В том числе, — кивнула головой Наталья Степановна. Это была полная женщина с приятным круглым лицом и кудрявыми темными волосами.

— Значит, все-таки нас сократят? — робко спросила Надя.

— Сократят, — кивнула она. — Даже не сомневайся в этом. — И она невесело рассмеялась. — Скоро мы все окажемся на улице.

— Вы — специалист со стажем. Вам будет нетрудно найти работу.

— Возраст! Куда меня возьмут? Мне — пятьдесят два года. Сейчас молодое поколение подпирает. Соплюшки окончили бухгалтерские курсы — и все. Готовые кадры.

— Ваш опыт и профессионализм… Но главбух перебила ее:

— Выкинут на помойку. Но это не главное… Сын, — она замолчала. — Идиот! Связался с наркотиками. И что делать, ума не приложу. Испробовала уже все. И за границу отправляла. И дорогие игрушки покупала: то видеосистему, то музыкальный центр, то одежду из супермаркетов. И баловала, и ругала. Все — насмарку! Что делать? Иногда хочется взять веревку и повеситься. Если бы не старая мать, ей-богу, ничто бы меня не остановило. Надоело все это хуже горькой редьки. Приходишь домой, а сыночек заявляется в двенадцать или в два часа ночи с мутными глазами. Убила бы на месте!

— Я вас понимаю. У меня парень наркотики принимал. А я и не знала. — И тут Надя рассказала Наталье Степанове все: про свое лицо, про Олега, про свои страхи и сомнения. Наталья Степановна молча слушала ее и только время от времени качала головой.

Когда Надя кончила рассказывать, главбух выдохнула:

— Да… история! Вон оно как бывает. Я думала, что я самый несчастный человек в мире, а оказывается… — Она не докончила фразы. Встала из-за стола и, порывшись в своем пакете, достала оттуда бутылку водки. — Видишь, до чего докатилась? Водку пью.

Отхлебну, и легче становится. Давай выпьем за нас с тобой. Чтобы наши проблемы позади остались. А то нет сил тащить этот воз.

Она разлила водку в чашки.

— Пей! Надя отхлебнула.

— Да не так. Залпом. Кто же так пьет? Надя выпила залпом и закашлялась.

— Закуски нет. Только печенье. На, возьми. Надя съела печенье и ощутила, как в груди разлилось непривычное жженье.

— Теперь слушай меня внимательно, — сказала Наталья Степановна, не глядя на нее. — Я попробую тебя в одно место пристроить. Меня туда уже не возьмут. Стара. А ты вполне можешь подойти. Правда, я тебе ничего не обещаю, но если получится, всю жизнь меня вспоминать будешь. Зарплата — закачаешься. Я тебе хорошую рекомендацию дам. Но определенно ничего не гарантирую. Я попробую. А уж выйдет или нет…

— Спасибо.

— Спасибочки рано говорить. Ты крещеная?

— Да.

— Сходи тогда в церковь и поставь свечку Николаю Угоднику. Помолись, чтобы раб божий Игнат, это мой сын, избавился от наркотиков. Сделаешь?

— Сделаю.

— Хорошо. Тогда до завтра. Но о нашем разговоре — никому.

— Наталья Степановна, я…

— Знаю. Девка ты хорошая. Не трепло. Я тебе верю. Иди-ка домой. А мне еще посидеть над квартальным отчетом надо.

Надя быстро собралась.

— До свидания.

— До свидания, — вздохнула главбух. Наталья Степановна сдержала свое слово: она помогла Наде устроиться в совместное российско-американское предприятие «Стамп», где зарплата превзошла все Надины ожидания.

— Бабушка, ты не поверишь, — сказала она, придя домой и не раздеваясь пройдя на кухню. — Я нашла новую работу.

— Да? Где? Как?

— В совместном российско-американском предприятии. У нашей бухгалтерши там хорошая знакомая работает. Она и посодействовала. Я тебе не говорила раньше времени, потому что сама ничего не знала. Пройду, не пройду…

— Ой, — Анна Семеновна приложила руку к сердцу. — Дай бог твоей бухгалтерше здоровья! — И перекрестилась. — Я так рада за тебя, так рада! Сейчас твои любимые пышки испеку.

— Да не надо. Я пойду и что-нибудь в магазине куплю. Конфеты или печенье.

— Это будет не то, — поджала губы Анна Семеновна.

— Конечно, не то, но мне жаль тебя. Стоять у плиты — это так утомительно.

— Когда для своих стараешься — не в тягость!

— Как хочешь!

Надя помнила обещание, данное Наталье Степановне: сходить в церковь и помолиться за ее сына. Поэтому она чмокнула бабушку в щеку и скороговоркой сказала:

— Я скоро приду!

— Куда это ты на ночь глядя?

— Да какая ночь? Я быстро!

Недалеко от дома была церковь. Белая, нарядная.

Надя подошла к ней и, подняв голову, посмотрела вверх. Купола устремлялись в бесконечность. К небу. Надя зашла внутрь. Вечерняя служба только что закончилась, и народ потихоньку расходился. Надя купила свечку и спросила у старушки в темном платке, стоявшей рядом, где икона Николая Угодника.

— Пойдем покажу, милая.

Она подвела Надю к иконе и сказала:

— Вот он, наш заступник. Николай Чудотворец.

Надя поставила свечку, перекрестилась и попросила избавить раба божия Игната от тяги к наркотикам. Чтобы он вылечился от этой болезни и жил, радуя свою мать и бабушку. А для себя, подумала она, что мне попросить для себя? Она купила еще одну свечку. Глядя в темный лик святого, она попросила исполнить самое заветное желание — иметь нормальное лицо. Как у всех. Она помолилась и ощутила, как с ее души слетела накопившаяся тяжесть. «У меня все будет хорошо, — прошептала она. — Обязательно».

Вечером они пили чай с плюшками, нежно-золотистыми, с хрустящей корочкой, обсыпанной сахарной пудрой. Внимательно посмотрев на Надю, Анна Семеновна сказала:

— Не знаю, куда ты ходила, но глаза у тебя светятся. Не на свиданку ли бегала?

— Нет. С этим покончено.

— Но ты не можешь знать… — Но тут бабушка замолчала. Наверное, в выражении лица Нади было нечто такое, что заставило ее оборвать фразу на полуслове. — Поступай, как знаешь!

После чаепития раздался телефонный звонок. Звонил Олег.

Услышав его голос, Надя чуть не рассмеялась. Как все это было давно! Словно в другой жизни!

— Больше не звони мне. Ни-ког-да, — отчеканила она. — А то я сообщу в милицию, что ты хулиганишь. — В трубке раздался отбой.

«Теперь он побоится звонить мне. Это же патологический трус. Крысеныш! Он недостоин даже того, чтобы я помнила его. — От Олега ее мысли плавно перетекли к сегодняшнему дню. — Неужели в скором времени сбудутся мои затаенные мечты? Я накоплю денег на операцию и поступлю в институт. В это просто страшно поверить! Я бы тогда в один момент стала такой счастливой, такой счастливой…»

Она подошла к зеркалу и улыбнулась своему отражению. А потом послала ему воздушный поцелуй.

Следующие две недели были посвящены беседам с врачами, знавшими Лактионова. И снова — ничего. Все отмечали его высокий профессионализм, готовность прийти на помощь советом и делом, человеческую порядочность. Но все это майор уже слышал много раз. При упоминании о «Велане» коллеги Лактионова либо пожимали плечами, либо удивленно поднимали брови. Полный ноль. Было от чего опустить руки и впасть в отчаяние. Но однажды блеснул слабый лучик надежды, что расследование все-таки сдвинется с мертвой точки.

Губарев вел беседу с Крутиковым Павлом Диогеновичем. Крупнейшим хирургом в области эстетической медицины. Директором косметологического центра «Лики красоты». Членом-корреспондентом Академии медицинских наук, как было написано на визитной карточке, которую Крутиков вручил Губареву, едва они успели обменяться стандартным рукопожатием. Павел Диогенович первым протянул руку, и Губареву ничего не оставалось, как пожать ее. Рука была пухлой и безжизненной. Такое рукопожатие майор обычно называл про себя «рыбий поцелуй».

— Садитесь, — указал широким жестом Крутиков на большое кожаное кресло. Губарев как сел, так просто утонул в нем.

— Я хотел поговорить с вами о Лактионове Николае Дмитриевиче, — начал Губарев. — Вы уже, конечно, знаете о его смерти.

Крутиков смотрел на майора, склонив голову набок. Он словно не слушал его, а думал о чем-то своем. Наступило молчание.

— Да, естественно, — спохватившись, выпалил он.