– Не беспокойся, – невозмутимо заметила Дорин, – она сюда и под страхом смерти не зайдет. Она же знает: мы с Беттиной незамужние матери.

И точно: как и обещала Дорин Эйлет, Мэрион Барнс прошла мимо «Салон франсэз», таща за собой на поводке свою Лорел, направляя стопы в «Хиллз» и даже не удостоив взглядом этот рассадник матерей-одиночек.

– Ну, ладно, по сигаретке, что ли? – спросила Дорин, но в тот же миг дверь распахнулась, и в парикмахерскую, нерешительно озираясь, вошла миниатюрная китаянка.

– Моя, – бросила Дорин уголком рта. – У них прекрасные волосы. – И пошла навстречу клиентке.

– Господи, еще одна иностранка! – вымолвила Беттина.

Кайл была в курсе всех деревенских сплетен.

– Она с Рупертом Боксбаумом гуляет, – сказала она. – Ну, с песенником этим, так сказать.

Кайл Бэйфилд не спалось. О. на лежала, прижавшись к Дуэйну, на его узкой кровати, в его узком доме. Дуэйн, приоткрыв рот, тяжко дышал во сне.

В комнату просачивался слабый утренний свет. Кайл разглядывала стул у кровати, а за ним конструкцию на высоких тонких ножках. Кайл сообразила, что когда-то это была, наверное, подставка под ночную вазу – а сейчас из полуоткрытого ящика торчал велосипедный насос. Выше висела фотография в рамке. Насколько Кайл смогла разглядеть в полумраке – вроде бы женщина в длинном пальто. Перед женщиной большой куст, позади деревья. Женщина совершенно одна, не глядит в объектив. Интересно, кто бы это мог быть, подумала Кайл. Странно: совсем одна. Чего ж фотографироваться?

Кайл потихоньку вылезла из кровати и выглянула в окно. На ее часах пять часов семнадцать минут. Сад предстал в серой гамме: даже цветы на яблонях серые. Над забором поодаль висел туман, а за ним вообще ничего не разобрать. Все равно что разглядывать бесконечность.

Сколько же времени мы каждый день проводим, глядя в никуда?

Но нет смысла рассматривать бесконечность слишком долго. Кайл сказала Дуэйну:

– Миленький, можно я пойду на кухню, чаю себе сделаю? Тебе тоже сделать?

Он приподнялся над подушкой на локте, сонно поинтересовался, который час. Она сказала.

– Ч-черт! Я же обещал Азизу, что в полшестого буду у него в лавке. Я взялся разносить газеты, пока у него сын в больнице.

– Не зря, выходит, разбудила?

– Могла бы и раньше.

– Ладно, пойду сделаю нам чаю.

Кайл тихонько сошла по витой лестнице мимо двери Андреи. Ох, бедная, бедная Андреа, подумала девушка. Сегодня же похороны Артура.

В восемь часов десять минут сквозь прорезь в двери Джереми Сампшена упала «Дейли Телеграф». Джереми уже проснулся и сидел в кухне: глядел через заднюю дверь на улицу и жевал яблоко. У него возникли затруднения. Главный герой его очередного романа готовился убить президента Джорджа У. Буша. Ему заплатят кругленькую сумму, выдадут документы на чужое имя и доставят на частный островок посреди Карибского моря. Герой подозревал, что убийство финансирует правительство одной из стран Ближнего Востока. Джереми как раз пытался понять, кому был бы на руку заговор: мусульманам каким-нибудь или некоей зловещей тайной организации в США. Он надкусил яблоко, в очередной раз взвешивая все за и против.

Тут в переднюю дверь постучали, резко и категорично.

Джереми мгновенно почувствовал себя виновным. Кто это к нему в такую рань: мусульмане или же злодеи-леваки?

Распахнув дверь, он обнаружил за нею двух мужчин крайне важного вида. Один молодой, высокий, с длинной шеей и выступающим кадыком – он очень походил на недавно ощипанного и до блеска напомаженного страуса. Другой, уже в годах, отличался дородностью и темной, почти черной синевой подбородка. Оба в униформе: молодой человек в синей, в нагрудном кармане торчат три шариковые ручки, а второй в буром костюме с ворсом, от чего он напоминал плюшевого мишку, которому изрядно достается в жизни.

За их спинами высился третий мужчина, тучный, с нездоровой красной физиономией. Этот стоял, скрестив руки на груди. Это он под вымышленным именем «Лэнгдон» разговаривал накануне вечером с Джоном Грейлингом в пивной «Медведь». Сейчас он лишь присутствовал, стоя чуть поодаль, с известным удовлетворением наблюдая за тем, как разворачиваются события.

Тот, что постарше, прытко ступил грубым башмаком в прихожую, чтобы никому и в голову не пришло захлопнуть дверь.

– Доброго вам утра, сэр, – начал он, – меня звать Пол Лоррилоуд, я, значит, инспектор из отдела расследований, а это со мной сержант Иван Жопич из Шотландской дивизии полиции Темзы. По моей части уличные преступления, преступления на тротуарах, ну и, когда придется, в дому, а к вам мы потому пришли, что хотим несколько вопросов задать, если, конечно, вы, сэр, позволите зайти, благодарю вас.

Вид у Лоррилоуда был свирепый, а торчащие во все стороны зубы добавляли убедительности угрожающей гримасе. Завершив свою впечатляющую преамбулу, он уже практически внедрился в дом к Джереми и тут же завертел туда-сюда головой, рывками, точно птица, которая вот-вот клюнет.

А сержант Жопич смерил Джереми таким ледяным взором, что у того не хватило сил отвести взгляд. Сержант заговорил фистульным тенорком, явно полагая, что не был надлежащим образом представлен:

– Уж извините, сэр, что мы в такую рань. Мы их, знаете ли, так всегда и ловим. Врасплох. Вы вроде с удивлением на меня смотрите, да? Меня ребята из нашей конторы за внешность прозвали Марсианином. Но это так, дружеский прикол. У нас на участке все друзья. Но для вас я сержант,понятно?

– А-а, так вот, значит… – задумчиво произнес Джереми, – На самом деле вы, значит, Иван Марсианин Жопич?

– Так точно, сэр. Только для вас я сержант,понятно? Чтоб промеж нами все вышло вежливо и официально.

Третий, безмолвный толстяк, тоже вошел в дом и встал спиной к двери, все так же скрестив руки. Его никто не представил.

– Что вам угодно? – спросил Джереми, переводя взгляд с одного полицейского чина на другого.

– Не в том дело, что нам угодно,сэр, – старательно отвечал Жопич. – Нам, конкретно говоря, у вас ничего не угодно,ни детективу этому, Лоррилоуду, ни мне, ни вон тому нашему приятелю. В данных обстоятельствах, пусть даже они весьма подозрительные, не наше это дело, чтоб нам что-то было угодно…Тут, сами понимаете, все наоборот:тут уж скорей, чего от нас требуется,что мы обязаныпроизвести. В данном случае мы лишь зададим пару-тройку вопросов, понимаете. Типа, в порядке дознания.

Джереми сжал в кулаке огрызок яблока. В раздражении от напыщенного слога Жопича он лишь произнес:

– Но я еще не позавтракал, сержант! – и помахал перед его носом огрызком.

На это детектив Лоррилоуд добродушно – по крайней мере с показным добродушием – предупредил:

– Я бы на твоем месте, сынок, яблочком-то не слишком тут размахивал, чтоб его не сочли за угрожающее жизни оружие… А то придется вас арестовать и дальше вести допрос в участке.

Тут Джереми, окончательно выйдя из себя, рявкнул:

– Какого хера, говнюки, вам тут надо?!

– Мы для начала желали бы иметь удовольствие общаться на благопристойном английском, сэр, – отвечал на это Жопич, и лишь кадык его встрепенулся над синим мундиром. – Без дополнительных, бого, типа, хульственных слов в нагрузку, понимаете ли… Итак, сэр, где вы находились в ночь, когда было совершено преступление?

– Преступление?! Какое еще преступление? Я не совершал никакого преступления!

Жопич с Лоррилоудом тут же со значением переглянулись. Дескать, вечно они все поначалу отрицают, салаги. Оба сдавленно фыркнули, и вдруг пахнуло гнилой сыростью темницы.

Лоррилоуд подошел вплотную к Джереми:

– Вы, сэр, слыхали про мужеложство? То бишь, прошу прощения, я имел в виду двоеложство. Типа, про двоеженство, сэр. Так, значит, слыхали вы или нет про такую штуковину: двоеженство?

– Ну, слыхал. Конечно, слыхал. И что дальше?