Телефонный звонок – как бы надуманно это ни звучало – успокоил сомнения Розмари, и она внесла ребенка в дом без дальнейших разбирательств. О том же рассказывали и друзья. Их сосед по кемпингу на Мондзее Антон Граф вспоминал, как Фрицль рассказал ему, что обнаружил ребенка Элизабет на пороге своего дома, и Граф сказал, что ни на миг не усомнился в его рассказе: «Он был так убедителен в своем смятении, в сострадании к ней. Ни у кого не возникло сомнений».
На самом деле кое у кого возникали. Например, у Розвиты Цмуг, знакомой с Розмари по гостинице. «Как-то раз, после того как на ее пороге таинственным образом очутилось это дитя, я спросила ее, как такое вообще могло случиться, – сказала она. – Розмари все рассказала мне о своей дочери, которая ушла в какую-то секту. Мне это показалось невероятным, но ей – нет. И все равно я убеждена, что она не знала ничего о жизни своего мужа под лестницей».
Розвите Цмуг история Фрицля о том, что их своенравная дочь просто подбросила ребенка под дверь и ускакала обратно в несуществующую секту, казалась абсурдной. Может, в юности она и прослыла несколько неуправляемой – слава, едва ли подкрепленная хоть одним фактом, – но какая мать на такое способна? Разве что она употребляла наркотики или же серьезно нуждалась в помощи. Не менее странным было и то, что стоило Розмари высказать малейшее дурное предчувствие, раздавался загадочный телефонный звонок, который в конечном счете и успокаивал ее. Что-то здесь явно требовало внимательного расследования.
Обманута была не только легковерная Розмари, но и власти. Социальные службы даже не задались вопросом – почему Элизабет доверила своего ребенка родителям, от которых сама же сбежала. Зато спустя пять дней после появления Лизы на пороге родительского дома юношеская организация по социальному обеспечению Амштеттена записала: «Герр и фрау Фрицль оправились от первоначального потрясения. Чета Фрицлей проявляет душевную заботу о Лизе и желает заботиться о ней и дальше».
Чтобы предотвратить малейший намек на подозрение, Фрицль вместе с переданным с Лизой письмом показал полиции и несколько старых школьных тетрадей своей дочери Элизабет, которые у него нашлись. Он сказал, что хочет, чтобы эти записи вместе с письмом показали криминалисту для сличения почерков, чтобы он и его жена, как бабушка и дедушка, могли быть уверены на все сто процентов, что ребенок, которого они собирались удочерить, действительно был им родней. Это сработало. Несмотря ни на что, Йозефу и Розмари разрешили заботиться о Лизе, и в течение года они получили разрешение на удочерение.
На вопрос, почему Фрицлю позволили удочерение, закрыв глаза на его прошлую судимость, начальник округа Ганс Хайнц Ленце ответил, что в 1994 году, когда те оформили опеку над первым ребенком, Лизой, ни Фрицль, ни его жена не имели за плечами судимостей, – по крайней мере, не было таких записей. «В подобных случаях всегда предпочтительнее оставлять ребенка на воспитание в доме членов семьи», – заявил Ленце, настаивая на том, что социальные работники не шли против стандартных процедур.
Его спросили, почему не были учтены такие серьезные обвинения, как насилие и поджог. «Я всего лишь служу закону, а не пишу его», – был его ответ.
Зато когда Фрицль был уже арестован, у журналистов не заняло много времени отыскать среди вороха старых новостей его обвинение в изнасиловании. Зная, что такое обвинение могло быть изъято из официальных протоколов согласно австрийскому закону по истечении срока давности, соцработники сами должны были проверить архивы газет.
Вынося Лизу на свет божий, Фрицль принимал на себя ненужный риск. Кроме того, это противоречило его общему замыслу. Ему нужна была вторая семья под замлей – которую он мог контролировать всецело. И, поскольку он не собирался прекращать секс со своей дочерью, детей должно было становиться больше, поэтому что-то нужно было делать.
В 1993 году Фрицль начал увеличивать площадь темницы, сделав дополнительные комнаты, чтобы обеспечить растущему подземному семейству достойное жилье. К тому времени Элизабет была замурована в своей прорезиненной клетке уже девять мучительных лет.
Поскольку ее пребывание в подвале было тайной, Фрицль мог обратиться за помощью в его обустройстве только к одному человеку – самой Элизабет. Вдвоем они выкопали предположительно 116 кубических метров земли – около 200 тонн. За эти годы Фрицлю удалось вынести из подвала столько земли и камней, сколько уместилось бы в 17 грузовиках. И сделал он это так, что ни соседи, ни его постояльцы ничего не заметили. Он смог тайком пронести в подвал кафельную плитку, кирпичи, деревянные доски, стиральную машину, кухонную раковину и трубы без единого свидетеля. Преступник вырыл помещение в семь раз больше того, на которое получил разрешение под видом строительства ядерного бункера. В других обстоятельствах взять на себя такой титанический труд было бы изумительным – и вызывающим уважение – достижением. «Фрицль сделал все это сам, – сказали в полиции. – Это феноменально, с какой стороны ни посмотри».
Фрицль был талантливым инженером и электриком, но самостоятельно справиться с водопроводной системой не мог. Жилец сверху Альфред Тенант сказал, что он видел, как однажды в подвал спустился другой человек. Фрицль представил его как водопроводчика, которого он вызвал для помощи в установке туалета. «У него бывали иногда гости, но только его одного он допустил в свой подвал, и это показалось мне несколько странным».
Полиция не считает, что водопроводчик был сообщником Фрицля. Они уверены, что преступник действовал в одиночку. Этот человек вошел в подвал, установил уборную и ушел, не заметив там заключенных Элизабет и ее детей. Поскольку в подвальной комнате не было двери, Элизабет, Керстин и Стефана, должно быть, спрятали от посторонних глаз к приходу водопроводчика, связав их и заткнув им рты.
Кроме того, обращаясь за помощью к постороннему, Фрицль рисковал, потому что профессиональный водопроводчик непременно должен был заметить, что растянувшийся бункер нарушает общепринятые нормы строительства. И все же властям об этом по-прежнему ничего не было известно, а рабочий с тех пор больше не появлялся. Кто он был и каким образом был связан с заключением Элизабет и ее детей, остается одним из неразгаданных вопросов следствия.
Хотя подвал стал больше, улучшить систему вентиляции было невозможно. Для этого требовалось разобрать стены или потолок подвала, позволяя тем самым звуку – возможно, крику или плачу – проникнуть наружу. Если Фрицль и давал своей подпольной семье витамин D и установил источник ультрафиолета во избежание проблем со здоровьем из-за нехватки солнечного света, то о свежем воздухе можно было забыть.
Чтобы не привлекать лишнее внимание посторонних, весь бытовой мусор сжигался в подземной печи. Ванная, кухня и туалет были подключены к общей системе удаления отходов в доме. Чтобы не вызвать подозрения, Фрицль постоянно держал в комнате массу стройматериалов, которые мог использовать потом, если в его доме или других домах, которыми он владел, потребуется ремонт. Никто не замечал, что внутрь попадало намного больше, чем потом выносилось наружу. Поскольку его мастерская находилась там же, было вполне естественно, что его видели входящим туда со строительными материалами. Эта уловка работала. Зять Фрицля, Юрген Хельм, которому сейчас около сорока лет, рассказал: «Я прожил в этом доме три года и однажды побывал в подвале. Он весь был завален обломками, и я понятия не имел, что эта семья находилась всего в нескольких метрах. Это невероятно».
Соседка Эрика Манхартер также не замечала ничего неладного, хотя и знала Фрицля с детства. «Мы с Йозефом выросли вместе, и он всегда был дружелюбным, хотя ему никогда не нравилось вступать с кем-то в тесный контакт, – сказала Манхартер. – Они определенно выглядели счастливой семейной парой, но это только доказывает, что никогда нельзя сказать, что происходит за закрытыми дверями. Я просто поражена».
Другой, несомненно, нелюбопытной соседкой была Габриель Хайнер. «Все болтали между собой о том, что могло случиться с Элизабет, – вспоминает Габриель. – Мой брат учился с ней в школе, а потом она вдруг исчезает. Я вынуждена признать, что считала дедушку прекрасным отцом семейства, который всегда позаботится о своих детях».
