— Марион?

Голос был так слаб, что служанка не сразу услыхала. Услыхав же, мгновенно вскочила.

— Да, ваше сиятельство?

— Выпусти муху из паутины.

Скинув башмаки, Марион проворно полезла на спинку кровати.

«Я умираю», — подумала Эвелина. Она посмотрела на окно. За зарешеченным окном сидел ворон. И смотрел на девочку большими, совсем человечьими глазами.

— Ваше сиятельство, — раздался сдавленный от ужаса шепот Марион, — это не муха!

Ток-ток-ток-ток-ток… — стучали копыта лошадей на деревянном мосту. Внизу плескалась речка, из воды торчали сети рыбаков.

Выехав на другой берег, всадники огляделись.

— Эту дорогу я не знаю, — признался граф Эдельмут, кружа на своем жеребце.

— Это новая дорога, я езжу здесь частенько, — сказал Иоханн фон Танненбаум. — Видите, там, за лесочком — шпили башен?

Вдали за деревьями и вправду виднелось множество тонких шпилей.

— Это небольшой городок… — Всадники двинулись по широкой дороге вдоль реки. — Он выстроен по приказу епископа Хайлигмана… Там же — новый дворец епископа. Он действительно великолепен. Вам нужно посмотреть, граф…

— Однако ж! — досадливо потряс головой Эдельмут. — Я десять лет проторчал в темнице — и ничего не знаю.

— Там же — дом фон Берга. Ведь правда, фон Берг, ты пригласишь нас к себе?

— Господа, почту за честь…

Смеркалось, когда кавалькада из семи всадников — трех дворян и их слуг, — обогнув небольшой лесок, выехала на широкий луг. Справа, на берегу реки, виднелась убогая деревенька, а впереди, как на чудесной фреске, высились шпили обнесенного высокой стеной нового города.

— Шлосбург! Резиденция епископа Хайлигмана…

На лицах путников воцарилось выражение счастливой умиротворенности.

— Как хорошо-то! — светло улыбнулся Мартин фон Берг. — После долгого путешествия — долгожданная мягкая перина, вкусная еда, вино… по мягким коврам бесшумно двигаются одетые в атласные ливреи слуги… О-хо-хо!.. — сладко потянулся молодой человек. — Господа, обещаю вам роскошь и все удовольствия… Завтра с утречка — к герцогу фон Бёзе, он гостит во дворце епископа, а послезавтра… послезавтра начинается турнир. Вы участвуете, Эдельмут? Какие у вас цвета?

Именно в этот момент и услыхали — сначала Бартоломеус, потом остальные — отдаленные, полные отчаяния крики, раздававшиеся со стороны лесной дороги, по которой путники только что проехали.

— Разбойники?.. — переглянулись фон Танненбаум с фон Бергом. И схватились за мечи.

— Ах, нет. Посмотрите — всего лишь девчонка…

— Но как она неприлично вопит! — поморщился граф Эдельмут. — Возможно, кто-то ее обидел. Бартоломеус, выясни…

Но Бартоломеус уже рванулся на своей кобыле в сторону леса.

— Ваше сиятельство! — обернувшись на скаку, кратко бросил он. — Марион!

…Марион было трудно узнать. За день, что прошел со времени отъезда из трактира «У золотой мельницы», девочка почти неузнаваемо изменилась: чистенькое платье сильно перепачкалось и в нескольких местах порвалось, чулки сбились, башмаки промокли, волосы разлохматились и спутались, а лицо — с большим синяком под глазом — все распухло от слез.

— Что случилось? Говори! — тряс ее Бартоломеус. — Где Эвелина? Как ты очутилась здесь? Рассказывай же!

Но девочка, похоже, была страшно измучена. Уткнувшись в грудь Бартоломеусу, она только дрожала и судорожно всхлипывала.

— Госпожа! Госпожа! — наконец выкрикнула она, невидящим взглядом уставившись перед собой. — Бедная моя госпожа!..

— Что с Эвелиной?! — подняв за подбородок голову девочки, Бартоломеус заглянул ей в лицо.

Но та отвернулась. И закрывшись руками, громко разрыдалась.

— Не окажете ли мне любезность, господа? Я должен поговорить с моей служанкой.

Понимающе кивнув, фон Берг и фон Танненбаум отъехали в сторону.

— Что случилось, Марион? — строго вопросил граф, когда остался наедине с нею, Паулем и Бартоломеусом. — Ответишь ты наконец, где твоя госпожа?

— Ее увезли, ваше сиятельство! — Марион всхлипнула, плечи ее, покрытые тонким плащиком, то и дело вздрагивали. Похоже, она сильно продрогла.

— Кто увез, куда? Не понимаю. — Граф недовольно затряс головой. — Да перестань ты плакать! И вытри лицо. Почему не уследила за своей госпожой, я тебя спрашиваю!

— Я не могла! — со слезами пропищала девочка. И схватилась за котомку. — Вот… вот письмо… — Руки, от холода красные, как у курицы, с трудом развязали узел.

На свет божий вылез смятый лист бумаги.

Выхватив письмо из рук девочки, граф пробежал его глазами. Потом еще. И еще. Наконец, опустив руку с письмом, мотнул головой:

— Мерзавец!

— Шлавино? — уточнил Бартоломеус, невольно протянув руку к письму.

— Да, — кивнул граф и спрятал листок за пазуху. — Этот урод хочет меня запугать.

— Позвольте, но зачем он украл девочку?

— Он просто трус, — пожал плечами Эдельмут. — Не посмел напасть на меня самого и украл девочку, чтобы меня шантажировать. Но он меня не запугает.

— Шантажировать? — взглянул Бартоломеус. — Но каким образом?

Эдельмут пожал плечами.

— Позвольте мне, ваше сиятельство, прочесть письмо, — Бартоломеус снова протянул руку.

Отдав послание, граф отошел к своему коню. Конь, доставшийся ему от Шлавино, был действительно хорош: тонкие ноги, длинная белоснежная грива, черные бархатные глаза… Граф ласково гладил по холке коня, достойного носить только аристократа.

— Пауль?

Мальчик подбежал.

— Возьми Марион к себе в седло. До Шлосбурга недалеко, скоро мы будем…

— Однако, ваше сиятельство! — Бартоломеус опустил руку с прочтенным посланием. — В записке Шлавино требует вашего немедленного приезда к нему в замок. В противном случае Эвелине грозит смерть!

Граф со вздохом обернулся.

— Эвелине грозит смерть в любом случае, дорогой. А для меня эта поездка — явная ловушка. Разве ты не видишь, как Шлавино все проделал? Нужна ли ему эта девчушка? Да нет, конечно. Ему нужна моя — моя! — жизнь. Наверняка он пытался нас догнать. Наверняка он увидел меня в обществе двух вооруженных рыцарей. Само собой, струсил и… — Улыбаясь, граф развел руками. — Самое легкое было — захватить девочку. А потом настрочить послание: дескать, приходите, ваше сиятельство, в мой замок Наводе, заберите свою дочку, а заодно и потолкуем. Далее он нападет на меня со всеми своими оборотнями… заставит проглотить одну из своих колдовских конфет… Или подсыплет мне в вино свой соглашательный порошок — и предложит согласиться на такой расклад: он остается графом, а я становлюсь слугой для подтирания полов. Ну нет! На эту его удочку я не попадусь!

Граф решительно направился к своему коню.

— Пауль, ты готов? Вот проворный слуга. Я подарю тебе три гульдена, когда мы приедем в Шлосбург, и ты сможешь купить себе…

— Ваше сиятельство!

— Да? Что еще, Бартоломеус? — Взгляд Эдельмута был холоден.

— В послании говорится, что если ваше сиятельство не прибудет в замок Наводе в пятницу… — Голос Бартоломеуса прерывался от волнения, лицо было бледно. — В пятницу до наступления темноты… вашу дочь убьют!

— Если она к тому времени сама не умрет, дорогой мой Бартоломеус, — растянул губы в улыбке Эдельмут. — Ты ведь знаешь: она страшно слаба — а тут бедняжку посадили в седло и везут через болота, через реки, под дождем… Удивлюсь, если она вообще еще жива.

— Ваше сиятельство! — Глаза Бартоломеуса сверкнули гневом. — Это ваша дочь!

— Правда? А ты в этом уверен? — Граф улыбнулся еще шире. — У меня лично есть серьезные подозрения, что это не так. Умирающий слуга в бреду наговорил сам не зная что. После чего из сиротского приюта и забрали одну из девочек, имя которой — Эвелина — и возраст случайно совпали с таковыми моей пропавшей десять лет назад дочери. Подумаем здраво: куда более вероятно, что эта девчонка — просто дочь грязной нищей, подбросившей своего выродка на порог монастыря. Да и если посмотреть, — граф криво усмехнулся, — она и держится-то не по-графски: тихий голос, взгляд долу…