Он не ухаживал за ней, по меньшей мере не таким образом, как это было обычно для ахаля. Она вспомнила о Филиппе и почувствовала уколы совести, но чувство это мгновенно было подхвачено ветром пустыни и умчалось прочь, как облака пыли над дюнами. Филипп был далеко. А ее чувства к нему?

Что-то изменилось. Она не знала, когда это произошло. Она делала все, что могла, чтобы не позволить себе этого заметить. Однако звук ее голоса, чересчур торопливые движения, старания не встречаться с ним взглядом, преувеличенное показное равнодушие выдавали ее.

Филипп! Она должна думать о Филиппе. Она убеждала себя проявить решимость не делать ничего, что могло бы вызвать чувство вины. При этом ей становилось ужасно плохо.

Девушка медленно отошла в глубь пустыни, немного в сторону от лагеря, села, сложила ноги, как Аркани, и начала рисовать пальцами знаки в песке.

Ее взгляд скользил по грандиозной панораме, открывавшейся перед ней, в то время как ее пальцы касались неясного мягкого песка. Ничто не напоминало о только что разыгравшейся песчаной буре. Природа была сама по себе. Человек не играл при этом никакой роли.

Дезире ощутила его шаги раньше, чем услышала их. Она обрадовалась, но эта радость пугала. Она чувствовала, что ее сопротивление вот-вот рухнет.

Аркани присел рядом с Дезире. Она вдыхала аромат его кожи. Его тело излучало жару дня. Их окружала тишина пустыни. Внезапно Дезире почувствовала себя одинокой.

— Ты думаешь об одиночестве, — услышала она голос Аркани.

Дезире вздрогнула. Он угадал ее мысли. Как это ему удалось?

— Да, я чувствую себя одинокой, — призналась она. — Как будто я дерево, чьи корни постепенно отмирают.

— А твои чувства? — хотел знать он.

— Они странным образом обострились. Мои глаза и уши воспринимают то, чего я никогда раньше не воспринимала. Иногда я чувствую себя, как одна из этих лис с громадными ушами.

— Ты имеешь в виду лисицу фенек? — Аркани рассмеялся. — Уши бы тебе пошли.

Она, покраснев, опустила глаза и подумала о своем распухшем воспаленном лице.

— Ты считал бы меня тогда красивой?

— Да, каждая женщина красива. — Он взял ее за руку и притянул поближе к себе. — Хочешь разделить со мной одиночество?

— А это вообще возможно?

— Одиночество не что иное, как осознание того, что мир велик. Небо еще более огромно, чем мир. Сейчас тепло земли поднимается к небу, а вниз опускается холод, который берет в плен душу, и она чувствует себя одинокой.

— Тогда требуется лишь немного тепла, чтобы не быть одиноким, — тихо возразила Дезире, следя за его взглядом.

Аркани снова протянул к ней руку и взял ее запястье. Дезире показалось, что этот жест означает что-то определенное. Затем он выпрямился, наклонился к ней, немного отогнув свое покрывало вниз. В сумерках она не могла разглядеть его лицо и жалела об этом. Она видела его лишь однажды и никогда не забудет. Он подложил свою руку под ее голову и нежно прижался своими ноздрями к ее, вдохнул в нее свое теплое дыхание. Затем медленно втянул в себя ее дыхание. Он как будто вдыхал в нее новую жизнь. Ее пронизала теплая дрожь.

— Что ты делаешь? — спросила она взволнованно, прислушиваясь к своему внутреннему чувству.

Он тихо рассмеялся.

— Я отдаю тебе часть своей жизни и беру себе часть твоей.

Она удивленно подняла на него глаза. Его лицо было совсем близко, и она могла рассмотреть его прекрасные глаза, горевшие внутренним огнем.

Дезире не могла обнять его руками за шею. Под голубой тканью она ощутила длинные крепкие мускулы его спины и внезапно осознала, что под развевающимися голубыми одеждами находится тело мужчины. Не какое-то тело, а то тело, которое она желала со всей страстью. Ее собственная женственность взывала к нему. Только одна мысль об этом теле, которое она еще никогда не видела, а только несколько раз ощущала своими руками, сводила ее с ума.

Аркани был самым невероятным из мужчин, которых она когда-либо встречала. Он был таинствен, как пустыня. И лежал рядом с ней в песке, нет, уже почти на ней. Его длинные пальцы охватывали ее голову, погружались в ее светлые волосы, большие пальцы нежно поглаживали ее щеки.

Ей очень хотелось, чтобы Аркани поцеловал ее. Его пальцы оставили ее щеки и перешли к подбородку, затем к губам, нежно обводя их. Это был почти поцелуй, губы у нее потрескались, с них свисали лоскутки кожи. Трещины на губах болели, из них вот-вот пойдет кровь. Должно быть, вид у нее был ужасающий.

Его глаза не отрывались от ее глаз, пока пальцами он ласкал ее губы. Сияющая голубизна ее зрачков потемнела. Каждое движение век болезненно отзывалось в глазном яблоке, но слезы не могли смягчить боль. В теле было слишком мало влаги. Длинные шелковые ресницы, чуть-чуть темнее волос, склеились. На обгоревшем кончике носа лупилась кожа.

Она смущенно отвернула голову.

— Пожалуйста, не смотри на меня так, — прошептала она. — Я ужасно выгляжу и чувствую себя ужасно. Я грязная.

— Ты очень красивая, — возразил он.

Дезире решила, что он льстит ей.

— Я выгляжу иначе, чем вы, — почти сердито ответила она, — и пусть это не вводит тебя в заблуждение.

— Что значит иначе? — хотел знать он, снова коснувшись пальцами ее губ.

Она молчала.

— Ими, — сказал он, и она ощутила его дыхание на своем лице.

— Что это значит?

— Рот. Повтори это за мной.

— Ими, — прошептала она.

Его пальцы скользнули к ее глазам и нежно погладили ее веки.

— Титтаоуин — глаза.

— Титтаоуин. — Она закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновениями.

Он погладил ее щеки.

— Оудем — лицо.

Она крепко схватила его руку.

— Афоус — рука. У тебя есть все, что есть и у меня. Между нами нет никакой разницы. Только одно маленькое, но прекрасное различие. Я мужчина, ты женщина.

Она застонала.

— Это проблема.

Он тихо рассмеялся.

— Мы отличаемся очень точно во всех вещах. Форму женского рода ты узнаешь по тому, что эти слова, как правило, начинаются с «т» и оканчиваются также на «т».

Он откатился от нее, и Дезире тут же пожалела об этом, внезапно почувствовав себя одинокой, хотя он находился совсем близко. Почти сразу же у нее возникло осознание того, что ей нужен он, его прикосновения, его неясность.

Аркани лег на спину и посмотрел на бархатистое черное небо, на котором, как бесчисленные бриллианты, сверкали звезды.

— Иттий значит солнце, таллит — луна, — услышала она рядом с собой его тихий голос и удивленно подняла голову.

— Солнце мужского рода, а луна женского, правильно?

— Правильно, — ответил он. — Солнце суровое, сильное и жестокое. Луна нежная, мягкая, круглая, как женщина. — Он показал на небосвод. — Аманар — это Орион, который показывает путь и Таламат...

— Я попробую догадаться. — Девушка посмотрела на небо — это Большая Медведица, правда? Но почему она женского рода?

— В нашем языке ее называют верблюдицей, — объяснил он.

— Тогда женщина будет...

— Тамат. Мужчина — алес.

Она рассмеялась.

— Собственно говоря, это не так и трудно. Я быстро выучу.

Она на ощупь нашла его руку в песке рядом с его гандурой и нежно погладила ее. Все же она не осмеливалась схватить его за запястье так, как делал он. Вдруг он неправильно истолкует ее жест? Его ладони были теплыми и сухими. Он замер.

— Как будет любовь? — полюбопытствовала она.

Он замолчал. Она уже подумала, что он не хочет ей отвечать.

— Тера, — ответил он тихо.

— Начинается с «т», но не оканчивается на «т», — констатировала она.

— Эоулла, — подтвердил он, — ты правильно сказала.

— Так любовь женского рода?

Он выпрямился, и она почувствовала, что его рука выскальзывает из ее ладоней. Он не поджал ноги, а только положил руки на колени.

— Любовь двуполое существо, иногда нежное и ласковое, порой суровое и мучительное, поэтому не так легко распознать род любви. Все зависит от того, какая она.