До появления Агаты члены нашей семьи, чтобы общаться между собой в этом большом трехэтажном доме, выработали особую сигнализацию при помощи свиста. Теперь это стало невозможным: никто уже не может понять, кто кого и куда зовет!

Пришел в гости сосед. Пока он со мной разговаривает, из соседней комнаты внезапно раздается громогласный хохот — Агата демонстрирует его впервые, хотя находится в доме уже больше месяца. Сосед поднимается:

— Простите, я не знал, что у вас гости…

Я заметил, что охотнее всего Агата разговаривает и свистит, когда находится одна в комнате, за полузакрытой дверью. С маленьким Михаэлем она дружить не хочет. Когда она сидит на столе, а он бегает вокруг, она, наклонив голову вперед, как разъяренная наседка, бегает маленькими шажками по столу, преследуя его.

С некоторых пор Агата стала кричать «мяу», очень естественно и похоже — «ми-а-у», хотя в доме нет ни одной кошки и ни одна к нам не наведывалась в гости. Через пару дней она начинает издавать свое громкое «ха-ха-ха» каждый раз, когда какая-нибудь из наших собак подходит к ее клетке. Когда я пересаживаю ее со стола в клетку, она неизменно произносит «гобо». Скажи она это с самого начала своего появления в нашем доме, я наверняка окрестил бы ее «Гобо» и считал бы, что это «он», а не «она».

Однажды я, поднимаясь по лестнице на второй этаж, насвистывал «Лили Марлин». Внезапно до меня снизу совершенно явственно доносится мотив: «Перед казармой, прямо у ворот…» Радостно бросаюсь вниз, как говорится, перил не касаясь:

— Хедвиг, это вы только что свистели?

— Нет.

— Ну значит, это она наконец-то выучила! — радуюсь я.

Но тут раздается довольное хихиканье из детской кроватки: оказывается, это Михаэль позволил себе со мной такую шуточку.

Но тремя днями позже Хедвиг начинает утверждать, что попугай на самом деле насвистывал «Лили Марлин». Но я стал недоверчив и сомневаюсь в этом. А ровно через месяц после того, как я начал насвистывать Агате этот мотив, я и сам услышал, как она его повторяет.

Я сижу за письменным столом и слышу, как внизу, на первом этаже, Агата несколько раз подряд насвистывает: «…прямо у ворот».

Днем она сидит в клетке на балконе и развлекается тем, что пугает прохожих. Люди начинают нервно оборачиваться, потому что кто-то их освистывает. Только немногие догадываются, что это проделки попугая. Потом она выступает в роли резкого звонка. Мое семейство, у которого от этого звонка закладывает уши, утверждает:

«Специально, чтобы нас позлить!»

Но вечером снова раздается: «…прямо у ворот», а когда собак зазывают со двора домой, Агата внезапно тоже кричит: «Иди, иди, иди!»

Я открываю дверцу и жду, пока Агата вылезет и переберется на крышу клетки. Она нацеливается головой на мое плечо, словно вот-вот перелетит ко мне. Однако до сих пор Агата только однажды решилась полететь в комнату, и то с испуга. Но когда я кладу свою руку на ее клетку, Агата делается внезапно совершенно другой птицей: она пригибается вниз и, полураскрыв крылья, кладет подклювье на мой указательный палец и имитирует, будто что-то пьет. Время от времени она засовывает клюв меж моих пальцев. Мне еще ни разу не приходилось видеть парочку флиртующих серых попугаев, но я не сомневаюсь, что Агата исполняет передо мной самый настоящий брачный танец. Она то влюбленно покусывает слегка мои пальцы, то ставит свою левую ножку на какой-то момент на мою руку, каждый раз только на какой-то момент, чтобы сразу же отдернуть ее назад. На руку она не заходит, хотя обычно ее не надо об этом упрашивать. Агата явно кокетничает: даже от протянутой ей вишни, ее любимой ягоды, она презрительно отворачивается, находясь в состоянии экстаза.

Интересно, по каким признакам Агата, которая так злобно отвергает всех других людей и даже кусает их, узнает меня? По голосу? По лицу? По одежде? По запаху? Ведь далеко не все птицы в этом схожи между собой.

Так, один орнитолог вырастил у себя на балконе и в квартире ручную самочку-дрофу. Когда эта огромная птица гуляла по парку со своим хозяином, она каждый раз почему-то пугалась, когда тот надевал шляпу. Птица охотно бежала за своим хозяином, когда тот шел с непокрытой головой, и убегала от него, как только он надевал на себя головной убор. Попеременным надеванием и сниманием шляпы можно было заставить эту птицу бегать взад и вперед. Кстати, прирученный самец того же вида очень быстро привык к головному убору хозяина и не обращал на него никакого внимания.

Большинство мелких певчих птиц пугаются, когда их хозяин появляется возле клетки в каком-нибудь ярком костюме, в пальто или голышом. Некоторые более смышленые виды тем не менее начинают догадываться (когда ухаживающие за ними люди часто переодеваются), что лицо — вот что остается неизменным в этом вечно меняющемся облике человека. Выпущенные на волю ручные вороны зоолога Хайнрота, например, узнавали своих приемных родителей независимо от того, был ли на его жене меховой воротник и шляпа или только легкая кофточка, а на нем самом металлический шлем и длинный офицерский плащ или обычный костюм. Часто их вороны, подлетая к ним на улице сзади, не узнавали их, но затем, перегнав хозяев и повернув в полете голову, возвращались назад и садились на руки. Молодой фазан преследовал Хайнрота своими любовными домогательствами, а жену исследователя ненавидел и злобно прогонял. Когда супруги Хайнроты обменялись одеждой, он все равно узнал их по лицу. Сестру мадам Хайнрот, нарядившуюся в ее платье, фазан тоже сумел распознать и оставил без малейшего внимания.

Интересно, как поведет себя наша Агата в аналогичных обстоятельствах? Когда я во время работы в саду подошел к ее клетке в одних тренировочных брюках и майке, она без колебаний пошла ко мне на руку. В другой раз я надел устрашающую маску и к тому же еще напялил на себя шляпу. Разговаривая с ней в таком наряде, я все же убеждаю ее подойти ко мне. Неуверенно она ставит одну ногу на мою руку, водит клювом по пальцам и наконец решается залезть мне на руку; я вынимаю ее из клетки.

Переодевание продолжается. На сей раз я помимо маски надеваю женскую косынку на голову, наряжаюсь в цветастый дамский халат и пробую выступать в образе «дамы». При этом я еще и молчу. Агата не узнает меня, мое заигрывание отвергает и сильно кусает за палец — слава Богу, не до крови. Я ухожу и через некоторое время возвращаюсь вновь: Агата неумолима. На третий раз я начинаю с ней разговаривать, и, смотрите-ка, моя Агата разрешает себя почесать, любовно покусывает мои пальцы, но на руки не идет. Даже когда я снимаю маску, но остаюсь в халате и косынке, Агата не решается, несмотря на все мои уговоры, залезть на руку. Сбита ли она с толку предыдущим маскарадом? Я сбрасываю дамский капот — и Агата в тот же миг кидается ко мне. Когда я снова превращаюсь в ведьму (правда, без маски), Агата после долгих уговоров все же решается залезть ко мне на руку. Как видите, обучается она очень быстро.

Теперь попробуем поэкспериментировать с ней в обратном порядке. Несмотря на прекрасный теплый летний вечер, я надеваю зимний костюм: Агата безо всякого идет ко мне на руки — и почему бы ей этого не сделать? Когда я в придачу закрываю лицо маской и надеваю кожаную перчатку, ее это тоже не смущает. Так. Теперь быстренько снять костюм и надеть его на пришедшую к нам в гости даму. Ей надевают на лицо маску, напяливают на голову шляпу и на руки — перчатки (моим гостям немало приходится претерпевать у меня в доме, к тому же они впоследствии находят свои изображения в различных книгах и журналах, притом не в наилучшем для себя виде!). Итак, наряженная в мою шляпу, мою куртку, мои брюки и в моих перчатках, эта особа с чужим бумажным лицом просовывает руку в клетку, и Агата взбирается по ней, словно это в порядке вещей! Ну, так долой маску! Но Агата доверяет моей куртке и брюкам: она снова безо всякого стеснения залезает на чужую руку в перчатке. Мой двойник заговаривает с попугаем, но и чужой голос не производит на Агату никакого впечатления: она спокойно разрешает вынуть себя из клетки.