Кристин чувствовала огромное облегчение. Нет, она не то чтобы панически боялась разговора с отцом. Хотела отсрочить? Да, пожалуй. Опять-таки не из-за страха тяжелого объяснения.
Она не могла никому позволить спугнуть то состояние, в котором находилась последние несколько часов. С того момента, когда в опере поймала на себе взгляд Джейка.
Этого не доверить отцу, мачехе, подругам. Они понимают — о, очень хорошо понимают! — любовь. Но не к людям, чье общественное положение хоть на ступеньку ниже их собственного. В этом случае любовь проявляется в посещении благотворительных концертов и перечислении мелких сумм на счет приютов.
О том, чтобы вздрагивать от случайного (и какого желанного!) касания руки «простолюдина» или томиться в ожидании его поцелуя, не может быть и речи…
— Ну наконец-то, — прошептала Кристин.
— Ну наконец-то, — продублировал ее фразу мужской голос, явно чем-то недовольный.
Кристин вздрогнула и открыла глаза.
В ее любимом кресле, заложив ногу за ногу и скрестив руки на груди, слегка откинувшись, сидела Вивьен. Чуть поодаль, у окна, стоял Джордж Макферсон. От них веяло абсолютным спокойствием, но никто лучше Кристин не знал, насколько обманчиво это впечатление. Она приготовилась к долгой осаде.
Несколько минут длилось молчание. Джордж в конце концов не выдержал и, тяжело ступая, прошелся от кресла до столика и обратно. Тишину нарушил голос Вивьен:
— Милая, это несколько бестактно с нашей стороны: врываться в твою комнату. Прими наши извинения. Но мы боялись, что можем не увидеть тебя сегодня.
Она постаралась «не заметить» состояние платья Кристин, которое и после отчаянных попыток приведения в порядок выглядело далеко не лучшим образом. Джордж, скорее всего, просто не увидел перемен во внешнем виде дочери: он, как и большинство мужчин, не обращал внимания на подобные мелочи.
Вивьен с терпеливым участием ждала ответа. Кристин подошла к отцу и натянуто улыбнулась. Странно, когда родной человек оказывается по другую сторону «баррикад». Не знаешь, что и делать.
— Ну что ты, папа, я бы обязательно пожелала тебе спокойной ночи. И Вивьен. Просто я опасалась вас побеспокоить.
— Ты же знаешь, что мы волнуемся, — начал Джордж.
Слова звучали плавно, почти напевно, как в детстве, когда Кристи (а именно так любил называть ее отец, когда ей было лет двенадцать) возвращалась домой после десяти вечера, с расцарапанными до крови коленками и с очередной историей о спасении бедного бездомного котенка, который тут же демонстрировался и оставался погостить недельку-другую, пока мама не находила ему местечко у знакомых. Кристин улыбнулась этим воспоминаниям.
— Но, папа, мне давно не тринадцать, — весело начала она. — И к тому же, когда я…
Дальше должна была проследовать фраза: «Была замужем, то…» — после которой отец и дочь дружно и не сговариваясь буквально падали от хохота. Дело в том, что в тринадцать лет Кристин вполне серьезно заявила, что «ночевать сегодня не придет». Естественно, реакция родителей была отрицательной. Но юная особа твердо стояла на своем. Она сообщила, что вышла замуж и теперь о ней будет заботиться супруг. И он разрешил ей погулять подольше. Стоит ли описывать переполох, который поднялся после этого заявления? И радость Макферсонов, когда выяснилось, что «муж» — мальчик из класса, а брак был зарегистрирован в Интернете? Кристин объяснили, что красивой электронной открытки недостаточно для официального признания их супругами и что она, естественно, останется дома. Одного упоминания об этой «свадьбе» всегда хватало, чтобы разрядить тяжелую обстановку. Но на этот раз Джордж проигнорировал попытку «мирного урегулирования».
— Ты же знаешь, что мы волнуемся, — повторил он, и на этот раз в его голосе прорезались металлические нотки. — Кристин, бога ради, объясни, куда ты пропала? Почему без предупреждения? Почему не отвечает твой телефон? Где ты была? — С каждой фразой слова звучали все громче и громче, резко и обвиняюще.
Джордж Макферсон выжидающе смотрел на дочь, которая под градом его вопросов опустилась на кровать. Отшутиться не удалось. Кристин тяжело вздохнула и принялась лгать:
— Папа, дело в том, что мне стало душно в опере и я решила выйти ненадолго на свежий воздух.
— Милая, с тобой все в порядке? И долго ты там пробыла? — одновременно вырвалось у Вивьен и Джорджа.
— Нет, совсем недолго. Я не хотела возвращаться и поймала такси… Мне захотелось погулять.
Кристин встала и подошла к столику, на котором находились разные дорогие сердцу безделушки. Фарфоровые игрушки, купленные в разных частях города: семейство слонов нежно-розового и голубого цвета, приобретенное в магазинчике недалеко от аэропорта; статуэтки божков непонятного происхождения, которые она нашла в восточной лавочке на Бискейн-Бэй, сухие цветы, ракушки и камушки с пляжа, старые валентинки… Кристин принялась их перекладывать с места на место. Когда она нервничала, ей было просто необходимо занять чем-нибудь руки. Кристин казалось, что все эти забавные сувенирчики хранят тепло и энергетику тех мест, где были приобретены. Она медленно проводила пальцами по шершавой или гладкой поверхности камней и представляла, сколько им на самом деле лет и что они повидали на этом свете…
Из приятного забытья ее снова вывел голос отца:
— В такое время?!
— Да, я побродила по побережью, посидела в кафе…
— Одна?
О, как бы Кристин хотелось рассказать, о чем они говорили с Джейком, о том, что он очень интересный человек, яркая личность, милый, обаятельный, остроумный… О том, что вся его суровость — напускная. Она попыталась представить отца, сидящего рядом с Джейком на пирсе с закатанными брюками и бросающего камушки в воду… Или Джейка, лениво потягивающего мартини в кругу бизнесменов и ведущего бесконечные разговоры о бирже… Первое так же невероятно, как и второе. Хотя Джейк неплохо смотрелся бы в костюме, сшитом на заказ. А отец — в панамке и со спиннингом! Уже почти смешно. Если бы не было так грустно. Если бы не надо было изворачиваться и придумывать себе новую биографию на последние несколько часов. Если бы можно было рассказать правду…
— Да. А в чем дело? — Кристин попыталась улыбнуться. Она давно заметила, что это разряжает обстановку и успокаивает. Несмотря ни на что, она не хотела скандала и всеми способами старалась его избежать.
— Дело в том, дорогая, что, как только что верно отметил твой отец, мы волнуемся. Очень. — В глазах Вивьен вспыхнул злой огонек.
Да что девчонка себе позволяет? Сбежала из театра, никого не предупредив, отключила сотовый, да еще ведет себя как ни в чем не бывало! Чем же ты, моя милая, на самом деле занималась и где? И с кем? Вивьен пристально посмотрела на падчерицу. Та стояла у столика и перебирала ракушки. Дурацкая привычка. Детская какая-то. Уж лучше бы сидела и… держала себя в руках. Неплохо бы ей научиться этому несложному искусству.
— Простите меня, я не думала, что вы будете так волноваться. — Кристин опустила глаза.
Вивьен гадала, что могло случиться на самом деле. В ночную прогулку в одиночестве она не очень-то верила. Что же произошло? Она начала прокручивать в памяти вечер. Вот они заходят в театр, проходят в ложу, начинается спектакль. Вивьен незаметно для окружающих рассматривает соседние ложи. Надо же чем-то занять себя! Например, выяснить, кто пришел и с кем. Кристин и Джордж казались поглощенными происходящим на сцене, ей нечего было опасаться. Вивьен уже нашла кое-кого из знакомых и разглядывала их в театральный бинокль, как всегда элегантная и строгая, надменная и безукоризненная. Сложно было понять, о чем она думала, видя своих многочисленных поклонников, бывших и настоящих. Но вот брови ее удивленно взметнулись вверх. На долю секунды. Вот уж не ожидала — Джейк Бранди! Еще один ценитель прекрасного. К тому же опаздывает. Вивьен тихонько фыркнула. На редкость неприятный и непонятливый субъект. Но тут ее взгляд перешел к более интересному экземпляру: Кэстон Филлинг, преуспевающий предприниматель; в какой именно сфере он работал, сказать было сложно. Этого не поняла даже Вивьен, несмотря на свою отменную проницательность. Но подарки Филлинга ей очень нравились. С кем это он?..
