— Не стоит пытаться превратить меня в свою даму — это не в твоих и не в моих интересах, как и не в интересах Конрада. Знаю, тобой движет лишь стремление делать и говорить то, что ты считаешь правильным. Но все равно, это опасно для нас обоих. Я не виню тебя, но не могу позволить, чтобы так продолжалось и дальше.

— Прошу прощения, — быстро сказал Виллем. — Больше такого не повторится.

Жуглет покачала головой.

— Тут уж ничего не поделаешь — такова твоя натура. Мне следовало уже давно понять это. Наши отношения требуют гораздо более высокого уровня двуличности, чем тот, на который ты способен. Именно поэтому ты такой хороший, Виллем. Слишком хороший — для меня. Ну ладно.

Она взяла его руки в свои. Ладони у нее были влажные, голос звучал сдавленно.

— Иди и найди себе настоящую благородную даму, чьим «белым рыцарем» сможешь быть. А я буду «белым рыцарем» для твоей сестры. Я докопаюсь до того, что задумал Маркус, разберусь, зачем он это сделал, и выясню, что может заставить его отречься от своих слов. Твоя же забота одна — сохранить место рядом с Конрадом, опираясь на свои воинские подвиги. В сложившихся обстоятельствах самое лучшее для нас — держаться подальше друг от друга, но делать общее дело. И прежде всего — спасать твою сестру.

Отпустив его руки, она бросилась к кухонному выходу и выскочила под дождь.

Из винного погреба Жуглет помчалась прямо в покои Конрада, но все равно успела промокнуть, пробегая по двору. У двери в спальню, как обычно, стояли два пажа и телохранитель. Он сказал, что у его величества женщина, но это не остановило Жуглет. Телохранитель попытался задержать ее, но она бросила на него предостерегающий взгляд, и он отпрянул: удивительно, какое могущество могло исходить от этой субтильной фигуры, если того требовали обстоятельства. Распахнув дверь, она сделала шаг внутрь и воскликнула:

— Ваше величество!

Там и вправду была женщина, но она уже оделась и собиралась уходить. Стоя у двери, Жуглет проводила ее взглядом. Ставни были закрыты, огонь в камине тлел еле-еле — в целом комната производила неприветливое впечатление. Обнаженный Конрад, сонно распростершись на разобранной постели, хмуро посмотрел на Жуглет.

— Не входи ко мне, когда я отдыхаю.

— У меня срочное, безотлагательное дело… существует заговор, которым нужно заняться немедленно. Я только что в подвале подслушал разговор между Альфонсом и Павлом…

— Ничего ты не слышал, — жестко прервал ее Конрад. — Подай халат… вон он, на полу.

Прикусив губу, она подняла расшитый золотом халат и протянула ему. Конрад лениво сел и накинул халат на плечи. Его мощная фигура воина уже начала понемногу заплывать жиром.

— Стар я стал, наверно. — Он грустно усмехнулся. — То, что раньше расслабляло, теперь выматывает. Да и кости у меня скрипят в такой сильный дождь.

— Сир, пожалуйста, это важно…

— Жуглет, послушай, что я скажу. — Конрад снова откинулся на постели и заговорил, глядя на свои украшенные драгоценностями руки. — Ты ничего не слышал в подвале. Потому что — обрати внимание — ты никогда не спускаешься в подвал, если только я не посылаю тебя туда за вином.

Жуглет поняла, что он имеет в виду, но не отступила.

— Значит, я слышал это в другом месте. Вам важно знать, что я слышал, а не где. Они замышляют что-то.

— Эка невидаль! — усмехнулся Конрад. — Павел…

И снова дверь распахнулась. Оттолкнув охранника, внутрь ворвался Виллем с потемневшими от дождя волосами. Конрад жестом отпустил охранника, но тот остался в комнате, сверля взглядом ножны Виллема. Рыцарь, не глядя на Жуглет, упал на колени перед постелью Конрада.

— Ваше величество, — взволнованно заговорил он, — простите мне мою дерзость, но я должен рассказать, что ваш брат под своей мантией носит… носил оружие…

— Это меня тоже не удивляет.

Конрад, зевая, кивнул в сторону меча Виллема.

— Он пытался убить Жуглета, ваше величество. — Виллем тут же отстегнул меч и отдал его телохранителю, который, ворча, покинул комнату. — Мне пришлось силой обезоружить его, ваше величество. Я не причинил ему вреда, но, думаю, для вашего двора он представляет собой опасность.

Конрад, откинувшись на подушки, сделал глубокий вдох, медленно, задумчиво.

— Где это произошло, Виллем? — спросил он наконец терпеливым тоном отца, допрашивающего испуганного, непослушного сына.

— В под… — начал Виллем, однако замолчал, когда Конрад медленно покачал головой. — Но все так и было, сир. Я знаю, о чем вы подумали, но все равно вам следует знать, что ваш; брат опасен.

— Опасен для тех, кто спускается в подвал, — вставила Жуглет. — Никто из присутствующих в этой комнате туда не ходит.

Конрад кивнул.

— Совершенно верно, Жуглет.

И в третий раз дверь распахнулась. Вошел Павел с взволнованным видом, гораздо более мокрый, чем двое других. Конрад саркастически усмехнулся.

— Это превращается в фарс. А ты на что жалуешься?

Павел перевел взгляд с одного просителя на другого, пытаясь оценить, какой ущерб они уже успели нанести и как его исправить.

Стражник охлопал кардинала сверху донизу, проверяя, нет ли у него оружия, и вышел из комнаты.

— Сир, я здесь, чтобы защитить себя, — заговорил Павел. — Мне известно, что менестрель подслушал некий разговор и, без сомнения, изложил его вашему величеству в искаженном виде. Пусть меня обвинят в лицо, чтобы я мог защититься.

— Ничего я не подслушал, — умело изобразила недоумение Жуглет. — Где это было?

— В подвале! — рявкнул Павел. — Не играй со мной, Жуглет. Я требую, чтобы обвинения были предъявлены лично.

— Единственное, в чем эти двое обвиняют тебя, так это в попытке перерезать Жуглету глотку, — сказал Конрад. — Без сомнения, в их интересах было бы очернить тебя — так же, как в твоих интересах оговорить их, — но, как ни привлекательна эта мысль сама по себе, в данном случае ничего подобного они делать не собирались. Твой приход сюда, чтобы защититься, губительнее, чем их приход сюда, чтобы пожаловаться на тебя. Они не знают, к примеру, что ты рассказывал нашему дяде о мнении врачей, согласно которому девушка из Безансона бесплодна. Это означает, что я не оставлю после себя сына и, следовательно, ребенок кузины Имоджин станет наиболее вероятным наследником трона, а Альфонс — дедушкой следующего императора. У Жуглета с Виллемом сейчас хватает своих дел, и эти слухи еще не дошли до них. — Конрад улыбнулся, не разжимая губ. — Но не до меня. Пусть Альфонс радуется открывающимся перспективам, это его дело, но об одном я точно позабочусь — чтобы он избавился от иллюзий, будто щенок Имоджин когда-нибудь взойдет на трон моего отца.

Теперь Павел бледностью напоминал труп. Тем не менее губы его искривила подлая улыбка.

— Я сам хотел освободить Альфонса от этих идей, но меня отвлекли звуки… специфического характера, доносившиеся из подвала. Я пошел на эти звуки…

— Меня не интересует, что ты там обнаружил, — напряженным тоном прервал его Конрад.

Павел кивнул в знак понимания.

— В таком случае не буду обременять вас этим, сир. Лучше обременю его святейшество в Риме, когда буду писать следующий отчет.

Конрад испустил тяжкий вздох.

— Ты жалкое дерьмо, Павел. Скажи, что я должен сделать, чтобы этот отчет не получили в Риме? Дать согласие жениться на девице из Безансона, надо полагать?

Кардинал был приятно удивлен тем, что победил с такой легкостью.

— О, ничего столь существенного, сир. Просто заверьте меня, что, если ваш уникальный образец христианского рыцарства не в состоянии сдерживать свои низменные порывы, он отправится путем Николаса. От вашего обожаемого менестреля я не ожидаю многого — от людей его уровня никто не ждет нравственной чистоплотности, — но как мне оправдать моего императора и брата, правителя империи, по самой своей природе считающегося священным, который одобряет такое поведение со стороны придворного? Одно дело, когда рыцари отправляются в долгое путешествие и не имеют другой отдушины, кроме своих оруженосцев, но ваш любимец потворствует своим грязным инстинктам прямо здесь, в замке, где женщины на каждом углу.