Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Ну что ж, берите завтра утром ведро, мыло и щетку и продемонстрируйте на большом белом медведе свои парикмахерские способности!

Как же он был насмерть перепуган, когда рано утром прибежал запыхавшийся конюх и сообщил, что новичок на самом деле залез в отделение к огромным злобным медведям и там «шурует»!

Полцирка собралось вокруг клетки и, не веря глазам своим, наблюдало, как парикмахер, в спокойствии душевном, намыливает и трет щеткой белого медведя. Он и не подумал выйти, несмотря на все увещевания, пока не довел своей работы до конца. Клудский с удовольствием сделал бы из него дрессировщика, но парикмахер наотрез отказался уехать вместе с цирком из своей родной Италии.

По схожим причинам рухнул удивительный план, задуманный знаменитым исследователем Арктики Роальдом Амундсеном. Он решил использовать белых медведей вместо ездовых собак. С этой целью он раздобыл у Гагенбека двадцать молодых белых медведей и поручил дрессировщику Ройбену Кастангу выдрессировать их так, чтобы они ходили в упряжке, чего и удалось добиться после девятинедельных тренировок. Однако Кастанг ни за что не соглашался принять участие в опасной научно-исследовательской экспедиции на Дальний Север. А поскольку животные кому-нибудь другому, возможно, не стали бы подчиняться, пришлось отказаться от всей затеи и ограничиться показом группы «ездовых медведей» в цирке.

Между прочим, с белыми медведями мы, европейцы, знакомы довольно давно. В 880 году один норвежец в Северной Исландии изловил медведицу с двумя медвежатами, которых прибило к берегу на льдине. Он преподнес медведей в качестве ценного подарка норвежскому королю Геральду Гарфагару, который тоже не поскупился и подарил ему за это небольшое судно, груженное лесом. В 1056 году епископ Исландии подарил немецкому императору Генриху III живого белого медведя; а в 1250 году арабский летописец сообщает о том, что арабские торговцы, добиравшиеся в те времена в поисках пушных товаров до Русского Севера, не раз привозили в Египет огромные белые шкуры.

Братья наши меньшие [Мы вовсе не такие] - i_080.png

Глава двадцать четвертая

Норвежская сенсация

Братья наши меньшие [Мы вовсе не такие] - i_081.png

В апреле 1933 года у норвежского зверовода по фамилии Эвертсон, разводившего у себя на пушной ферме черно-бурых лис, появился на свет оригинальный лисенок, абсолютно не отвечающий мировым стандартам этой породы. Рядом со своими солидными, элегантными серебристо-бурыми родителями он выглядел легкомысленно пестрым: мордочка белая, светлые «сапожки» на всех четырех лапах, белый кончик хвоста и широкое светлое жабо вокруг шеи. Заметив нестандартного лисенка, владелец мог бы, покачав головой, тут же отбраковать его, то есть вынести ему смертный приговор. Ведь все, что не обладает прекрасным черным мехом с белыми кончиками ворсинок, присущим черно-бурым лисам, должно безжалостно выбраковываться. Все равно зимой на очередном пушном аукционе такая шкурка не принесет желаемого барыша: пойдет по цене обычных рыжих лис. А уж для последующего разведения подобные пегие экземпляры и вовсе не пригодны.

Однако господин Эвертсон не стал убивать пестрого уродца, а даровал ему жизнь и даже нарек кличкой Монс. А про себя сказал: «Там, где харчуются сотни лис, и для тебя, бедолаги, уж так и быть, пара рыб найдется».

Надо сказать, что эта «пара рыб» вполне окупилась. Уже несколько недель спустя на ферму явился один из известнейших звероводов Норвегии, некто Кяйер, который увидев белоносого оригинала, не торгуясь заплатил за него четыреста марок. Это было больше, чем стоила прекрасная «настоящая» черно-бурая лисица, и тем не менее Эвертсон впоследствии еще не раз сокрушался, что отдал его. Ведь Монс стал родоначальником всех платиновых лис на Земле, основателем «платиновой конъюнктуры», бешеной «платиновой спекуляции». Некоторых людей Монс сказочно обогатил, а его дети, наверное, кое-кого и разорили…

Но поначалу Монса «женили» на самой обычной черно-бурой лисице в ее исконном наряде. Его новый владелец исходил из того соображения, что уже не одна порода домашних животных была создана именно таким образом: кому-то захотелось сохранить непохожего на всех остальных уродца, а затем уж от него пошла новая, оригинальная линия. Так, черно-бурых лис с некоторых пор уже можно считать одомашненными животными. Но среди их потомства не раз возникали отклонения от нормы, которые пора бы уже признать за новую породу. И владелец оказался прав: черная супруга Монса осчастливила его основательным количеством деток, и все были в светлых папиных сюртучках.

Такие же «платиновые» отклонения от нормы возникали уже не раз и в Канаде, и в США, но там они, по-видимому, не нашли себе подходящего «антрепренера». Монс же в Норвегии попал в самую точку и был воспринят с полным восторгом. Дело в том, что в Норвегии в те годы точно из-под земли выросло множество пушных ферм, специализирующихся исключительно на черно-бурых лисах. И доходы, которые эти красивые шкурки приносили вначале на мировом рынке, стали понемногу, самым неприятным образом, ползти вниз… А этот новый, мерцающий платиновым блеском мех, безусловно, сможет затмить любую американскую, канадскую и русскую конкуренцию!

У Монса появлялись все новые и новые внуки. Начался настоящий «платиновый бум». За каждого детеныша Монса платили по восемь тысяч марок. Когда какой-нибудь зверовод привозил свою черно-бурую лисицу на случку к платиновому самцу, то это удовольствие стоило ни много ни мало три тысячи шестьсот марок!

Уже в ноябре 1939 года на выставке лис в маленьком городе Шиен, близ Осло, было выставлено сто восемьдесят платиновых лис. Пятнадцать самых лучших самцов было продано по пятнадцать тысяч марок за штуку. А на первой Международной выставке платиновых лис, состоявшейся в Осло, Монса чествовали так, как не снилось ни одному лису в мире.

«Перед публикой, обступившей клетки, в которых экспонируются его триста десять потомков, — писала тогда одна газета, — Монс представал во всем блеске своей славы. Клетка его была высоко приподнята над другими для более удобного обозрения. У лог его в тесных клетках сидели, сжавшись в комок, две обычные черно-бурые лисицы — представители рода, из которого произошел Монс. Сам же он гордо и независимо взирал со своих высот на бесчисленное множество почитателей, шумно восторгавшихся его отливающим платиной, шелковистым прекрасным мехом».

К 1939 году в Норвегии насчитывалось уже 4100 платиновых лис, от которых в 1940 году рассчитывали получить тридцать тысяч лисят, а еще через год каждую норвежскую черно-бурую лисицу мог бы покрыть платиновый самец. Если бы в это время не началась война…

Но это потом. А поначалу «мягкая платина» оборачивалась «твердым золотом». На одной из ведущих лисьих ферм в провинции Хедмарк оборотный капитал увеличился более чем на миллион марок. Владелица другой фермы, которой «платина» принесла доход в двести шестьдесят тысяч крон, вынуждена была заплатить ровно 114 300 крон в качестве налога с оборота! Какое уж тут значение мог иметь тот факт, что среди платиновых детенышей смертность всегда была несколько выше, чем у обычных черно-бурых лисят, даже в одном и том же помете.

И тем не менее звероводы уже почувствовали какую-то неясную тревогу, слегка омрачавшую этот столь блистательный новый бизнес. Ведь мир хотел иметь самцов платиновых лис, чтобы получить возможность покрывать ими как можно больше черно-бурых самок и получать в результате этого целую кучу платиновых лисят. За самками платиновых лис никто особенно не гонялся.

А как обстояло дело со шкурками? Они-то хоть приносили столько же тысячемарочных купюр, сколько дорогостоящие самцы-производители? Ведь должен же был когда-то настать момент, когда придется продавать меха, а не только живых зверей для разведения! Когда таможня в Хапаранде пустила с аукциона десять шкурок платиновых лис, конфискованных ею при попытке контрабандного провоза, то они пошли по цене в среднем всего лишь в двести пятьдесят марок… В то же время в Нью-Йорке один из шикарнейших торговых домов по продаже готового платья заплатил на аукционе за наилучший платиновый мех 27 500 марок! Владельцы пушных ферм снова легко вздохнули. Но вскоре стало известно, что на том же пушном аукционе все остальные шкурки платиновых лис пошли в среднем всего лишь по 1500 марок.

117
{"b":"153725","o":1}