Лунный луч упал на постель. Алекс спала как дитя, подложив под щеку ладони. Лицо ее было спокойным и ясным.

Стоя у открытого окна, Тревис смотрел на нее, завидуя ее спокойному сну и счастливым сновидениям. Но больше всего он завидовал ее способности спать сном праведника.

С ним было иначе. Его терзали сомнения. Он знал, что должен наконец решить, как быть дальше.

Тревис беспокойно переменил позу и оперся рукой о раму окна. Взгляд его был устремлен поверх сада и лужайки куда-то в темно-синюю даль ночи. А она, тихая и спокойная, была прекрасна. Молодая луна умиротворяюще лила мягкий свет с небес, окруженная сонмом бледных звезд.

Тревиса мучила совесть. Он не мог больше лгать. Страстная тирада Алекс против лжи до сих пор звучала в его ушах. Он прекрасно понимал, что злоупотребил ее гостеприимством, когда укрылся в ее доме от грозившей ему опасности, хотя и был вынужден это сделать. Но теперь дальнейшая ложь будет просто чудовищной. К тому же он понял, сколь не безразлична ему Алекс.

Кажется, это тревожит его больше, чем вина перед Алекс за обман. В этот день как будто ничего не изменилось в его жизни, но вместе с тем что-то произошло. Тревис не любил неопределенность, его пугали непонятные и незнакомые чувства. Он всегда этого избегал.

Ему тридцать четыре года, и двадцать из них он руководствовался правилом: избегать зависимости от чего-либо или кого-либо. А это означало — от всего, что причиняет боль и страдания. Он не тешил себя иллюзиями и не питал несбыточных надежд, ибо знал, что задуманное и ожидаемое не всегда сбывается. Одиночество в какой-то мере оберегало его от разочарований и ошибок. Оно же помогало в его профессии — терять ему было нечего, он никого не заставлял ждать и тревожиться.

Конечно, была довольно продолжительная связь с Бет, но это — исключение. Теперь, когда все позади, он, пожалуй, готов согласиться, что причиной их размолвки стало его извечное стремление принадлежать только самому себе. По крайней мере, так считала Бет. А вот в другом случае, когда он потерял бдительность, позволил себе привязаться, конец был трагичным.

Черт побери, Джоэл, это ты виноват! Зачем ты уговорил меня согласиться на то, чтобы ты участвовал в этом деле? Ты сослался на нашу дружбу. Тогда почему не был осторожен хотя бы на этот раз? Ведь я предупреждал тебя: Леклер опасен, я просил не засвечиваться, ничего не предпринимать до моего приезда. Почему ты не дождался меня и позволил им убить тебя?

Тревис понимал, насколько глупо теперь казнить себя за гибель друга, но горькие мысли и сомнения не покидали его.

Джоэла нет. Тревис трагически перенес его смерть и лишь совсем недавно перестал так остро ощущать пустоту, оставленную ушедшим другом. Теперь он должен сделать все, чтобы убийца был наказан, ибо только это он еще может сделать для Джоэла.

Да, но почему, вспоминая о Джоэле, он тут же думает об Алекс? Как ему поступить теперь?

Тревис горько усмехнулся, понимая, сколь риторическим является этот вопрос и сколь он бесполезен, как бесполезно гадать — чинить загон или не чинить, когда лошадь уже убежала.

Они с Алекс занимались любовью, им было хорошо вместе, так хорошо, как ему еще никогда не было. Но означает ли это, что он в нее влюблен? Как просто и естественно отдала она себя его ласкам. Это тронуло, нет, польстило ему. Одним-двумя меткими словами или замечаниями она могла заставить его улыбаться. Все это верно. Но достаточно ли это?

Через пару дней вернется Мак. Хочет того Тревис или нет, но ему придется покинуть дом Алекс, а значит, расстаться с ней. Что же его беспокоит?

В сущности, он ничего не обещал. Более того, еще до их близости он откровенно сказал, что должен будет уехать и это может произойти в любой момент. Такова его работа.

Независимость. Не это ли его пугает, а вовсе не страхи, что Алекс узнает, что он обманул ее, говоря об отставке, и использовал ее дом в качестве надежного укрытия в своих играх с Леклером? Меньше всего ему хотелось обидеть Алекс, даже если бы она была ему безразлична. Она не заслуживает такого. Этой женщине нужны нежность, ласка, забота и, наконец, — любовь. Тут Тревис поспешил внести поправку: если бы он был способен на такое чувство.

И все же эта мысль не давала покоя. Может быть, потому, что Алекс олицетворяла собой порой, доброту, искренность — все то, что он искал и не нашел в своем неустроенном детстве.

На темном своде ночного неба одинокая звезда внезапно прочертила яркую дугу и погасла, не оставив следа. Но след остался в его памяти, думал он, осталось прекрасное мгновенье. Это вдруг успокоило Тревиса.

Спящая Алекс пошевелилась и сонным голосом позвала его.

Бросив последний взгляд на ночное небо, Тревис отошел от окна и лег рядом с ней. Ее теплые руки обняли его.

— Ммм, — тихонько протянула она и коснулась губами ямки на его шее. Приятное чувство теплоты и уюта охватило его. Он прижал Алекс к себе и с наслаждением уткнулся в ее плечо. Но снова проклятая тревожащая мысль напомнила о себе: как быть с Алекс?

Тот же вопрос задавала себе Алекс утром следующего дня, яростно натирая до блеска все, что только можно, в своей и без того сверкающей чистотой кухне. Как ей быть с Тревисом?

Едва забрезжил рассвет, она осторожно выскользнула из его объятий и спустилась в кухню. Ей надо было подумать. Слишком многое произошло за эти двадцать четыре часа. Кажется, только вчера она призналась себе в своих чувствах к Тревису. С тех пор многое изменилось, а главное, — изменилась она сама.

После смерти Стефана она упорно гнала от себя мысль, что ей кто-то необходим, была уверена, что ей не нужно ни мужа, ни детей. Она убедила себя, что вполне удовлетворена своей жизнью и другой ей не надо. Ее любят друзья, она прекрасная соседка, и любой малыш вправе называть ее тетей. Однако она ревностно охраняла свою независимость и не стремилась стать для кого-либо чем-то большим — опорой, единственным источником радости. Она боялась, что не справится с этой ролью, ошибется, предаст, не убережет от смерти.

Алекс задумалась. Когда же все переменилось? Сегодня утром, когда она проснулась, все было так ясно и понятно. Она гордилась собой, своей жизнью и тем, что смогла преодолеть горе и отчаяние после смерти Стефана. Теперь она поняла, что просто обманывала себя.

Да, тогда она все делала так, как надо. Перед репортерами держалась с таким спокойствием и достоинством, что они быстро потеряли к ней всякий интерес. Разумно распорядилась немалым состоянием Стефана, отдав основную часть капитала на нужды различных фондов и благотворительные цели и оставив себе ровно столько, сколько позволило ей жить с комфортом, но без излишней роскоши. С добросовестностью, достойной похвалы, она закончила курс и получила степень магистра и работу в университете, купила дом. Она сама строила свою жизнь, заполнив ее друзьями и работой, и убедила себя, что у нее есть все, чтобы считать себя счастливой.

Она любила свое окружение, спокойную жизнь и интересы обывателя средних классов. Правда, она иногда позволяла себе небольшие отступления от правил, некую экстравагантность в поступках или вкусах. Например, ее роскошный «феррари». Теперь она поняла, что красивый, блестящий, быстроходный зверь-автомобиль был единственным проявлением того скрытого и непознанного, что таилось в ее натуре.

А затем в ее жизнь ворвался Тревис.

Конечно, всему виной были чрезвычайные обстоятельства, однако Алекс сомневалась, что это так. Ведь совсем необязательно привозить в свой дом незнакомого человека, а что касается его болезни, то и здесь все можно было организовать без ее непосредственного участия. Однако…

Впрочем, как только он беспардонно сел в ее машину, странный интерес к нему пересилил в ней страх. Она особенно не думала о том, что будет, если… После смерти Стефана эти «если» мучили ее многие годы. Если бы они со Стефаном решили провести медовый месяц в другом месте. Если бы она согласилась выпить чаю, а не попросила кофе. Если бы они зашли в другой магазин двумя кварталами дальше. Если бы она вошла первой, или они оказались бы здесь раньше или позже, но не в момент этого ужасного ограбления, если бы она не растерялась… О, эти проклятые «если бы». Зачем они? Ведь Стефана Уже не вернешь…