Шифферс сказал: «Не волнуйся, Валерий, когда Любимова пригласят и предложат занять свой трон, Эфроса уже уберут» и пр.

А мне все это довольно омерзительно.

Год «Мизантропа»! Он заканчивается, а его, может быть, не было и радость моя и гордость были напрасны?! Неужели все врали и только Шифферс прав?!

5 января. Понедельник

С НОВЫМ ГОДОМ!

С чего начнем: с покаяния, с просьб, молитв?! Да, наверное, с этого, иначе положение безвыходное — сегодня «Мизантроп». И, Господи, дай силы и хорошего настроения. Мои любимые в Рузе.

А в общем — хреновина, думал, без них отдохну, нет, только тоска грызет, и больше ни хрена. Но падать духом и в этом году не надо.

Яковлева подарила мне джентльменский набор для писания любовных записок, и я уж ей и написал.

Господи! Как хочется немного счастья! Помоги мне сыграть хорошо, с чувством неподдельным, живым и искренним.

6 января. Вторник

А «Мизантроп» был вчера неплохой, совсем неплохой.

Попал в полосу дикой занятости. Много спектаклей, много концертов. А в общем, прошла бы Франция. Туда обязательно приедет Любимов. Сам не придет, позовет Аллу, Жукову и еще кого-нибудь. Может быть, меня. Вчера в Париже отслужили панихиду по Тарковскому. На похоронах был посол и венок от Союза кинематографистов.

8 января. Четверг

…Эфрос, Дупак, Глаголин ходили вчера по вызову в ЦК, и им была сказана всего одна, всеобъемлющая, обнимающая все необъятные слухи фраза: «Возвращение Ю.П. в его собственных руках». На сегодняшний день от него не получено никакого официального заявления! Имеется в виду бумажное. Все телефонные звонки в посольство, интервью в расчет не берутся. Нужна бумага с его просьбой… Просьбой о чем? Вернуть ему гражданство? А кто и на каком основании у него его отбирал? И т. д. и т. п., и пошла писать губерния дальше.

Опять новость. Вчера Жукова снова дозвонилась до Любимова, и он сказал, что заявление напишет на имя Громыко. Но опять я боюсь, что он такого там напишет!!

16 января. Пятница

Дорогой Анатолий Васильевич!

Простите нас. Чувство вопиющей несправедливости, вины личной и вины коллективной не покидает меня, и, кроме слов покаяния, мне трудно найти сейчас другие слова.

Думаю, мои чувства разделяют мои коллеги и все те, кто вольно или невольно, так или иначе задел Ваше больное сердце.

К моменту Вашего прихода на пост главного режиссера Театра на Таганке мы попали в ситуацию сложную, во многом ложную и по неведенью допускали поступки с точки зрения театральной этики и вообще житейской логики недостойные и подчас преступные. Но все, кто успел за эти трудные годы поработать с Вами, полюбили Ваш выдающийся режиссерский дар и благороднейшее сердце.

Мы будем играть Ваши спектакли, помнить и любить Вас таким, каким знали Вас самые близкие Ваши ученики.

Вечная память [252].

17 января. Суббота

В результате сложились следующие слова:

«Хочется обратиться к Всевышнему: за что, за какие грехи «Таганке» такие потери?!

Дорогой Анатолий Васильевич!

Простите нас! Чувство чудовищной несправедливости, личностной виновности и виновности коллективной не покидает меня, и, кроме слов покаяния, мне трудно найти сейчас другие слова. Думаю, подобные чувства испытывают и мои коллеги, все работники театра, в том числе и те, кто вольно или невольно, словом или поступком небрежно коснулся Вашего больного сердца и профессиональной чести. Эфрос пришел на Таганку в горький для театра час… час, полный лжи, фальши и до сих пор не проясненный. Эфрос в буквальном смысле спас театр, и в первую очередь от гибели нравственной, потому что за гибелью нравственной тотчас последовала бы гибель творческая. Он спас театр своей работой. Работал он много. Он часто говорил нам: «Ребята! Я пришел к вам работать!!!» И результаты этой работы незамедлительно сказались: через год с небольшим в Югославии мы взяли все призы. О театральных заслугах Эфроса знают другие больше.

Мы, которые успели с ним поработать, за эти трудные годы узнали его как выдающегося режиссера, но, кроме того, мы поняли и оценили его благородство человеческое, с каким он относился к тому, что было сделано театром до него, — к старому репертуару, с какой деликатностью удивительной относился он к нам, старым кадрам театра.

Мы будем играть Ваши спектакли, мы будем помнить и любить Вас таким, каким знали Вас Ваши самые близкие друзья и ученики. Прощайте, мастер!

Вечная память!!!»

За мои слова меня хвалили Бортник, Дупак, Шадрин [253]и пр.

Но то, что я услышал на поминках в 20-минутной речи от Крымовой, перевернуло мою душу и отношение к ней: я попался вместе со всеми с «Таганки» как обманутый мальчишка. Какая, оказывается, игра затевалась и проводилась вокруг «Таганки»!! Мне сделалось страшно. Когда-нибудь я об этом напишу, хотя надо это сделать скорее. Но, может быть, мне следует сделать это с Олей Ширяевой — на магнитофон.

Из радостных событий — открытка от Распутина, и особенно его слова:

«Желаю, чтобы в обреченности твоей искусству и спешке находились все-таки светлые и неторопливые часы на то, чтобы от дохнуть или, в худшем случае, — сесть за прозу. Я люблю твою прозу и хотел бы видеть ее чаще.

Кланяюсь. В.Распутин».

20 января. Вторник

…К счастью Дупака, в райкоме призвали к единоначалию, потому что эксперимент с демократией, с законодательными худ. советами довел некоторые театры до такой анархии, что эти воинствующие бездари поснимали режиссеров, директоров, парторгов; во МХАТе, говорят, артисты снимают Ефремова и пр. Так что председателем избран Дупак, заместители: Глагол и н и Золотухин. Против Золотухина воздержался Прозоровский [254], а я его, суку, в профсоюзные лидеры рекомендовал. Мне он со своим воздержанием был смешон.

Но более всего меня возмутило, потом насмешило и привело к полусумасшедшему состоянию сообщение Жуковой, полученное ею свыше, что Крымова будет у нас художественным руководителем?! И что во Францию она едет не только вдовой, но и руководителем поездки. Я сказал в компании, что уйду из театра после того, что она наговорила и наплела и какую сеть вокруг «Таганки» и покойного мужа выплела.

Фамилию Любимова категорически запретили вписывать в афишу. Опять такое нагородил… ЛИДЕР оппозиции, то есть эмиграции… воин… мол, я еще приеду, посмотрю, что там осталось от этого вонючего театра…

Давал интервью «Московским новостям». Они задумали эту игру, чтобы вставить имя Любимова, — утром еще было можно, а уж вечером нельзя. Но я им наговорил. А в дверях стоял человек из Киева, музыкант… хотел мне сказать несколько слов… и сказал их на магнитофон.

Два разных мнения о моих словах на панихиде — одна плюет мне в лицо за лицемерие и обливает «Таганку», другая восхищается моей жизненной позицией. Зачем я это пишу? Да просто так, чтоб что-то писать. Обстановка в театре гнусная.

21 января. Среда, мой день

Бедный, бедный Анатолий Васильевич! Как ему холодно, должно быть, там и одиноко. Как он хотел общения, а я часто избегал. Мне все казалось, что он не верит в меня и дает роли от безвыходности, так вот понарошку и Альцеста дал…

22 января. Четверг

Сегодня 9 дней А.В.Эфросу.

Театр двух пустых кабинетов. Почему он не сел в кабинет Любимова? Почему вообще так деликатно, опасаясь, как бы кого не обидеть, вел себя? Надо было больше и чаще говорить с ним. А вот Бортника — избегать. Который раз я эти слова говорю себе, а избежать его не могу. Вот и сегодня заеду за ним, и поедем смотреть «Кориолана».

Любимов, как сказало радио, отказался комментировать смерть своего старого друга и преемника…