— Томас, — выдохнула женщина.

Она шагнула вперед.

— Это действительно ты?

Он сунул руки в карманы, боясь невзначай коснуться ее. Ее присутствие было детонирующей гранатой.

— Линда.

Во рту у него пересохло.

Она нерешительно улыбнулась и вздернула голову.

— Что ты здесь делаешь?

Что он сейчас делает в Африке? Кажется, вполне резонный вопрос.

— Я уже давно здесь. Год.

— Серьезно? И я тоже. Во всяком случае, почти.

Ее глаза оторвались от его глаз лишь на секунду, и улыбка дрогнула. Раньше она не увидела бы этого шрама.

— Это очень странно.

Пожилой мужчина в ярко-синей куртке подошел к нему и подергал за рукав. Томас застыл, он был не способен двигаться, словно мог разбить что-то ценное. Он смотрел, как Линда достала из своего кошелька два шиллинга. Нищий, удовлетворившись, удалился.

Она приложила пальцы тыльной стороной к носу, атакованная одним из запахов, который пронесся сквозь здание. Ему показалось, что пальцы ее дрожат. Где-то здесь находится Регина и ждет его. Регина. Он попытался сказать что- то нормальное.

— Моя жена работает от ЮНИСЕФ.

«Слова «моя жена» невозможны», — подумал он. Не здесь. Не сейчас.

— О, — сказала она. — Понимаю.

Томас глянул на ее руку, нет ли на ней обручального кольца. Чего-то, что могло быть кольцом на левой руке.

— Ты в Найроби?

— Нет. Я в Корпусе мира [26]. В Нджие.

— О, — протянул теперь он. — Я удивлен.

— Почему?

— Никогда не представлял тебя в Корпусе мира.

— Ну, люди меняются.

— Полагаю, да.

— А ты изменился?

Он подумал.

— Думаю, нет.

Его губы были сухими, и ему приходилось облизывать их. У него перехватило дыхание, он нуждался в воздухе. Боль в виске стала нестерпимой. В сумочке у Регины должно быть лекарство. Томас схватился рукой за голову, прежде чем успел осознать, что сделал это.

— У тебя мигрень.

Он посмотрел на нее, пораженный.

— Видно по лицу. Вокруг глаз.

Она-то видела это десятки раз.

— Сейчас у меня приступы не такие частые, как раньше. Врач сказал, что, когда мне будет пятьдесят, они пройдут совсем. — Он сильно втянул в себя воздух, надеясь, что это сойдет за вздох.

— Трудно поверить, что можно жить так долго, — легко сказала она.

— Я раньше думал, что умру годам к тридцати.

— Мы все так думали.

У нее были светло-голубые глаза и длинные светлые ресницы. Неглубокие морщинки уже расходились от глаз. Лицо было красным от загара. После аварии им было уже невозможно оставаться вместе. Ее тетка и дядья запретили это. Он дни напролет осаждал ее дом. До тех пор, пока ее в конце концов не отослали куда-то. Томас до сих пор не знал, куда она тогда уехала.

Он писал ей письма, и ни на одно не получил ответа. А потом пришла осень, и он поступил в Гарвард. Она выбрала Мидлбери [27]. Тогда он заставил себя сдаться, принять ее молчание как свое наказание.

Десять лет изменили ее. Теперь она выглядела женщиной. Под блузкой покачивались ничем не стесненные груди, и он изо всех сил старался не смотреть на них.

— Мы живем в Карен, — проговорил он.

Она медленно кивнула.

— Это к западу отсюда. — Он махнул рукой в направлении, которое, возможно, и было западом.

— Я знаю, где это.

— У меня никогда не было возможности сказать тебе, насколько я сожалею, — сказал он. — Я пытался писать тебе.

Она посмотрела в сторону. В глубоком вырезе блузки ее грудь была красной.

— Из-за аварии, — добавил он. — Это было непростительно. Если бы я не ехал так быстро. Если бы я не был пьян.

Она снова быстро взглянула на него.

— Я была там. Я была такой же частью случившегося, как и ты.

— Нет. За рулем сидел я.

Она протянула руку и коснулась его запястья. Прикосновение было как удар током, и он вздрогнул.

— Томас, давай не будем. Это произошло много лет назад. Теперь все по-другому.

Ее канга была всего лишь куском ткани, обернутым вокруг талии, как это делали африканские женщины. Стоит слегка дернуть, и ткань соскользнет к ее сандалиям. Об этом он сейчас не мог думать.

— Мне просто хочется знать, куда они тебя отправили, — произнес он. — Мне всегда было интересно.

Она убрала руку.

— Я уехала в Нью-Йорк, к Эйлин.

Он медленно кивнул.

— Потом я поехала в Мидлбери.

Он сделал осторожный вдох.

— Приходилось столько наверстывать, — проговорила она, как могла бы сказать любая женщина, решившая перевести разговор в более спокойное русло.

— Как твоя тетка? — спросил он, уступая на некоторое время.

Она сжала губы. У нее всегда были сложные отношения с теткой.

— Думаю, все так же.

— Почему ты не отвечала на мои письма? — спросил он слишком быстро, не в состоянии после всего оставаться спокойным.

Она заправила выбившуюся прядь волос за ухо.

— Я не получала никаких писем.

— Ты не получала моих писем?

Она покачала головой.

У него сдавило грудь.

— Значит, — сказала она, и легкая нахмуренность исчезла. — Ты делаешь покупки?

— О! — смешался он. — Я уже все купил. Ну, свою часть. Хотя мне надо купить еще кешью. — Томас надеялся, что она не почувствует запаха «Таскера». Еще и полдень не наступил.

Краем глаза он увидел приближающуюся Регину. В руках она несла корзину с продуктами. У него начиналась паника. Он подумал, что важно что-то сказать Линде, прежде чем подойдет Регина.

— Линда, — произнес он и запнулся. Слова, эти бессердечные и непостоянные слова, подвели его.

Ее взгляд метнулся в его глаза, и он удержал его.

Регина остановилась рядом с ними, и последовала пауза, показавшаяся ужасной. Линда улыбнулась Регине.

— Здравствуйте. Я Линда Фэллон.

Томас изо всех сил старался выбраться на поверхность. Он бросил взгляд на лицо Регины, пытаясь увидеть, вызовет ли какую-то реакцию имя Линды. Он надеялся, что нет.

— Линда, это моя жена Регина.

Регина поставила корзину на землю и пожала руку Линды. На блузке-безрукавке Регины под руками были темные пятна, растрепанные волосы облепили лицо. Она посмотрела на Томаса, на его пустые руки. На ней были шорты, и ему стало за нее неловко.

— Ты что, не купил фруктов? — спросила Регина. (Даже сейчас это легкое хныканье.)

— Они в машине.

Она внимательно взглянула на него.

— У тебя был приступ мигрени?

Линда смотрела в сторону.

Томас старался говорить обычным голосом, но у него ничего не вышло.

— Линда — мой старый друг. Из Халла.

Регина повернулась к незнакомке.

— Серьезно? Вы приехали на сафари?

— Нет. Я в Корпусе мира.

— В Найроби?

— В Нджие.

— Ах, вот как. А что вы делаете?

— Я преподаю.

— О, вау. — Это автоматическое «вау», безо всяких эмоций. Позади Линды продавец упаковывал остаток товара.

— Они уже закрываются, — заметил Томас, разрываемый двумя противоречивыми желаниями: чтобы эти женщины как можно быстрее расстались и чтобы разговор с Линдой длился вечность. Ему хотелось задать ей столько вопросов — вопросов, которые он задавал долгие годы.

Линда демонстративно глянула на часы.

— Ну, мне нужно бежать. Питер ждет меня, чтобы идти на обед.

Имя — как пуля в грудь. То, что есть какой-нибудь «Питер», можно было ожидать, но имя все равно потрясло его.

Линда повернулась к Регине.

— Было очень приятно познакомиться. — Она взглянула на Томаса. Говорить было нечего. Поэтому она только улыбнулась.

Томас смотрел, как она уходила, и вся кровь в его жилах рвалась к ней.

Он нагнулся, чтобы взять корзину Регины. Чтобы чем-то занять себя, чтобы скрыть пустоту внутри. Регина молчала, пока они шли мимо лотков на улицу, в полуденное солнце.

— Роланд и Элейн приглашают нас на ужин, — сообщила она.

Роланд, начальник Регины, был козлом, но Томас испытал облегчение, узнав, что будет вечеринка. Он подумал, что не вынесет долгой ночи в коттедже вместе с Региной. Только не в эту ночь.