черных брюках и накрахмаленной белой рубашке, только без галстука и воротник расстегнут. Свет, лившийся из конюшни, упал на его лицо.

— Я устала… иду спать, — резко сказала Агнес.

— Тогда ты идешь не туда.

Как она ненавидела насмешку в его голосе!

— Гаролд, — сказала она сдержанно, — ты хоть когда-нибудь смотрел на женщину как на человека?

— Пытаешься выплеснуть на меня обиду, Агнес?

— Не угадал.

Гаролд подошел ближе.

— Ты была в конюшне.

Пришел ее черед насмехаться:

— Я пахну лошадьми? Извини… Ты бы, конечно, предпочел духи.

Гаролд стоял так близко, что она могла бы легко дотронуться до него. Не пытаясь смягчить слова, он сказал:

— Ты плакала.

— Ничего подобного!

— Кто-то обидел тебя?

Агнес резко ответила:

— Твой отец женился на моей матери. Этого, по-твоему, недостаточно?

— Ради Бога, перестань притворяться, что ты выше денег!

— А ты попробуй глянуть чуть дальше, чем банковский счет. Или на нем держится вся твоя мужественность?

— Прекрати, — сказал Гаролд угрожающе спокойно.

Она вскинула голову.

— Я угадала?

Гаролд щелкнул пальцами.

— Мы оба знаем, что ты хотела меня на танцплощадке. Ты презираешь мои деньги — или, по крайней мере, так говоришь. Значит, в твоих глазах моя так называемая мужественность отдельна от банковского счета. Ну же, Агнес, ты противоречишь себе.

— Ох уж эта логика! — бросила она раздраженно. — Если поразмыслить, ты и Аристотель одинаково относитесь к женщинам. Чувственные идиотки!

К ее досаде, Гаролд рассмеялся.

— Здорово же ты разделала под орех величайшего философа мира! Скажу одно — с тобой не соскучишься.

— Спасибо.

Гаролд выглядит моложе и привлекательнее, когда смеется, подумала Агнес со смутным беспокойством. Ее охватило желание заставить его рассмеяться снова, но она подавила его. И тут Гаролд сказал:

— У меня есть идея: я придумал противоядие против последствий шикарных свадеб.

Агнес мрачно поинтересовалась:

— Ты всегда начинаешь лезть в чужую жизнь после полуночи?

Гаролд снова рассмеялся, сверкнув зубами.

— А ты не спросила, что у меня за идея.

— Побоялась.

— Очень простая. Я проголодался. Слишком много слоек и пирогов. Я бы сейчас с удовольствием съел старый добрый сандвич. Как насчет налета на кухню?

Ее губы дрогнули.

— Ты серьезно?

— Да, мадам. — Он потянул ее за руку. — Пошли.

На этот раз Агнес понравилось прикосновение ладони Гаролда. И даже то, что в кожаных сандалиях, купленных на базаре в Джайпуре, она была гораздо ниже его, доставило ей странное удовольствие.

Он провел ее мимо конюшни к задней двери дома, затем через длинный коридор в кухню, которая была больше похожа на выставку технических достижений.

— Твоя мать, — сказал Гаролд, — хочет повесить здесь кружевные занавески.

— Да, она обожает кружева, — подтвердила Агнес. — Видел бы ты виллу в Виченце, когда мы уезжали.

— Оборки на входных воротах?

— Почти… А знаешь, я тоже проголодалась. Где у вас тут холодильник?

Сандвичи получились восхитительными. Положив в рот последний кусок, Агнес удовлетворенно вздохнула:

— Наверное, уровень холестерина перешел все мыслимые нормы… Но я чувствую себя гораздо лучше.

Гаролд слегка запачкал соусом рубашку. Это сделало его гораздо более человечным на вид. И за последний час он ни разу не коснулся Агнес. Так что, когда протянул руку с кусочком салфетки к ее лицу, она лишь улыбнулась.

— Замри — у тебя масло на щеке.

— Только масло?

Взгляд его стал напряженным. Потом, будто бы не в силах удержаться, Гаролд провел пальцем по мягкому изгибу ее губ.

— Как же ты красива, — хрипловато прошептал он.

Может, убежать? — затравленно подумала Агнес и промямлила:

— Это мои самые старые джинсы, и волосы растрепались…

Не торопясь, Гаролд оглядел ее с головы до ног. Волосы и впрямь выбились из прически. Водолазка облегала высокую грудь, а поношенные сандалии Агнес надела на босу ногу.

— Даже в рваной мешковине ты все равно выглядела бы в десять раз лучше всех на этой свадьбе.