Я чувствовал себя не таким уж и подонком.

Я починил Оскару бритву и принял решение что-нибудь такое устроить, чтобы развеселить Оскара с Евой. Но устроить надо было что-нибудь особенное, совершенно необыкновенное. Иначе не стоило и стараться, толку бы не было. Я подумал, что лучше всего посоветоваться со Стаффаном. Он был просто напичкан всякими идеями и планами. Только выбирай. И он был не из тех, кто только строит всякие планы и ничего не делает. Он сразу начинал действовать. Для него не было ничего невозможного.

Правда, я начинал уже немножко сомневаться, что Стаффан всегда всё хорошо придумывает. Результаты иногда получались совсем другие, чем было задумано.

Вот, например, мы попробовали дрессировать Последнего-из-Могикан. (Мы ведь своими глазами убедились, что он срочно нуждается в самом внимательном воспитании.) Стаффан задумал подготовить его к участию в осенней выставке собак. Правда, он не мог выступать по разряду породистых собак.

— Ему не хватает нужного свидетельства о родословной, — сказал Стаффан. — Но в благородстве он ничуть не уступает ка-кой-нибудь там колли или китайскому мопсу. Ты только посмотри, какая у него благородная осанка и как он держит хвост!

Стаффан считал, что это чуть ли не расизм — делать различие между той или другой собакой или между собакой и свиньей. «Отсталость и предрассудки» — вот как это называется.

И значит, оставался один-единственный шанс — контрабандой протащить Последнего-из-Могикан на испытания по выучке. А протащить его было бы легче, если б прибавить к его имени что-нибудь такое аристократическое. Ну, например: Последний-из-Могикан д'Альбу. Стаффан утверждал, что уже одно имя очень много значит.

Но успехов наш ученик пока что не делал никаких. Сколько вечеров проторчали мы у Бродяги, добиваясь, чтобы наш Могиканин хотя бы на поводке научился ходить как полагается! «К ноге!» — командовали то Стаффан, то я. Но наш Могиканин всё равно шёл как попало, то забегал вперёд, то отставал. То оказывался справа, то слева.

Стаффан уткнулся во всякие там книги по воспитанию собак, которые он взял у своего папы. В комнате у него теперь везде валялись журналы «Спортивная охота с собакой», «Собаковод-любитель» и ещё какие-то. Он с головой влез в это самое воспитание и воспитывал страшно терпеливо и настойчиво. Он то ласково уговаривал, таким сладеньким, как мёд, голосочком, то сурово отчитывал, будто какой-нибудь старый капрал.

Бродяга изо всех сил помогал нам дрессировать Последнего-из-Могикан. Он, например, смастерил подходящие козлы, через которые наш Могиканин должен был научиться прыгать. Он сделал лестницу, на которую мы просто обязаны были научить его взбираться. Он давал нам полезные советы и развлекал нас весёлыми песенками под гитару. Он подбадривал нас, когда мы уже готовы были отступиться от нашего бестолкового Могиканина, который упорно не желал усваивать то, что мы старались ему вдолбить.

Бродяга считал, что мы делаем очень важное дело. Искренне так считал. Это уж точно. Для него это была не просто шуточная забава. Они со Стаффаном могли часами обсуждать всякие там приёмы и хитрости дрессировки, а ученик вертелся тут же и доверчиво тыкался своим пятачком им в ноги.

Нет, кой-чего мы всё же добились! Последний-из-Могикан стал гораздо ласковее. Он уже узнавал нас. Когда мы приходили, он кидался нам навстречу и так смотрел на нас своими свиными глазками, будто хотел спросить: «А что мы сегодня будем делать? Уж сегодня я буду очень стараться угодить вам, честное слово!»

А может, он тоже понимал всю серьёзность мероприятия? Мы, например, заметили, что он жутко боится высоты (так уж он, наверно, был устроен), но несмотря на это, он как-то раз одолел целых четыре ступеньки — и с визгом грохнулся в заросли лебеды. Мы захлопали в ладоши и радостно завопили, какой же он молодец. Бродяга сгонял на велосипеде в молочную, заставил тётю Лесбор спуститься вниз, хотя было уже закрыто, и купил целую кучу мороженого, чтобы отпраздновать такое событие. Последний-из-Могикан тоже получил порядочный кусок, он с аппетитом поглощал его, а мы все трое отплясывали вокруг него танец дикарей. Бродяга даже забыл про свою больную поясницу.

— Мы им всем ещё покажем! — сказал он. — Вставай на борьбу со всеми на свете мопсами, борзыми, карликовыми пуделями, ротвейлерами, доберманами-пинчерами и овчарками! Настанет день, когда простые хрюшки поднимут восстание. Когда они не захотят больше служить только отбивными для этих привередливых породистых псов!

Ещё как покажем, думали мы. Придёт день — и Последний-из-Могикан продемонстрирует своё искусство и победит всех этих любимчиков со всеми их родословными!

И вдруг ужасная новость! Бродяга сообщил нам, что сроки соревнований переносятся с сентября на июнь. Времени у нас оставалось всего несколько недель!

— Нам ни за что не успеть, — решил Стаффан. — Вот чёртовы собачники!

Тут мы вдруг увидели, сколько ещё у нашего Могиканина недостатков, сколько ему ещё надо учиться. Сам-то он, по-моему, не очень беспокоился. Лежал себе спокойно у наших ног и тёрся своей глупой башкой о наши брюки.

— Нельзя так легко сдаваться, — сказал Бродяга. — Мы должны бороться до последнего. А то кто же мы такие будем — сборище жалких трусов? Придётся теперь тренировать нашего Могиканина побольше и почаще. Мы вступим в битву со временем. Я могу немного заняться с ним, пока вы в школе. А после школы — интенсивная тренировка общими усилиями.

— О'кей! — сказал Стаффан.

— Идёт! — сказал я.

— Хрю-хрю! — сказал Последний-из-Могикан.

Конечно, я тоже взялся за дело, но, честно говоря, не так горячо, как они. (Взялся ли за дело сам Могиканин — трудно сказать.)

У меня ведь были и другие заботы. Сейчас ещё больше, чем раньше требовалось как-то подбодрить Оскара с Евой. Мои старания починить Оскару электробритву не увенчались успехом. Когда Оскар включил её, она зажужжала, как ошалевшая комнатная муха, потом пошёл дым и запахло пригорелым хлебом. Оскар выдернул шнур и положил подальше от себя эту вонючую гадость.

— Что, не работает? — спросил я участливо и покосился на чадящую пластмассовую штуковину.

У Оскара был такой вид, будто он догадывался, что дело тут не обошлось без меня.

— Отчего ж, сработала будь здоров! — ехидно сказал он. — Что твоя зажигательная бомба.

Он не прибавил больше ни слова и вышел. И так грохнул дверью, что и вправду будто бомба взорвалась! А меня будто придавило взрывной волной. Подонок! — отдалось эхом в голове. Вот именно, подонок и трус!

На следующий день я поговорил со Стаффаном. Хотя его идеи и казались мне иногда немного сомнительными, но на свою собственную сообразительность я совсем уж не рассчитывал.

Он лежал в кровати и изучал «Как ты дрессируешь свою собаку». Вокруг валялись кучи всяких журналов и книг. Некоторые статьи он выдрал и приколол кнопками к стене. На животе у него лежала большая подушка.

— Почему у тебя подушка на животе? — спросил я.

— Так лучше думается, — сказал он. — Держи живот в тепле, а голову в холоде. Я думаю, всё будет о'кей. Пусть даже наш Могиканин не победит, пусть хотя бы войдёт в первую десятку — для него это уже победа. Какого чёрта! Да любое животное можно выдрессировать, если захотеть: мыши, гуси, мухи, блохи…

— А как, по-твоему, родители тоже поддаются дрессировке? — поинтересовался я.

— Ну, знаешь… — Тут он замялся. — Может, в исключительных случаях. А ты почему спрашиваешь?

Он сел на кровати и внимательно посмотрел на меня.

Я ему всё рассказал: про Оскара, и про Еву, и про всё. И что их надо как-то развеселить. Что дальше так жить невозможно.

— Это мы устроим. — сказал Стаффан. — Не беспокойся. Конечно, тут требуется что-нибудь этакое… Пустячками тут не обойдёшься. Что-нибудь этакое… Выдающееся.

Это он верно говорил.

— Годовщина свадьбы — неплохо бы, а? — сказал он, немного подумав.

— Свадебный юбилей? — сказал я. — Но я понятия не имею, когда у них день свадьбы.