24 июня. Воскресенье

И Бог послал новый день. Молитва, зарядка. Вспомнил Альцеста, Эфроса… достал портреты и наревелся всласть! Господи! Пошли душе Анатолия Васильевича мир и успокоение. Скажи ему, что я помню его и прошу прощения, что мало защищал его от нападений и принижений… от несправедливостей. Но «все выйдет наружу»…

28 июня. Четверг

Звонил Любимов:

— Нельзя так не уважать старика. — Поговорили насчет такта. — Я велел снять газету.

Эту фразу он повторил несколько раз.

— Отвечать на каждую провокацию — жизни не хватит…

Я думал, что вопрос рещён сначала моей болезнью, теперь болезнью жены, к которой я мотаюсь в больницу.

Звонок меня, надо сказать, тронул. Через минут десять я схватился звонить ему, дескать, если можно, приступлю с понедельника, но он ушел уже на репетицию.

Может быть, и хорошо — первый порыв благороден, бойся его… есть время обдумать и взвесить все холодно. Не будем суетиться. Поехать в театр, объясниться с Любимовым и с понедельника или вторника приступить к репетициям. Это неизбежно, и это правильно, это, по-моему, и старика, «с которым вы проработали столько лет», уважить, и на горло собственной песне наступить. Не такие были времена, и то мирились. «Обиды мешают дело делать». Смирение — лучший помощник в моих душевных делах.

Был в театре. Побастовал маленько. Во время допроса Иешуа Пилатом на сцену вышел Любимов и сообщил, что у чухонцев 13 % на культуру тратили, а у нас — 1 %; что можно сделать на 1 %? Один процент, да к тому же неконвертируемый.

19 июля. Четверг

А что происходит с Эрдманом?

Любимов все время вспоминает первую репетицию, собранную, глубокую, строгую. Пока только сегодня что-то забарахталось под сердцем у меня на этой чертовой лестнице. Говоря эрд-мановский текст о матери, я смотрел на свою молодую маму с отцом… Фотографию, как икону, взял с собой наверх, на рабочее репетиционное место. Я — тоже самоубийца… я убил талант свой, пропил, проспал, прое… — самоубийца. Но… «сохраните веру в себя при самых плачевных обстоятельствах — при этом всегда будьте в хорошем настроении». Самое большое уродство психики — тщеславие.

21 августа. Вторник. Утро

Почему, в конце концов, я не могу гордиться тем, что меня родила русская мать?! Что я русский по рождению и по паспорту?! Мы были с «Таганкой» в Израиле, они мои частушки воспринимали с восторгом. Я видел, как они гордятся своим происхождением, с каким упоением, с каким трудолюбием они заботятся о своей родине, с каким военным бесстрашием они готовы защищать свой Израиль. Часто мне приходится работать с цыганскими ансамблями. Как они гордятся, что они цыгане! И без конца и края поют давно известные свои песни и пляски. Ни один концерт грузинских артистов не обходится без лезгинки. Как только начинается «Камаринская» или «Калинка» — наши дети переключают телевизор на другую программу, а если концерт по заявкам радиослушателей составлен из русских мелодий — это проявление крайнего великодержавного шовинизма, национализма и антисемитизма.

И то и другое мне противно. В нашем классе на Алтае учились евреи, немцы сосланные, молдаване высланные, калмыки, украинцы, русские, и никто из нас не был ущемлен, выделен и не заслуживал какого-то высшего внимания, кроме меня и дочери секретаря райкома — мы были начальниковы дети и по детскому недоразумению втайне знали, кто мы такие. Но это уже как бы классовое разделение, о котором мне стыдно вспоминать, потому что в новогоднюю ночь мы с братом находили под подушкой мандарины и колбасу и не имели права носить это в школу. А то, что евреи плохие люди, никто мне на Алтае не говорил. Я об этом узнал только в Москве от людей грамотных и цивилизованных, но, честное слово, я им не поверил и не верю сейчас. Отдельные евреи, как и отдельные русские, разумеется, нехорошие, но то — отдельные, как и отдельные немцы, но народ… при чем тут весь народ? Неужели я должен оправдываться в этом и отчитываться перед господином Смирновым, что я не верблюд?

Есть люди, у которых аллергия на слова «русский», «русское», «русский дух». Так что теперь мне делать?

1 7 сентября. Понедельник

Мы закончили первую «серию» по спектаклю «В.Высоцкий»… Шеф после спектакля: «Валерий, не слушай никого. Это очень сильно действует. В спектакле этот прием возникает один раз. И становится понятно, что это — одна компания. Ведь он специально писал на компанию, на свою компанию». Хотя перед спектаклем Коля не преминул напомнить ему его же фразу, сказанную накануне: «Есть люди с хорошим вкусом, а есть люди с дурным вкусом. Так вот, это — дурной вкус». Шеф растерялся: «Ладно, пусть дурной, но будет так». — «Это ваше право, это ваш спектакль, но я остаюсь при своем мнении». Такие, как мне кажется, лишние перепалки. Но кто ему еще чего возразит, скажет?! Какой омерзительный монолог был произнесен им на второй репетиции «В.Высоцкого»: «Ваша система, ваши вшивые деньги, ваше советское воспитание» и пр. Как было стыдно за него, как хотелось встать и уйти, как хотелось крикнуть: «Да замолчите же вы, остановитесь в своем хамстве и холуйстве, да знаем мы не хуже вас про свое отечество!»

Филатов: Я, пожалуй, застрелюсь.

Жукова: Ая повешусь.

Любимов: Вы свой фильм сняли?

Филатов: Да, снял.

Любимов: Тогда можете стреляться.

Филатов: Спасибо за разрещёние.

Теперь всё сваливают на Ефимовича. И что суточные маленькие, и что мы жить будем в казармах по 4 человека в комнате, и что — о ужас! — дети в «Живом» будут немцы. Такой контракт заключил Ефимович будто бы.

Почему нет Жановой? [305]Она бы сейчас занималась с детьми. Она бы их подготовила…

Мумиё выпито, надо идти на завтрак. Возьмет ли меня мумиё? За завтраком одни и те же разговоры — суточные, ассоциация, бригадные подряды и пр. Все клянут шефа, говорят с ненавистью. А я вспоминаю Эфроса и думаю, как несправедливо поступила с ним судьба, и с нами тоже…

Два МХАТа, как туалеты, мужской и женский. Раскололся Ермоловский театр. Понятно только КГБ — в центре Дзержинский, вокруг все ездят. Я предложил взять памятник Дзержинскому и перенести во внутреннюю тюрьму перед кабинетом Крючкова [306]. И в театре происходят сложные человеческие изменения. Как вырастить новое поколение, чтоб сохранились какие-то традиции? Мир живо отреагировал на появление нового Гитлера в лице Хусейна. Рецидив отражается на культуре. Извините, я нарушил традицию Чехова: краткость — сестра таланта.

Любимов: «Я менялся сам, я искал. От Брехта к Достоевскому. Не только художественные формы, но и философские воззрения. Бердяев, Флоренский, и театр менял репертуар, — все смешал в кучу. — Отсюда пошли… ряд стихов Пастернака на библейские темы. Почему я восстановил «Живого»? Были дискуссии, почему не ставлю новые, а восстанавливаю закрытые. Я эту дискуссию выиграл. «В.Высоцкий», «Живой» — это прежде всего хорошие художественные произведения. Булгаков, Солженицын. С покойным Эрдманом я имел честь быть знакомым… был знаком с Пастернаком. Система страшная ломала этих замечательных художников — пример тому Шостакович. Восстанавливая «Преступление», я опирался на людей, которые хотят со мной работать, и впредь буду делать так. Сейчас эти несчастные, обездоленные люди видят спасение в быстром укреплении себя и семьи своей в материальном отношении… Русские актеры не очень выносливы, система разучила их работать как лорд Оливье. Лорд босой, холодно в зале, а он играет, бюллетени не берет, не простужается, и восемь спектаклей в неделю… За девять месяцев мне нужно было сплотить команду, способную конкурировать на международном рынке с другими труппами. Понять ситуацию в стране, понять на себе, а не из газет… Венера Милосская стоит и обслуживает все режимы — социализм, реализм, фашизм, и всех устраивает. Правда, какой-нибудь очередной Гитлер, вроде Хусейна, может приделать руки ей».