— Не дай старухе опозориться.

— Вот честное слово!..

— Ну ладно, ступай. Я уж сама ставню захлопну, услужу сыночку… Да, а где наш-то?

— В школе задержался. Вот-вот придет.

Валерка вышел за калитку, постоял некоторое время на дороге, вглядываясь в даль улицы, затем повернулся и отправился к Поршенниковым один.

Строгая улица с добротными бревенчатыми домами кончалась метров за пятьсот до насыпи. Дальше, почти до откоса, тянулись неприглядные кособокие мазанки и насыпушки; даже электрические столбы против них как-то перекосились и потрескались, точно для того, чтобы не нарушать общую унылую гармонию. Здесь еще недавно запрещалось селиться, но потом разрешили. И все эти халупы выросли быстренько, как грибы, — за какую-то ночь. А теперь возле многих из них виднелись начатые срубы, бревна, доски, сложенные огромными клетками, чтобы продувало, вороха шлака и опилок. Но возле многих не было ничего, кроме неуклюжих поленниц. Хозяева либо смирились с убогим видом своих жилищ, либо отложили дело в долгий ящик.

Поршенниковы жили в одной из таких лачуг.

Валерка ни разу не был у Кати, да и вообще он мало кого посещал, кроме Гайворонских. Какое-то смущение испытывал Валерка при этих посещениях: ему казалось, что хозяевам в тягость присутствие чужих. Даже в пасху, когда собиралась ватага человек в шесть-семь, его не оставляла стеснительность. На улице он, бывало, еще храбрился и топал вместе с Юркой впереди, но едва заходили во двор, как Валерка покидал «фронт», и к крыльцу оказывался в самом хвосте — так и незаметнее и проще выскочить из дома обратно.

Один же он совсем терялся. Да и, признаться, вызываясь навестить Катьку, он, разумеется, рассчитывал на Юркино содействие. Однако…

Валерка остановился возле ворот Поршенниковых, огляделся по сторонам. Ну, чего стоит войти, спросить, почему Катька не ходит в школу, и уйти. Ведь никто не заругает его, не съест. И все же Валерка стоял в нерешительности. Надо было подождать Юрку. Он бы сразу все выяснил, он умел это делать. Валерка потянул калитку. Если она окажется запертой, он уйдет и завтра скажет, что никого из Поршенниковых не застал дома. Но калитка, скрипнув, отворилась. Валерка почти испугался. Закусив нижнюю губу, он придержал дверцу и еще раз оглянулся. От насыпи шла женщина. Валерка понял, что будет выглядеть подозрительно, если вот так и останется стоять у приоткрытой калитки. Нужно решаться: туда или сюда…

Никто никогда не поймет и не оценит Валеркиного подвига! Он распахнул калитку, вошел во двор и, обходя разбросанные дрова, направился к двери. Он выспросит все и даже больше — он категорически заявит: «Чтоб завтра Катька была в школе!» С горячностью Валерка распахнул дверь. Темнота ослепила его, в нос ударил дрянной запах не то квашеной, не то гнилой капусты. Валерка пошире открыл дверь и осторожно спустился вниз. Земляной пол глушил шаги. Слева к стене была прибита низкая полка шириной в две доски. На ней стояли ведро, две корзины. Возле корзины лежало что-то вроде мокрой тряпки. Проходя мимо, Валерка различил перья. Зарубленная курица. Нет, не курица, а петух — вот и голова с большим темным гребешком. На гребешке — бородавка… Бородавка? Валерка вздрогнул. Хвоста у петуха не было, торчало одно перо, и то было сломано. Шея общипана… Это был Мистер!

Валерка ничего не понимал. Он смотрел на распростертого недвижного петуха и часто моргал. Неизвестно, что бы он ответил, если бы в тот миг в сени кто-нибудь вышел и спросил его, зачем он здесь. И вдруг мальчишка вспомнил, что не было во дворе петуха, когда он звал его. Сообразив, что петуха кто-то выкрал и зарубил, Валерка попятился к выходу, споткнулся о ступеньки и, повернувшись, выскочил во двор. Перемахнув поленья, он выбежал на улицу и, не закрыв калитку, полетел домой что было духу.

— Мама! — крикнул Валерка в форточку.

— Что?

— Мама! — повторил он, но отскочил от окна и забежал в комнату. — Мама, петуха зарубили!

По торопливости и взволнованности сына, по охрипшему вдруг голосу Вера Сергеевна поняла, что случилось что-то серьезное.

— Чьего?

— Нашего. Мистера.

— Кто зарубил?

— Не знаю. Он у Поршенниковых лежит на лавке. Я к ним ходил узнавать, почему Катька в школу не ходит, а в сенках увидел… голова отрублена.

Вера Сергеевна внимательно посмотрела на сына, провела еще несколько раз кистью по потолку машинально, потом спросила растерянно:

— Как… голова отрублена?

— Ну, петух на лавке лежит, а голова — рядом, с бородавкой… отрублена.

Вера Сергеевна пожала плечами, спустилась с табуретки, вытерла о фартук руки.

— Наш петух, что ли?

— Да наш, говорю же тебе… Мистер.

— Ну-ка, — сказала мать, — пойдем.

Они вышли во двор, и Вера Сергеевна принялась созывать кур. Петуха не было.

— Да нету его, мама. Я еще тогда кричал — нету. И не зови даже.

Но мать все звала и звала: «Цып-цып-цып…» Повизгивал Тузик, ожидая появления петуха, чтобы радостно залаять на него, дескать, вот он, разбойник. Валерка и сам с надеждой оглядывался, не выскочит ли Мистер откуда-нибудь из-под сеней или из-за поленниц. Увы!

Из огорода сквозь планки заборчика просунулась рука, нащупывая вертушку дверцы. Это был Юрка.

— Здрасте, — сказал он.

— Юрка, у нас Мистер исчез! — сразу крикнул Валерка.

— Куда исчез?

— Я его видел у Поршенниковых, с отрубленной головой.

— Валера, ты не ошибся? — спросила Вера Сергеевна.

— Нет, мама. Тут разве ошибешься!

— С отрубленной головой? — удивился Юрка.

— Еще не чище! — развела руками Вера Сергеевна. — А ну, пойдемте-ка разберемся.

— А ну-ка, айдате, — поддержал Юрка.

По дороге Валерка рассказал про все, что он видел. Юрка почти разозлился:

— Дурак! Я бы им дал там всем… Тоже мне!

— Так ведь стыдно.

— Нашел, где стыдно. Они воруют, а ему стыдно. Я бы им сунул под нос петуха! Чей, спросил бы.

Ворота во двор Поршенниковых оказались закрытыми. Вера Сергеевна встряхнула дверь, проволочный крючишка сорвался, и они вошли. Валерку била какая-то нервная дрожь.

— Окна занавешены, — сказал Юрка.

Дверь в сени тоже оказалась закрытой. Вера Сергеевна постучала. Молчание. Она постучала сильнее. Опять молчание. Юрка подошел к низкому окну, глянул вниз, под занавески, свистнул. Ни звука. И Вера Сергеевна, и Юрка посмотрели на Валерку.

Он пожал плечами:

— Все было открытым.

Юрка встал к двери задом и сильно шлепнул по ней подошвой ботинка. Домишко аж загудел.

Дом безмолвствовал.

— Никого нет, — сказал Юрка.

— Куды ж вы, дурье, ломитесь? — спросил вдруг кто-то со стороны. — В хате пусто, а они надсажаются.

В огороде среди подсолнухов стояла старуха с морщинистым лицом, маленького роста и очень худая — одежонка обвисала на ней, как на пугале.

Юрка подошел к забору и спросил:

— А где же Поршенничиха?

— Я почем знаю. Вы бы не пришли — и об вас бы не знала. А пустую избу нечего трясти! — глянув насупленно и зло на мальчишку, проворчала старуха.

— Конечно, — согласился Юрка. — Пустую чего трясти.

— Только что двери были открыты, — опять сказал удивленный Валерка.

— Ушла хозяйка, — заметила бабка.

— А вы кто — соседка? — спросила Вера Сергеевна.

— Соседка не соседка, а не из того дома.

Вера Сергеевна некоторое время стояла задумавшись, потом проговорила:

— Ну что ж, пойдемте.

— Мы еще вернемся! — крикнул Юрка, когда они покидали двор Поршенниковой, и почему-то погрозил старухе кулаком.

Валерка то по личному побуждению, то по просьбе Юрки вновь и вновь пересказывал, как он отправился к Поршенниковым, как колебался, войти или нет во двор, как наконец вошел и увидел в сенях на лавке Мистера.