Там не было ничего из того, что в изобилии имелось здесь, в пустыне: время, мир и возможность найти самого себя. Она могла здесь направить взгляд вдаль и наблюдать окружающую природу, странным образом сформированные ветром камни, движущиеся дюны с острыми гребнями или отдельные песчинки, видеть на песке след жука или змеи, подумать о себе самой и обо всем, что приносит душе счастье.

Девушка вздрогнула и уставилась в темноту. Солдаты на карауле сидели у костра и тихо беседовали. Караванщики удобно устроились около своих животных. Она почувствовала руку Филиппа.

— Ты видела плохой сон, малышка? — Голос у него был мягким и озабоченным.

Со стоном она снова опустилась на одеяло. Филипп был рядом с ней.

Она любила Филиппа. Она лгала Филиппу. Она обманула Филиппа. Здесь не было его вины. Он беспокоился о ней. Он оплатил караван, чтобы найти ее, и сам отправился в это опасное путешествие в неизвестное. Он захватил с собой солдат. В чем была его ошибка? В том, что он был французом.

— Мой отец умер, — сказала она без предисловия.

Филипп замер. Затем склонился над ней и погладил ее плечо.

— Может быть, тебе не следует думать об этом сейчас.

— Я видела, как он умер, — продолжала она твердым голосом. — На моих глазах он упал мертвым с дерева. Он сам застрелил себя последней пулей из ружья. Я почти добралась до него через сотни километров, через горы, море, пустыню. На скалах были картины. Животные, стада крупного рогатого скота, антилопы и люди, странные люди, которые танцевали или боролись. Я вижу отца перед собой на дереве. Кель эссоуф уже тянули его в свое царство. Они хозяйничают там, между черными скалами, где в давние времена однажды бушевал вулкан... Он находился на расстоянии вытянутой руки от меня... И вдруг он упал к моим ногам мертвый. Маленькая дырка во лбу... Может быть, духи снова вылетели из нее. Он выглядел таким спокойным, когда лежал там. Я похоронила его голыми руками. Теперь он сам стал духом, кочевником, который прибыл к концу своего путешествия. — Она взглянула на небо. — Там, наверху, — прошептала она, будто говоря сама с собой, и указала на звезды. — Вон у той большой звезды. Оттуда светятся его глаза, а звезда под ними — это его сердце.

Слезы беззвучно бежали по ее щекам.

— Аркани рассказал мне одну историю. Знаешь ли, туареги рассказывают много историй. Иногда они их придумывают, один начинает, другой продолжает и так даже. В историях речь идет о жизни в пустыне, об уроках, которые преподносит им пустыня, о любви и смерти. О девушке, которую хотели выдать замуж за другого, а не за того, кого она любила. Ее привязали между верблюдами, однако любовь дала ей силу, и верблюды не смогли ее разорвать. Любовь сильнее смерти... слышишь? Сильнее смерти... «Никогда не забывай этого, Дезире». Так говорил Аркани.

Филипп молча отвернулся.

Глава 35

Собрание благородных началось. На этот раз в необычной обстановке. Тут были не только мальчики-подростки, которые почтительно прислуживали старым членам совета, готовя им чай. Присутствовали также женщины, которые напряженно вслушивались в диспут мужчин.

Аменокаль был мертв. Нужно было выбрать нового князя племени.

— Мы послали гонцов ко всем лагерям кочевников, — сказал Махмуд. — Когда прибудут посланцы от других племен, будет выбран новый аменокаль.

Он поднял глаза и проницательно посмотрел на Аркани.

— Ты, конечно же, будешь участвовать в выборах.

Аркани сидел неподвижно, положив руки на колени.

Никто не мог понять по его лицу, о чем он думает.

— Кала кала[22], — произнес он внезапно.

Это слово, собственно говоря, не употреблялось в повседневном языке туарегов.

Собравшиеся оцепенели от ужаса, и минуту царило гробовое молчание. Через мгновение тишину взорвал шквал возмущенных голосов.

Аркани повелительно поднял руки и потребовал, чтобы присутствующие замолчали. Постепенно ропот членов совета и зрителей смолк. Они только что стали свидетелями чудовищного события: Аркани сошел с ума.

Он оглядел всех по очереди. Глаза мужчин были прикованы к нему. Он не терял своих величественных манер, в нем не было признаков неуверенности.

— Я не могу продолжать жить просто так, как будто ничего не случилось, — проговорил он. — Я не хочу более прятать мой позор и мой гнев под своим тугулмустом. Теперь я знаю, что нам необходимо преодолеть нашу гордость.

Он вышел из круга и подошел к своей матери. Ее взгляд, исполненный боли, встретился с его взглядом.

— Если ты просто так уйдешь, ты пропадешь, мой сын.

— Это случилось, потому что она была здесь, — вставил Махмуд. — Разве ты это забыл?

Аркани снова огляделся.

— Я ничего не забыл, совсем ничего. Я не забыл ничего из того, что каждый из вас подумал, сказал, сделал.

— Ты не забыл, что приходили солдаты и убили мужчин, сделав женщин вдовами, а детей — сиротами?

— Я ничего не забыл, моя мать тоже стала вдовой.

— Тем не менее ты хочешь уйти?

— Эоулла, мое решение твердо.

— Это не решение для нашего племени, а только твое собственное. Ты хочешь иметь эту женщину, больше ничего.

— Нет, я должен вести борьбу. Ты скоро это поймешь.

— Это твоя борьба Аркани, не наша. Ты не хочешь ничего, кроме мести. Если ты снова приведешь сюда эту женщину, ты приведешь с ней несчастье.

Аркани в гневе воскликнул:

— Не эта женщина принесла несчастье, а ваша жадность к выкупу. Это было бесчестным, только это и вызвало несчастье. — Глаза его гневно сверкали. — Это не было волей аменокаля.

— А теперь ты боишься взять на себя ответственность, — насмешливо проговорил Махмуд.

— Ни в коем случае, — возразил Аркани. — Есть достаточно подходящих кандидатов. Вы точно знаете, что преемник аменокаля должен происходить по материнской линии. Так как у моего отца нет больше младших братьев, то следующим будет Моусса.

Это вызвало смех. Моуссе только что исполнилось пятнадцать лет. Он был красивым мальчиком, но еще должен был показать себя во всех испытаниях.

— А как же Джераб, Умелькир, Сиди, Элиас, Ибрахим, Катабу, Измарель, Бахир, Каду? Они все происходят по материнской линии аменокаля.

Махмуд отмахнулся.

— Мы предложим подходящих кандидатов, Аркани, но ты сам знаешь, что ты самый подходящий. Ты один доказал себя как в борьбе, так и в поэзии. Твоя красота и твоя смелость, твоя величавость и твое мужество прославлены и известны далеко за границами нашего племени. Твои ум, щедрость и скромность, выдержка и красноречие опережают ветер. Кто равен тебе?

— Но теперь вы не со мной. Вы не одобряете то, что является моей волей. Как я могу тогда быть вашим аменокалем?

Внезапно из рядов молчаливых слушателей выступила женщина. Это была Аисса.

— Не принято, чтобы женщина возвышала свой голос и вмешивалась в диспут членов совета, — скромно сказала она. — Тем не менее я осмеливаюсь на это, потому что есть важные вещи, которые должны быть приняты во внимание. Вы говорите, виновата чужая женщина, вы говорите, Аркани бежит за этой чужой женщиной, вы говорите, она принесет несчастье, вы говорите, это дело Аркани, вы говорите, он повредит этим своему племени и своему роду. Ненависть ко всему чужому мутит ваш взор. Это французы достойны проклятия. Они убили наших мужчин, женщин и детей. Это дьяволы, с которыми нужно бороться. Однако они сделали еще и нечто другое: они опозорили наше гостеприимство — одну из наших важнейших добродетелей.

— Никто и не рассматривал их как гостей, — прервал ее Акамук, и тут же присутствующие негодующе посмотрели на него.

Аисса не позволила сбить себя с толку.

— Под нашим гостем я понимаю не французов, а Дезире.

Удивленный ропот пробежал по кругу. Аисса приложила руку к своей груди.

— Это была моя палатка, в которой я приютила Дезире, она спала на моей постели. Я заботилась о ней, она ела мой хлеб и пила мою воду. Была моей гостьей, пока жила в нашем лагере, и была моей гостьей, пока скакала рядом с Аркани. Эти французы вырвали ее у нас, вынудили ее поехать с ними. Они попрали ногами гостеприимство, уведя нашу гостью. Поэтому они должны быть наказаны. Они заслуживают смерти, потому что они дьяволы.