Она не узнает Томаса, когда он выходит на лед. В защитных накладках его плечи и ноги кажутся огромными. Он напоминает великана. Очертания головы скрыты каской. Таким Томаса она никогда не видела и не могла даже представить: согнувшийся, клюшка выставлена, ноги пружинят, движения плавные, как у балерины, ловкие, как у чечеточника. Томас играет агрессивно. Не зная правил, она с трудом следит за игрой. Иногда даже не понимает, что забили гол, пока не слышит рева толпы.

В этот вечер возникает неизбежная драка. Сегодня — из-за умышленной подножки, после которой Томас падает на лед, распластавшись на животе. Он мгновенно встает, подбираясь, как паук, вонзая кончики коньков в лед, и тут же набрасывается всем телом на игрока, который это сделал. Линда, ходившая в школу с девочками и монахинями, до этого никогда не видела драки, никогда не видела сбивающих с ног ударов, рывков, яростных пинков. Драка длится всего несколько секунд, но как будто возвращает в минувшие столетия, напоминая бой гладиаторов. Томас отмахивается от рефери и направляется на скамейку запасных отбывать наказание. Каску он держит в руке, волосы торчат вперед. Он останавливается прямо перед проволочным ограждением, принимая наказание как должное.

Не раскаиваясь. Совершенно не раскаиваясь.

Утром накануне Рождества Линде не удается встретиться с Томасом в начале улицы, как было запланировано. Только что в дверь вошла Эйлин, приехавшая на праздники из Нью-Йорка, и Линда не может позволить себе уйти, прежде всего потому, что Эйлин, кажется, больше всего хочет видеть именно Линду. Хотя на самом деле они чужие люди. В этот день Линда внимательно следит за тем, чтобы не надеть ничего, что когда-то принадлежало Эйлин (не желая выглядеть уменьшенной копией старшей двоюродной сестры), и надевает то, что куплено на собственные чаевые: серую шерстяную юбку и черную кофту. Сейчас она откладывает деньги на кожаные сапоги.

Линде не стоило волноваться. Эйлин приезжает домой в футболке с разводами [68], только что из Гринвич-виллиджа [69], где она сейчас живет. Она не носит лифчика, на ногах у нее высокие кожаные сапоги, как раз такие, какие хочет купить Линда. На шее у нее бусы, на лице нет никакой косметики. Линда, которая на праздники накрутила волосы, после объятий внимательно оглядывает двоюродную сестру.

Девушки уединяются в своей комнате, и Эйлин рассказывает про магазины, где можно купить все, что нужно для употребления наркотиков, и про эротический массаж. Про ансамбль, который называется «Зе Мамае эндзе Папас» [70]. Про картофельные зразы и работу по проекту «Апворд Ба- унд». У нее есть парень, который играет на губной гармонике в блюзовой группе, и ей нравится музыка Сонни и Шер [71]. Она объясняет, почему женщины не должны пользоваться тушью для ресниц и почему волосы — это политический вопрос. Почему Линда, Пэтти и Эрин тоже не должны носить лифчики.

— Не стыдись своего прошлого, — говорит Эйлин Линде, когда другие выходят из комнаты. — Так поступало твое тело, а своего тела ты никогда не должна стыдиться.

Линда признательна за доброту, которая чувствуется в этом совете, но немало обеспокоена тем, что Эйлин о ней думает.

Во время рождественского обеда Джек от двери несется в квартиру с сообщением, что к Линде пришел гость. Она застывает на своем стуле за кухонным столом, зная, кто это.

— Ты пошла бы, посмотрела, кто это.

Томас стоит в коридоре, в руке — небольшая коробочка, неумело перетянутая скотчем. На нем пальто с поднятым воротником, уши покраснели от холода.

Она смущается от мысли, что не приготовила для него никакого подарка.

— Я не могу выйти, — говорит она. — Эйлин приехала.

Похоже, он обиделся. Линда очень редко видела его таким, и от сознания того, что она причинила ему обиду, сдавливает грудь.

Он протягивает коробочку.

— Это тебе.

От смущения и угрызений совести Линда забывает о приличиях. Она открывает подарок в коридоре, пока он неловко стоит, сунув руки в карманы. Чтобы снять липкую ленту, требуется целая вечность. В коробочке лежит золотой крест с крошечным бриллиантом в центре. Золотой крест на цепи. На записке написано: «Магдалине».

— Повернись, — говорит он. — Я его надену.

Она чувствует на своем затылке его пальцы — слишком большие для изящной застежки.

— Я сама, — отвечает она, когда Джек, не в силах сдержать любопытства, открывает дверь, чтобы еще раз взглянуть на таинственного незнакомца. У Линды не остается выхода, и она приглашает Томаса войти.

Она видит это все в глазах Томаса: обои с потеками в углу, рождественский стол рядом с раковиной, полной тарелок. Полку, замусоренную крошками и картофельной шелухой, рыбу в сковороде. Висящую над столом лампу, которую так часто задевают, что абажур треснул.

Они входят в берлогу с клетчатым диваном. Запах табачного дыма облаком висит в воздухе. Телевизор включен, показывают специальную рождественскую программу.

Линда представляет Томаса двоюродным братьям и сестрам и тете. Крест на шее — как сигнальный огонь. Тетя ведет себя сдержанно, обращая внимание на хорошее пальто, рубашку «Брукс бразерс» [72], кожаные перчатки и туфли превосходного качества. Джек просто летает от возбуждения: взрослый парень разговаривает с ним, подмигивает ему. Томас кивает Майклу, потом садится, не снимая пальто, на клетчатый диван, отвечает на вопросы, которые задает ему смелая Эйлин. Тетя, с красной помадой на губах и мелко завитыми волосами, все время смотрит. Беспощадно.

Смущенная Линда, чувствующая себя неловко, смотрит на все как будто со стороны. Смотрит, как Томас снимает пальто, нагибается и катает с Джеком игрушечные машинки. Как тетя и Томас обмениваются тяжелыми изучающими взглядами. Как Пэтти и Эрин, которым поручено вымыть посуду в кухне, время от времени заглядывают в комнату, явно заинтригованные симпатичным парнем.

Через час Джек уже сидит на коленях у Томаса, и они слушают Бинга Кросби [73].

Томас остается до тех пор, пока тетя не начинает приказывать детям одеваться. Сейчас они поедут на полуночную мессу, говорит она, причем Томас определенно не имеется в виду.

Прежде чем все уходят, Томас и Линда целуются за кухонной дверью.

— Счастливого Рождества, — шепчет Томас. Все-таки он сентиментальный парень. Несмотря на Лоуэлла и О’Нила.

— Спасибо за крест, — говорит она. — Я всегда буду носить его.

— Мне понравились твои братья и сестры, — отзывается он. — Особенно Джек.

Линда согласно кивает.

— Он хороший мальчик.

— Я не понравился твоей тете.

— Это тебя не должно волновать, — говорит она.

— Завтра ты сможешь выйти? — спрашивает он.

Она думает.

— Может быть, после обеда.

— Я заеду за тобой в час, — произносит он. — Поедем в Бостон.

— В Бостон?

Мне нравится этот город, когда там все закрыто.

После ухода Томаса тетя натягивает пальто в коридоре и говорит, чтобы слышала только Линда:

— Этот тип разобьет тебе сердце.

Они идут по пустым улицам. Остальной мир спрятался от холода, который со свистом рвется со стороны гавани и змеей извивается по узким улочкам Норт Энда. Даже в середине дня в окнах горят огни праздничных елок. Линда представляет себе горы рваной оберточной бумаги, спрятанные игрушки сцену, в которой только что сама принимала участие. Эйлин подарила ей футболку в разводах, Майклу — пластинку «Битлз», Эрин — шапку, которую связала сама. Тетя приготовила ей в подарок удобное хлопчатобумажное белье, купленное со скидкой в универмаге, и требник с ее именем, напечатанным золотыми буквами в нижнем правом углу. «Линда М. Фэлллон»: М. означает Мари, конфирмационное [74]имя, которым она никогда не пользуется.