Едва Виллем расположился в покоях Конрада, перед дверью возник его верный друг Жуглет и сказал, что хочет переговорить с рыцарем наедине. Паж Виллема, привыкший к неожиданным визитам Жуглета, удалился на кухню, весьма довольный таким поворотом дела: там можно было на свободе полакомиться остатками пиршественных яств.

Прошло несколько секунд, прежде чем Жуглет собрался с духом и постучал.

— Войдите, — приглушенно прозвучало изнутри.

Жуглет открыл дверь, но, зная, с кем имеет дело, остановился на пороге.

— Не смей входить! — бросил Виллем, но быстро взял себя в руки. — Что тебе надо? Я не желаю с тобой разговаривать.

Жуглет осторожно вошел. Видя, что Виллем не возражает, он закрыл дверь, повернул ключ в замке, пересек комнату и скромно присел напротив рыцаря, у камина. Виллем полулежал в неловкой позе на расставленной для него походной постели. Под плечи он подложил шерстяное одеяло, а ноги опустил в таз с раствором минеральных солей. Он благоухал мазями и бальзамами, которыми Эрик усердно натер своего наставника.

— Конрад любит нас обоих, — тихо начал Жуглет. — Он хочет, чтобы мы оба были при дворе. Но если я проведу еще один такой вечер, как сегодня, то умру от несварения желудка.

— Мои сапоги пострадали больше твоего проклятого желудка, — пробормотал Виллем.

Он закинул руки за голову, глядя на узорчатый потолок, и положил примочку на глаз. «Жаль, что я уже протрезвел», — подумалось ему.

— До рассвета мы должны достигнуть взаимопонимания, или один из нас покинет дворец.

— Ты что, угрожаешь мне? — взорвался Виллем. — Пытаешься меня запугать? Император выделил мне свою собственную комнату, а ты спишь на полу с его собаками — и это после семилетней службы! Я только что победил в турнире — и, заметь, в его шлеме!

— Я надел этот шлем тебе на голову, и я же могу его снять, — предостерегающе сказал Жуглет. — Вместе с твоей красивой головой, если понадобится. Не стоит почивать на только что обретенных лаврах, Виллем. История моих отношений с Конрадом длиннее твоей, и я умею играть в политические игры, для которых ты слишком наивен. Эту комнату тебе дали по моей подсказке. Так что лучше помирись со мной, или не пройдет и недели, как окажешься на дороге в Доль. Я желаю тебе всего хорошего — но не за счет собственного блага. Это понятно?

Виллем, по-прежнему не отрывая взгляда от потолка и неловко возясь с примочкой, наконец кивнул с кислым видом.

Жуглет сбавил тон.

— Я не ожидал, что сегодня так получится. Но… — Тяжкий вздох. — Что ж. Наверное, надо это преодолеть. Виллем, сегодня вечером, на лестнице, мы друг друга не поняли…

— То есть ты хочешь сказать, что не планировал всего этого? — спросил Виллем, радуясь тому, что можно не смотреть Жуглету в лицо.

— Разумеется, не планировал. Но я хочу объяснить свое поведение.

Последовала долгая пауза. Виллем осторожно снял с глаза примочку, потом, подумав, приложил другую. Эти примочки нужны были ему как повод, чтобы не садиться прямо и не видеть Жуглета.

— Что ж, говори, если есть что сказать, — произнес он надтреснутым голосом.

Жуглет, подбирая слова, надолго умолк. Наконец, так и не найдя подходящих, махнул на это рукой и начал:

— Вообрази, что обстоятельства, вызвавшие нашу беседу, были… немного другие. Представь себе, например, что это сделал не я, а другой рыцарь — или, к примеру, женщина…

— Рыцарь так никогда не поступил бы. А если бы это была женщина, значит, она шлюха, — оборвал его Виллем.

Жуглет сжал челюсти.

— Представь, что так повела себя благородная дама, к которой ты относился бы так же, как относишься ко мне.

— Жуглет, что за нелепая идея! — нетерпеливо выпалил в потолок Виллем. — Ты же не женщина. В этом мире женщина никогда не достигла бы того, чего достиг ты.

— Это правда, — согласился менестрель. И добавил с горечью: — Очень веская причина, почему я никак не могу быть женщиной, да?

Свободный глаз Виллема удивленно заморгал.

— К чему ты клонишь?

Жуглет, набрав в грудь побольше воздуха, произнес так, словно каждое слово давалось ему с великим трудом:

— Даже если бы меня угораздило родиться женщиной?

Несколько мгновений рыцарь продолжал лежать, прислонившись к стене, потом резким движением отшвырнул примочку и сел. Он не отрываясь смотрел на Жуглета. Тот отвечал ему умоляющим взглядом — очевидно, переживая не меньше Виллема.

У рыцаря засосало под ложечкой.

— О чем ты?

Однако когда настал момент сказать все как есть, у Жуглета не хватило духу.

— Не могу… Не хочу… Господи боже, мне казалось, я смогу сделать это по-умному, — взволнованно забормотал он. Потом добавил более спокойно: — Я не хотел ничего такого делать, Виллем, все произошло против моего желания. Ты сам подтолкнул меня к этому. И все же пусть так, чем если ты полностью порвешь наши отношения и тем самым сделаешь пребывание при дворе невозможным для нас обоих.

— О чем ты? — повторил Виллем немного более твердо. Он стал выжимать примочку, а когда с нее закапало, с отвращением отшвырнул прочь.

— Я ничего не говорил, — окончательно разнервничался Жуглет. Его взгляд заметался по комнате. — Ты не можешь утверждать, будто я что-то говорил.

— Я ничего не собираюсь утверждать. Просто скажи мне ясно и просто, чего именно ты не говорил! — с внезапной горячностью прокричал Виллем.

С трудом поднявшись на затекших ногах, он сделал неверный шаг вперед, выхватил из-за пояса нож и ткнул им в Жуглета, который невольно отшатнулся.

— Раздевайся, — хрипло приказал он. Жуглет со страхом смотрел на нож.

— Если я разденусь под угрозой ножа и выяснится, что я женщина, это можно рассматривать как изнасилование.

Виллем нетерпеливо махнул ножом.

— А если оголишься под угрозой ножа и выяснится, что ты мужчина, будет ненамного лучше. Так что не вынуждай меня заставлять тебя! — Пауза. И потом, почти беззвучно и испуганно: — Или это тоже будет считаться изнасилованием?

Ответа не было. Оба молча смотрели друг на друга. Виллем с ворчанием отшвырнул нож.

— Я никогда не совершал ошибок, — пробормотал менестрель тоном, в котором звучали и извинение, и упрек себе. — И нет оправдания тому, что дело дошло до этого.

— Снимай тунику и рубашку. — Виллем прикрыл глаза рукой. — Или не снимай, — добавил он, не отнимая ладони от глаз. — Но если не желаешь быть со мной честным, то уходи и больше не возвращайся, никогда.

Наступила тишина. Долго оба ничего не говорили, не двигались и не смотрели друг на друга.

Наконец Жуглет удостоверился, что обе двери комнаты заперты изнутри. Дрожащими руками снял пояс, тунику, рубашку и произнес еле слышным шепотом:

— Ну так смотри.

Виллем не сразу открыл глаза. А когда открыл, ему понадобилось приложить руку ко рту, чтобы заглушить восклицание. Одетая лишь в нелепо большие мужские штаны, перед ним стояла тоненькая гибкая женщина. Ее маленькие груди были полностью обнажены. У этой женщины было лицо его друга, но улыбалась она с робостью, Жуглету совершенно не свойственной. Черты лица, которым, на взгляд Виллема, всегда не хватало мужественности, сейчас выглядели не в полной мере женственными.

— Моя жизнь теперь в твоих руках, — тихо произнесла Жуглет и с хмурой полуулыбкой добавила: — Виллем, у тебя челюсть отвисла.

Рыцарь резко закрыл рот, постоял, стараясь прийти в себя, потом походил по комнате, разглядывая это новое непонятное существо под всеми возможными углами зрения.

— Кто ты? — произнес он хрипло, когда дар речи вернулся к нему.

— Мне казалось, мы это уже выяснили. — Жуглет попыталась рассмеяться, но у нее не получилось. — Или ты хочешь, чтобы я сняла штаны?

— Ты знатная дама? Крестьянка?

— Менестрель.

— Ты стоишь голая у моей постели, — произнес он, как будто говоря о чем-то абсолютно невообразимом.

— Нет. — Дрожащими пальцами Жуглет развязала шнурки штанов, предоставила им упасть на пол и аккуратно перешагнула через них. Виллем только и мог, что в полном остолбенении смотреть. — Вот теперь я действительно стою голая возле твоей постели.