— Разве эта военная экспедиция была необходима?

— Глупышка, — ответил Филипп, качая головой. — Туареги — опасные разбойники. Они нападают на караваны, накладывают налоги на работорговлю и сами превращают этих жалких созданий в рабов. Они не останавливаются даже перед людьми родственных племен, нападают на них, грабят их скот и убивают их женщин.

— Нет, никогда, — резко возразила Дезире. — Они не трогают женщин, даже жен своих врагов. Все, что они делают, носит печать благородства.

Филипп громко рассмеялся.

— Ты и в самом деле размечталась, маленькая глупышка. Каким образом нападение может носить печать благородства? Ты не должна позволить их манерам ослепить себя. Единственный язык, который они понимают, это сила.

— Что сделали тебе невинные женщины и дети, которых велел убить этот ужасный вояка?

Он бросил на нее непонимающий взгляд.

— Из каждого ребенка вырастет новый разбойник. Они знают только войну и набеги. Подобное зло необходимо уничтожить, как заразное животное.

Дезире сжала губы. Филипп говорил о туарегах, как будто они были вредными насекомыми. Боль охватила ее с новой силой.

— Именно к таким тебе и пришлось попасть в руки, — продолжил Филипп. — Я так рад, что с тобой ничего не случилось. С тобой ведь ничего не случилось, правда?

Он окинул ее недоверчивым взглядом.

— Что со мной могло случиться? — гневно спросила она. — Честь для них превыше всего, и их чести повредило бы, если бы они нанесли вред женщине.

— Это, вероятно, относится к их собственным женщинам, Дезире. Но ты ведь француженка, у тебя светлая кожа, ты блондинка. Они ведь как звери.

— Откуда ты это знаешь? Ты с ними знаком?

— Господи упаси! Я совсем не хочу с ними знакомиться.

С притворным интересом он наблюдал за тем, как погонщики верблюдов ухаживают за животными и чистят их седла и поводья, наполняют бурдюки водой и упаковывают продукты.

— Завтра мы поедем дальше до Бискры. Там, к счастью, мы снова ступим в цивилизованные области. Потом прокатимся по железной дороге. — Он тихо вздохнул. — У нас не было бы столько сложностей, если бы железнодорожная ветка была протянута дальше на юг. Каким благословением для этого района будет, когда железную дорогу приведут в Тимбукту!

— Ее придется проводить через область туарегов, — возразила Дезире.

— Тем больше оснований покорить их, а то они вместо караванов будут нападать на железную дорогу. К счастью, есть еще такие храбрые мужчины, как лейтенант Пеллегрю, которые знают, что от них требуется. — Он поднялся. — Я проверю еще раз проводника каравана. Он запросил довольно крупную сумму и согласился отправиться к туарегам только тогда, когда я заверил его, что нас будут сопровождать военные. Для лейтенанта Пеллегрю, конечно, было честью освободить француженку. Я думаю, подобный успех очень поспособствует его карьере.

Дезире посмотрела вслед Филиппу. Значит, он не имел ничего против того, чтобы лейтенант строил свою карьеру, убивая детей?

Спустя некоторое время Филипп вернулся и подсел к ней. Он нежно погладил ее щеку и улыбнулся.

— Это был кошмарный сон, — сказал он ей тихо, — но теперь он прошел.

— Филипп, можно тебя кое о чем попросить?

— Обо всем, что ты пожелаешь, — ответил он.

— Давай больше никогда не говорить об этом.

Он долго и задумчиво смотрел на девушку, потом кивнул.

— Не имеет значения: что бы ни случилось, все это уже прошло.

Она прислонилась головой к его плечу, внутренне борясь с собой.

— Спасибо.

В Уаргле солдаты, имевшие там квартиру, отстали от каравана. Дезире была рада этому. У нее вышла крупная ссора с лейтенантом, в которую должен был вмешаться Филипп. Девушка обозвала Пеллегрю мясником, а тот пожаловался Филиппу и потребовал, чтобы он держал свою безумную невесту под замком. За это Дезире жутко обругала его и даже ударила. Если бы у нее в руках было ружье, то она, вероятно, нажала бы на курок.

А потом она снова впала в меланхолию.

«Что я здесь, собственно говоря, делаю? — спрашивала она себя. — Зачем все это?»

Девушка ленивым взглядом окинула караван. Все это были неуклюжие вьючные верблюды с темной шерстью. Аркани объяснил ей, что чем светлее дромедар, тем он благороднее, белые принадлежали князю. Мехари были стройными и элегантными, быстрыми и выносливыми, они были достойны голубых воинов.

В четыре года верблюжонок начинал постигать всю серьезность жизни. Тогда его приучали к седлу, поводьям и веревке. Темных животных использовали только как вьючных, и то необходимо было воспитывать их, чтобы они могли бежать в караване. Самые молодые и менее приученные верблюды должны были идти позади, наиболее опытный верблюд был ведущим. Искусством составления караванов туареги владели в совершенстве. Но еще больше они разбирались в том, как воспитывать благородных животных. Дезире видела, как светились глаза Аркани, когда он говорил о своем стаде.

У туарегов имелось свое название для верблюдов с любым оттенком шерсти. Мехари Аркани назывался «абцав» — животное было почти белым, ацерраф — пестрый верблюд, алемлар — серый верблюд, эберим — желтоватый верблюд. Животное Дезире называлось «эгаде» — у него была чудесная шерсть светло-коричневого цвета.

Она удивилась, что запомнила все названия, бессмысленные для нее и жизненно важные для Аркани.

Аркани! Еще глубже закутавшись в покрывало, она погрузилась в воспоминания о времени, проведенном с Аркани. Первое, что предстало перед ее внутренним взором, когда она подумала о нем, — величественная внешность: развевающаяся верхняя одежда цвета индиго; искусно завязанный тюрбан, концы которого служили покрывалом для лица и окрашивали кожу в синий цвет; невероятно выразительные, необычные серые глаза с золотыми точками; узкие, но такие сильные, нежные, опытные, помогающие и защищающие руки, которые одновременно могли безжалостно взмахнуть красным мечом, чтобы одним ударом снести голову с плеч своего врага. Она слышала его мягкий приглушенный голос, глубокий и таинственный, песни на его родном звучном языке. Она вспомнила его стройное тело с твердыми мускулами в красном свете луны в том незабываемом заколдованном месте. Вспомнила, как омывали его воды таинственного источника. Дезире невероятно тосковала по нему, по его нежности, по его любви.

Да, она была уверена, что Аркани любит ее. Он любит ее, как мужчина любит свою женщину. Потом перед ее глазами возникли другие картины ужаса. Разрушенный лагерь, сожженные палатки, опустошенные поля, молчаливые люди с обвиняющими взглядами, могилы у подножия дюн.

Девушка зарыдала. Потом, выплакав слезы, тихонько уснула прямо на черном верблюде.

Ей снился Париж, рю де Вуазин. Она видела перед собой высокий многоэтажный дом, в котором они жили. Отец сидел в своем кабинете, склонившись с лупой над античными осколками глины, забыв о времени. Сама она стояла в дверях с подносом в руках.

— Отец, ты действительно не хочешь есть?

— Подойди, Дезире, и посмотри. Это и в самом деле один из кувшинов для масла, который египетские жрецы использовали, чтобы бальзамировать умерших. Видишь здесь черного шакала? Это Анубис, бог мертвых. А здесь молено даже рассмотреть остатки высохшего масла...

На улице по мощенной булыжником мостовой проезжали кареты. Одна из них остановилась перед домом, и из нее вышел Филипп. В руках у него был букет цветов.

— Отец, Филипп хочет просить моей руки, — сказала она.

Отец нетерпеливо отмахнулся.

— Да-да, начинайте. Я сейчас приду, только рассмотрю эту ценную вещь...

Дезире со стоном повернулась. Песок скрипел у нее на зубах, и что-то давило ей на грудь. Она должна открыть окно, широко, чтобы вдохнуть воздух, иначе она совсем задохнется.

Париж, бурлящий, живой, большой город, который никогда не спит. Но тут нет мира, нет простора и нет времени. Жизнь в мучительной тесноте и в постоянных ссорах с соседями была изнурительной. Там ее оглушали шум и спешка, крыши закрывали звезды, воздух в комнатах был затхлым и спертым. Никакой ветер не приносил жары или прохлады. Проблемы возникали как бы сами по себе — в переулках и на улицах, в домах и общественных зданиях.