— Это недостойно, — пробормотала она и, будто в наказание самой себе, скачала «парадно-выходной» портрет, который вполне тянул на обложку глянцевого журнала: полупрофиль, вечерняя прическа, на шее — бриллиантовое колье, ухоженная женщина с очень тонкими чертами лица улыбается кому-то не видимому в кадре. Может быть, Моргану…

Какая разница? Это не ее, Дженны, дело. Эта женщина может улыбаться Моргану сколько захочет — по утрам, вечерам и даже по ночам. Она живет с ним в одном доме. Она носит его фамилию. У них, наверное, скоро будут дети. И Морган ее любит, значит, есть за что.

Впрочем, любит или нет — это доподлинно неизвестно. Он сам никогда не обсуждал с ней вопросы своей личной жизни, а все попытки третьих лиц обсудить с ней дела Моргана Дженна строго пресекала. Сплетников и сплетниц она считала по большей части бездельниками. Она догадывалась, что, несмотря на все ее старания, время от времени возникают слухи и о ней — а как же без этого? Молоденькая ассистентка при молодом еще боссе… Но Дженна прекрасно понимала, что всем и каждому рот не заткнешь — это не в ее компетенции, и потому жила по принципу: «Делай что должен, и будь что будет».

Она распечатала фото Хелены в цвете, аккуратно его сложила, со вздохом спрятала в сумку и набрала номер штатного шофера. Зачем ехать в ювелирный салон на своем потрепанном «форде», когда можно покататься в роскошном новеньком «бьюике» с водителем?

Она ведь тоже человек. Со своими маленькими слабостями.

В южном Майами было всего-то семь крупных ювелирных салонов. И Дженна честно наведалась в каждый. Кому какое дело до того, что ей по каким-то причинам неприятно рыскать в поисках подарка для Хелены Фримен? Это ее личные, как говорится, проблемы, а поручение есть поручение, и его нужно выполнять.

Дженне приходилось все настойчивее это себе повторять и все плотнее сжимать зубы. Близилась половина пятого, она встала сегодня без пятнадцати семь, и с этих самых без пятнадцати семь крутилась как бешеная белка в колесе, а тут еще на нее свалился этот шоп-тур… Нет, поход по магазинам — дело приятное, но, если долго и трудно ищешь что-нибудь эдакое не для себя и не для кого-то из близких, становится досадно. Дженне никак не удавалось убедить себя, что она делает свою работу и ей это нравится. Нет, вообще, конечно, нравится, но вот в данном конкретном случае — нисколечко.

Новые туфли на высоком, как назло, каблуке, казалось, стали на размер меньше — да-да, такое тоже случается. Глаза болели — от искусственного света и сияния драгоценностей. У Дженны даже притупилось чувство красоты — так бывает, например, с обонянием в парфюмерном магазине: пятый-шестой запахи уже почти не чувствуешь. Но отступать она была не намерена и потому предоставила все своей железной логике, как автопилоту: изумруды должны быть светлыми, потому что у Хелены светлые глаза, и не нужно, чтобы камни были намного ярче глаз, а то получится бледненько. Скорее всего, это будут серьги и колье, потому что уши и шея у нее точно красивые, а вот как обстоит дело с пальцами, Дженна не знала. Судя по тем драгоценностям, которые на ней на фото, Хелена предпочитает некрупные вещи. Хорошо…

Таким образом, круг поиска сужался и сужался. В итоге, осмотрев все во всех салонах и сделав соответствующие пометки в своем незаменимом ежедневнике — а вдруг что-то забудется? — Дженна еще раз перебрала в памяти все достойные экземпляры и попросила Боба вернуться в салон «Жемчужная орхидея» под кодовым номером два.

Сегодня вечером — или завтра, или послезавтра, это уже детали — Хелена Морган наденет восхитительное колье, стилизованное под греческий орнамент, из белого золота с мелкими изумрудами, и такие же серьги. Она будет ослепительна. Великолепна. Она будет блистать как всегда на вечеринке в честь своего дня рождения. И Морган будет ею любоваться и говорить комплименты хрипловатым от волнения голосом.

Дженна закусила губу.

Он даже не вспомнит, кто выбрал для нихэтот роскошный подарок. И не должен помнить.

Это, черт возьми, ее работа. Собачья работа, а что делать…

— Мисс, вам нехорошо? — перепугалась продавщица, совсем молоденькая девушка с нежным лицом.

Милая, она, наверное, еще не видела покупателей с такой расшатанной нервной системой. Какой стыд — плакать в магазине, да еще в таком… Дженна усилием воли взяла себя в руки и сдавленно проговорила:

— Нет, все о'кей, но стакан воды не помешает. Такая духота…

Продавщица кивнула другой девушке, и та скрылась — вероятно, помчалась на поиски воды для страждущей покупательницы.

— Я беру вот это, — с плохо скрываемой горечью сказала Дженна.

— Вам очень пойдет! — обрадовалась девушка. — Очень изысканные вещи, и камни идеально подчеркивают ваш цвет глаз… Может быть, примерите?

— Нет, — сухо ответила Дженна. Подоспела вторая продавщицы со стаканом холодной воды. Дженна сделала глоток из вежливости. — Я не для себя. Оформите, пожалуйста, покупку. И футляр — мне нужен самый роскошный.

— Да-да, будьте любезны, подождите немного… — Девушка заметно обрадовалась.

Она получит неплохой процент с этой суммы. И хорошо. Хоть кому-то должно быть хорошо от этого гарнитура. Нет, что за глупости… Хелена будет счастлива. Моргану не пришлось тратить свое время на поиски, он тоже доволен. Неблагодарным его никак не назовешь. Даже Боб оказался в выигрыше: ему не пришлось скучать на стоянке.

И только Дженне почему-то плохо, плохо, плохо…

Зависть — дурное чувство, учила ее мать.

Очень дурное. Но ей на самом деле плевать на красоту этого колье и его стоимость. Ей не плевать на Моргана Фримена. И черт с ним, с золотом, с платиной, с камнями, которые есть у Хелены Фримен и которых нет у Дженны Маккалистер. У Хелены есть Морган, и это главное между ними различие. Хелена оказалась достойной его, а Дженна — нет. И самое большее, на что она может рассчитывать, это быть рядом с ним в течение всего рабочего дня, а это не так уж и мало, если вдуматься. Она умеет заваривать ему самый душистый чай, именно так, как он любит, а Хелена наверняка уже много лет ничего подобного не делает — у нее для этого есть повар и домработница… Она ему и в самом деле помогает — всем, что в ее силах. Даже если это совсем больно и унизительно, как сейчас. Но он же ни в чем не виноват, он ничего не знает о том, что творится у нее в душе. И не узнает. Точка.

Дженна потерявшими чувствительность пальцами сжала футляр с драгоценностями, который ей с улыбкой и какими-то любезностями протянула продавщица — не хватало только его уронить, это было бы уже даже не смешно, — и вышла из магазина.

— Боб, поехали обратно… — Дженна рухнула на заднее сиденье, как будто у нее в сумочке лежал не футляр с украшениями, а несколько среднего размера свинцовых пластин.

В пять тридцать должны звонить из «Эм-ди-эм софт» насчет переноса переговоров. Нужно обязательно успеть.

О том, что сегодня как-то обошлась без ланча (закрутилась, было недосуг, забыла), Дженна вспомнила, когда стала собираться домой — у нее сильно закружилась голова, и как под дых ударил жесткий приступ тошноты.

В такие моменты — увы, они были не очень редки — Дженну начинала мучить совесть. Чего она только с собой ни делала, как ни измывалась над своим телом — а оно служило ей верой и правдой, лишь иногда напоминая о своих потребностях и недовольстве такими вот штучками.

Придется обойтись без жареной картошки на ужин. Дженна никогда не ощущала необходимости контролировать вес, о диетах знала только то, что они есть и, похоже, разные, а вот картошку фри очень любила… Но это было бы уже издевательством над организмом. Чувство справедливости у нее было еще живо, поэтому она пообещала себе много молока и что-нибудь нежное, вроде отварной телятины…

Желудок против ожиданий на эту мысль отреагировал не благостью, а острым приступом боли.

— Ладно, овсянки… — простонала Дженна. Хорошо бы еще дойти до машины…

— Дженна, с тобой все нормально? — В дверях кабинета стоял Морган.