Никогда время не бежит быстрее, чем в те моменты, когда его не хватает. Солнце уже зашло за высокий западный берег вади, и вскоре до нас донеслись звуки молитвы. Через какое-то время мы услышали и ночную молитву. Взошла луна, но ее свет не проникал в наш распрекрасный «дом для гостей». Я снова вскарабкался по скале и выглянул наружу. Не было заметно ни одного костра, потому что луна светила достаточно ярко. Возле скалы все еще не было стражи. Мы работали в полной темноте. Поскольку ничего нельзя было увидеть, мы полностью доверились своему осязанию. Виннету вгрызался в грунт первым. Он откапывал песок и перебрасывал его стоявшему позади Эмери; тот, в свою очередь, откидывал мне, а я уже выбрасывал очередную порцию грунта на пол пещеры. Теперь мы находились гораздо ниже его уровня. Подкоп наш вел на два локтя вниз, а потом локтя три продолжался горизонтально. Виннету уже должен был находиться под самым камнем, значит, нам, чтобы выбраться на поверхность, надо было снова копать вверх. Приближалась полночь; через какой-нибудь час мы должны были закончить подкоп.

Вдруг передо мной послышался глухой шум.

— Эмери! — крикнул я.

— Да. Что? — ответил он.

— Что делает Виннету?

— Отдыхает, потому что песок от него больше не поступает.

— Бога ради, дотронься до него!

Пролетел короткий, но очень тревожный миг, потом Эмери громко закричал:

— Его засыпало!

— О небо! Совсем?

— Нет, я держу его за ноги. Стой на месте! Не толкай меня! Здесь не развернешься.

— Быстрее, а то он задохнется! — испуганно напирал я на Эмери.

Коснувшись руками его спины, я почувствовал, что англичанин, напрягая все свои силы, вытаскивает Виннету.

— Cheer up! [74]— крикнул он. — Воздух теперь у него есть! Он жив! Виннету, мой добрый малый, как дела?

И вот я наконец услышал голос апача:

— Вы пришли на помощь вовремя, а то я уже почти задыхался. Кровля обрушилась, и меня придавило. Я не мог позвать на помощь.

Он пыхтел и чихал, выплевывая песок, освобождая от него нос и глаза. Потом добавил:

— Ну, теперь надо начинать снова! Моим братьям придется работать вдвое быстрее, иначе мы не успеем управиться до рассвета.

— Много земли обрушилось? — спросил я.

— Да.

— Тогда иди назад! Ты здорово устал. Теперь я буду впереди.

— Нет, — возразил Эмери. — Меняться мы будем в том порядке, в каком стояли прежде. Теперь пойду вперед я, а Виннету пусть станет замыкающим.

Апач с явной неохотой выполнил наши пожелания. Увы! — обвал кровли отбросил нас далеко назад. Все, что мы выкопали и убрали до того, пришлось еще раз убирать и укреплять. Виннету был прав: теперь нечего было и думать о том, чтобы выбраться из пещеры ночью. Мы могли надеяться, что выйдем наружу только на рассвете, да и то лишь в том случае, если не случится нового обвала. А если мы не справимся с работой, то аюны увезут нас далеко отсюда, да еще, увидев выкопанную нами яму, позаботятся, конечно, о том, чтобы в дальнейшем попытка к бегству не провоцировала легкостью своего осуществления.

Мы работали так, как будто от результата наших усилий зависела наша жизнь, да так, собственно говоря, и было. Позднее Эмери сменился, и я занял место передового. Виннету оказался посередине. Мы забыли про время, нас уже не интересовало, рано сейчас или поздно; мы без перерыва царапали, скребли, продирались все дальше и дальше. В течение какого-то времени я уже пробуравливался вверх, стоя на коленях в самом конце прорытого нами горизонтального лаза. Вдруг почувствовал сильный удар по затылку и такой же — в правое плечо. Громадная тяжесть сдавила меня и спереди, и сзади, масса плотного песка навалилась на грудь, так что я почти не мог дышать. Дышать? Да был ли там вообще воздух? У меня появилось такое чувство, словно я оказался в безвоздушном пространстве. С большим трудом вытянув руку назад, я не обнаружил открытого лаза. Рука почувствовала что-то твердое. Лаз закрылся; кровля снова обвалилась, и как раз за мной. Я не мог двинуться ни вперед, ни назад.

— Виннету! — крикнул я.

Голос мой прозвучал до странности глухо. Ответа я не услышал.

— Эмери?

Тот же самый глухой звук, и опять никакого ответа! Ожидать помощи от спутников мне было нечего. Прежде чем они смогут удалить массу обвалившейся земли, я задохнусь. Спасение можно найти только наверху. Воздуха, воздуха, воздуха! Я царапал и рыл, скреб и сверлил песок обеими руками. Я не обращал внимания на то, что отгребаемый мною песок сыпался мне в рот, глаза, нос и уши. Дальше, все дальше, прямо наверх в ужасной, лихорадочной, почти бессознательной спешке, и вот, вот… о!.. Свежий чистый воздух в пустые легкие! Я глотал и глотал его, я дышал с наслаждением, протирая глаза от забивавшего их песка, и неожиданно увидел небо над головой, с которого исчезали последние утренние звезды. Я выбрался наконец на поверхность. Расставить локти туда-сюда, подтянуться на них и вылезть наверх было делом одной секунды.

И тут я похолодел: окажись я на какой-то дюйм дальше, меня бы придавило, полностью расплющило… Тонкая песчаная перегородка над нашим лазом не выдержала тяжести огромного камня, перекрывавшего вход, и рухнула. Скальная глыба упала вслед за ней. Камень ушел на добрых два локтя в землю; он торчал не отвесно, а круто наклонившись одним краем, и вследствие этого — я мог бы закричать от радости! — трещина в скале настолько освободилась, что я сумел бы пролезть в щель и отправиться к своим спутникам.

Мои спутники! О небо! О них-то я и не подумал, занимаясь одним собой! Что с ними? Живы ли они или лежат придавленные камнем? Я быстро пролез в расселину и прислушался. И тут, к великой своей радости, услышал под собой глуховато прозвучавший вопрос англичанина:

— Что, песка больше нет?

— Нет, одна скала, — так же глухо ответил апач.

— Но раньше ведь был песок, через который прорывал ход Олд Шеттерхэнд!

— Да, а теперь сверху обрушился камень.

— О небо! Значит, его придавило!

— Придавило или он задохнулся! Виннету отдал бы жизнь, чтобы спасти своего брата, но человек не может проходить сквозь камни! Солнце апачей закатилось в далекой стране, а их звезды угасли…

— Угасли в свете дня, уже наступившего на воле! — продолжил я его слова, нагнувшись, чтобы они услышали меня и поняли.

— Чарли! — закричал, нет, буквально взревел апач.

— Виннету!

— Он жив, он выбрался наверх!

— Да, он жив!.. Пошли к нему! — вторил ему Эмери.

И в следующее мгновение при первых проблесках дня я увидел, как оба вылезают из подкопа. Меня так мяли и жали, что мне вдруг стало даже страшнее, чем в тот момент, когда под землей я задыхался.

— Чарли, брат мой! — только три этих слова и сказал апач, но они подействовали на меня словно эликсир жизни. Эмери нашел больше слов, но они были не менее сердечными.

— Но как ты выбрался? — спросил он наконец, успокоившись. — Мы уже думали, что ты погиб, задохнулся там, под землей, а ты здесь, наверху!

— Я прокопал ход в песке. Выбирайтесь из пещеры и сами посмотрите, как это случилось!

Только теперь они заметили проникавший в расщелину утренний свет и последовали за мной.

— Мы свободны! — сказал Эмери тихо. — Ценой страшной угрозы для твоей жизни мы освободились. Мы спасены!

— Спасены! — кивнул апач, все еще державший меня за руку. — Мои братья могли бы пойти со мной и взять свои ружья!

Только после этого мы осмотрелись. Что за люди были эти улед аюн! Они захватили трех очень важных пленников, и тем не менее все спали, часовых мы не заметили.

Слева улеглись верховые верблюды, а в клиновидном загоне располагались лошади, которыми я так восхищался днем. Люди поодиночке и малыми группами спали среди овец и других животных, либо тоже спавших, либо тупо уставившихся на занимающуюся зарю.

— Лошади или верблюды? — спросил меня Виннету.

— Лошади, — ответил я. — Пошли к ним!

Я лег на землю и пополз к лошадям; мои товарищи последовали моему примеру. Оказавшись вблизи лошадей, я остановился и прошептал: