Повозку решено было поставить у самой реки. Так легче было ходить за водой. Фрау Понс тут же набрала воды для супа и весело хлопотала у костра, что разжег Хенрик. Марион сходила в рощицу неподалеку и очень быстро набрала полную корзину белых грибов.

— Какие большие! — радостно удивлялась Эвелина, оторвавшись от работы. Пушистый веник сухой мяты лежал перед нею. Ее ароматные листья она как раз растирала на чай.

После каменных стен монастыря, в которых она прожила десять лет, Эвелина безумно полюбила свежий воздух, лес и реку. Она с удовольствием спала под открытым небом. Могла часами сидеть на берегу, слушая, как квакают лягушки и глядя на рыбаков. И часто, опустившись на колени, зарывалась лицом в желтую шуршащую листву, лежавшую ковром в осеннем лесу, наслаждаясь пряным, кружащим голову запахом.

Нет, она жила бы тут всю жизнь — вот прямо тут, на полянке, между осинами. Господин Понс, его жена и Хенрик, Пауль и Марион — это все было волнующе похоже на семью, о которой Эвелина всю свою жизнь так мечтала. Не хватало только Бартоломеуса и отца.

Отца! Вырванного наконец из его тесной клетки и…

Ах, это будет скоро. Очень скоро. Может быть, даже сегодня. Или через два дня. Они будут сидеть все вместе — Понс, и его жена, и старый Хенрик, и Пауль, и Марион, и Бартоломеус… и ее отец — сидеть на полянке вокруг костра, есть пожаренные фрау Понс грибы, заедать выловленной Паулем рыбкой, смотреть на рыбаков на реке… Или даже она вместе с отцом сядет в лодку — и они вместе будут удить рыбу. Они наудят ее целую корзину. И вылезая из лодки, Эвелина вдруг упадет в воду. А отец ее спасет. И вынося ее из воды, он будет смеяться. И она тоже…

Забыв про работу в руках, девочка замерла, улыбаясь мечтам.

— Анна!

Это позвали ее.

Эвелина выглянула из теплого фургона. Как ярко светило солнце! Девочка подставила лицо его лучам, зажмурившись от удовольствия. Неподалеку, привязанные к осине, пощипывали траву лошадки. Ноги у них были толстые, сильные, грива и хвост длинные. Уже не один год они тянули за собой повозку комедиантов — вместе с кучей платьев, париков и декораций.

— Анна, помоги мне!

Фрау Понс возилась возле трещавшего костра. Поежившись на утреннем холоде, Эвелина поплотнее завернулась в шаль и выбралась из фургона. Проходя мимо лошадок, погладила каждую по длинной гриве. А затем вприпрыжку побежала к костру.

Пауль еще засветло ушел ловить рыбу. Он ловил ее очень интересно — прямо руками. «Как кот!» — удивлялась фрау Понс. Сейчас он возвратился с тяжелой мокрой корзиной, полной пескарей.

Мало того, что ловил руками, Пауль еще и ел рыбу прямо сырой. «Так вкуснее», утверждал он, уписывая и голову и хвост, пока рядом над костром варилась уха.

Подошел Понс. С любопытством посмотрел:

— Уже готово?

— Скоро, скоро, — отвечала фрау Понс, не поднимая головы от работы. От котелка шел аппетитный аромат вареной рыбки. Сюда же — лавровый лист, сюда же перец…

— Ммм… — Понс жадно принюхался. — Послезавтра первый день осенней ярмарки в Альтбурге. И наше первое представление на городской площади. Хенрик, почисти еще раз новую шляпу для «графа Эдельмута». Мне показалось, ее задело мелом.

Он довольно улыбался, покачиваясь на широко расставленных ногах. Зеленые чулки плотно обтягивали мускулистые ноги.

— Готов поспорить, что гульденов в этот раз будет вдвое больше. Уж вы старались, я знаю. Новая пьеса в сто раз лучше старой. Народ будет просто визжать!

— Господин Понс, мы хотели бы вам кое-что рассказать. — Эвелина и Пауль заговорщически переглянулись.

— Позже, позже, — рассеянно кивнул Понс. — После еды.

В те времена у трудовых людей было принято завтракать плотно. «Завтрак съешь сам, — говорилось в пословице, — обед подели с другом…» Ужина же, как такового, не существовало.

Ах, что за рыбка — ароматная вареная рыбка! — таяла у всех на языках. Хрустела и таяла во рту. А грибочки — те, что час назад росли в соседней рощице, а сейчас, пожаренные в маслице, стремительно исчезали со сковородки!

Марион, большой знаток всех пословиц, не имея намерения делить свой завтрак ни с кем, ела обеими руками, помогая себе головой. Чавкал Пауль. В упоении прикрыв глаза, вкушал Понс.

Только Эвелина почти ничего не съела. Крутя в руках шляпку от гриба, она задумчиво глядела в сторону клетки с орлом. И на губах ее играла загадочная улыбка.

…После сытного завтрака все занялись привычными делами. Девочки вымыли посуду, фрау Понс взяла в руки нитку с иголкой, чтобы подкоротить белое одеяние ангела-Марион, а Понс ушел в фургон мастерить «графу Эдельмуту» новый деревянный меч. Туда же, вслед за Понсом, и отправились Эвелина, Марион и Пауль.

— Господин Понс, мы хотим вам что-то рассказать, — напомнил Пауль.

Все расселись в кружок: фрау Понс с рукоделием, Хенрик со шляпой, которую должен был почистить, сам Понс с деревянным мечом, а дети, волнуясь — втроем на сундуке под декорацией бушующего моря.

Глаза Эвелины светились ликованием. Чтобы не показывать радостного возбуждения, она прикрыла рот обеими руками и опустила глаза.

Рассказывал Пауль.

Понс слушал молча. Через какое-то время руки его перестали строгать бутафорский меч. Еще некоторое время спустя он отложил меч в сторону. Далее он повернул голову и долго сидел так, поглядывая на орла в клетке.

Перестала шить и фрау Понс. Она смотрела перед собой и тыкала иголкой куда-то в воздух.

А старый Хенрик — тот просто замер на месте с широко раскрытым ртом, медленно переводя взгляд с Эвелины на орла, с орла на Эвелину.

— …Все будет разыграно без сучка без задоринки, — говорил Пауль. Для удобства он встал с места и размахивал руками. Весело чирикая, пеночка перелетала с одной руки на другую. — В том месте спектакля, где орел долбит крышку гроба, а Святая Эвелина воскресает, мы все и обделаем. Итак, слушайте: вот ее сиятельство «воскресает»… вот садится в гробу… вот протягивает руку… и гладит орла по голове. Именно в этот момент — внимание, внимание! — она и сунет, незаме-е-етно так, в клюв орлу волшебную конфету.

— Н-ну? — исподлобья глянул Понс. — И что дальше?

Пауль довольно улыбнулся:

— Ну, а дальше все пойдет само собой. Миг — и орел превратится в графа Эдельмута. Весь народ, что соберется на площади, увидит чудо. Крики! Вопли! «Да здравствует граф Эдельмут»!

Пауль поглядел на девочек. Девочки улыбались.

— Ну, господин Понс, как вам?

— Такого бреда я еще никогда не слышал.

В полной тишине Понс встал, погладил подбородок и пересел, нахохлившись, в темный угол.

— Ну, представим, я вам поверил. Представим. Хм… Эффектное появление графа Эдельмута, народ ахает, женщины валятся в обморок. Да здраствует граф Эдельмут… А что потом?

Замолчав на миг, Понс оглянулся через плечо на орла — и дальше заговорил много тише, почти шепотом:

— Да, что потом? Я навсегда лишусь орла. Моя доходная пьеса станет никому не нужна. И что со мной… с нами, — указал он на остальных, — станется?

— О, что вы! Нет! Мой отец… — поспешила вставить Эвелина.

— Что твой отец? — повернулся к ней Понс. — Ты думаешь, он наградит меня? Простит мне все свои унижения — клетку, голод, вождение за веревочку? Ты думаешь, я не знаю графьев? Не знаю этих надменных вельмож? Ха! Я знаю точно, что со мной будет. Сказать? Так вот, едва граф Эдельмут превратится в человека, он припомнит мне эту клетку. Припомнит веревочку на лапке, припомнит порхание по сцене. Карцер. — Понс дернул головой.

— Да, карцер! Сырой карцер — вот куда он заточит меня до конца моих дней!

— Но… — Такого оборота Эвелина не ожидала. Совсем растерявшись, она побледнела и закусила губу.

— Другой вариант — он меня повесит. Что лучше — сидеть в карцере или быть повешенным? Гм… — Понс провел рукой по своей толстой шее, в раздумчивости пошевелил бровями, невесело рассмеялся. — Пожалуй, быть повешенным…

— Но это неправда! — вскричала Эвелина. — Мой отец — благородный человек. Он… он… — Как всегда, Эвелина теряла дар речи как раз тогда, когда он был так нужен.