Конрад посмотрел вниз на музыканта — и не стал ему подыгрывать.

— Не слишком уповай на мое покровительство, — предостерегающим тоном произнес он. — Попробуй еще раз прервать меня, и я тебе горло порву.

Тут в первый раз за все время их знакомства Виллему довелось увидеть смущение на физиономии своего всегда энергичного и находчивого друга.

Однако в этот момент вернулся нагруженный ящиком Бойдон. Император решил разобраться с бургундской историей позднее и переключил внимание на своего камергера. На том все пока и кончилось. Граф и музыкант, по разным, но, безусловно, важным для обоих причинам, испытали чувство облегчения. Камергер поставил ящик на стол рядом с Конрадом. Тот сам осторожно извлек из него железный шлем.

В зале мгновенно наступила тишина. Виллему в жизни не доводилось видеть подобного головного убора. Большинство шлемов имеют остроконечный выступ, предназначенный лишь для защиты носа; этот же, словно маска, прикрывал все лицо до самого рта и имел два овальных отверстия для глаз. Украшали его золотые полосы с изображениями охотничьих сцен, и в целом он походил скорее на церемониальный головной убор, чем на вещь, которая может оказаться полезной в сражении. Однако Конрад протянул его Виллему со словами:

— Это один из самых прочных шлемов, которые когда-либо были выкованы.

— Он прекрасен, — благоговейно сказал Виллем и взял шлем осторожно, словно младенца.

Конрад жестом подбодрил рыцаря, тот поднял шлем и надел на голову. По размеру он удивительным образом пришелся впору, хотя ощущение было непривычное.

— Я чувствую себя непобедимым! — восторженно воскликнул Виллем, вызвав волну одобрительного шепота в зале.

Сняв шлем, он протянул его Бойдону, чтобы тот снова положил его в ящик.

— Благодарю вас, сир. Буду носить его с честью и обещаю вернуть в целости и сохранности.

— О нет, — с великолепной небрежностью ответил Конрад, поглаживая своего пса. — Это подарок. Шлем твой.

В разных концах зала раздались жидкие, завистливые аплодисменты. Конрад славился своей нарочитой щедростью, но обычно она распространялась на придворных. Что это за безземельный человек из приграничья, с первого взгляда удостоившийся такой чести?

А безземельный человек из приграничья, донельзя смущенный, бросил взгляд вниз и увидел, как Жуглет кивнул, коротко и твердо. Виллем перевел взгляд на Конрада и сказал растроганно:

— Господь да вознаградит вас, сир.

— Если ты и вполовину заслуживаешь той рыцарской славы, которая о тебе идет, я уже вознагражден, — ответил Конрад и добавил, явно смягчившись: — Жуглет, ты хорошо сделал, приведя его сюда.

Музыкант, стоя у подножия помоста, с огромным удовлетворением смотрел на Виллема. Теперь у его друга был шлем, а Конрад, полагая, что Виллем нуждался в том, чтобы приобрести его, считал, что у него в руках купчая.

Кардинал Павел, совсем недавно выразивший Виллему сочувствие, устремил на менестреля испепеляющий взгляд, который тот проигнорировал.

Виллем решил, что эти нюансы придворной вражды выше его понимания, так что не стоит и пытаться расшифровать их.

Маркусу просигналили с кухни, и он подал Конраду знак, что трапеза вскоре начнется. Император столкнул гончую с колен, поднялся, и вслед за ним все присутствующие потянулись в ту часть зала, где вдоль стены выстроились в ряд мальчики с тазиками, полными насыщенной ароматом роз воды. Рядом с каждым мальчиком стояла девочка с надушенным льняным полотенцем.

Больше всего Виллема поразили грандиозность и размах происходящего: мальчиков и девочек, помогавших мыть руки, было гораздо больше, чем у него вообще слуг. Размеры самого зала казались скромными по сравнению с внешними габаритами крепости, и все же он был больше, чем любой виденный Виллемом прежде. А как богато он был украшен! На сводчатом оштукатуренном потолке красовался герб империи, все четыре стены покрывали фрески. Вдоль обеих длинных сторон зала тянулись ряды окон, распахнутых, чтобы впустить больше летнего света и воздуха. Выглянув в окна с восточной стороны, можно было увидеть лишь казавшийся поразительно маленьким и замкнутым внутренний двор, огороженный стенами других крыльев замка, выстроенных, как и весь он, из красного песчаника.

Сейчас здесь находились больше ста человек, все роскошно одетые в зеленое, красное и желтое, с отделкой из меха и украшениями из драгоценных камней. И все они знали — или, по крайней мере, делали вид, — как нужно вести себя за королевским столом. Линор или Эрик в своих нарядах были бы здесь уместнее, чем скромно одетый Виллем. Некоторые из присутствующих выглядели как сановники высокого ранга, другие — как местные сеньоры, третьи — как бывалые рыцари, выполнявшие роль королевских телохранителей. Очень немногие явились сюда в сопровождении дам, сидевших в дальнем конце зала, рядом со слугами. Куртуазное ухаживание явно не входило в планы сегодняшнего вечера, что обрадовало Виллема.

Несмотря на то что сам Конрад встретил его более чем радушно, Виллема поразило, что общая атмосфера отличалась холодностью и суровостью, совершенно нехарактерной для праздничных собраний в Бургундии. Все в зале бросали на него оценивающие, завистливые, даже отчасти возмущенные взгляды. Это заставляло робеть и одновременно странным образом бодрило. Он без ложной скромности понимал, что выглядит лучше большинства и, уж по крайней мере, моложе. Однако даже самое дорогое его одеяние тускнело по сравнению с блеском и мишурой этого вечера. Завтра же нужно будет спросить Жуглета, где в городе можно приобрести в долг ткань получше.

Когда Альфонс вымыл руки и вернулся к столу на помосте, Конрад одарил его многозначительным взглядом и жестом велел занять место в конце стола, там, где прежде сидел Виллем. Граф недовольно нахмурился, но с поклоном подчинился.

Когда же к помосту вернулся Виллем, изо всех сил стараясь не разевать рот при виде прекрасных тканых скатертей и изысканных столовых приборов, как по мановению волшебной палочки возникших на столах, пока все мыли руки, оставалось лишь одно свободное место. В итоге он очутился справа от короля, что было отмечено всеми.

Сидевший в дальнем конце зала Жуглет явно пребывал в восторге. Эрик, чуть не прыская в плечо менестрелю, подмигнул Виллему, подбадривая его. Тот почувствовал легкий укол ревности при мысли о том, как быстро и легко эти двое сошлись за один только сегодняшний день. Возможно, со стороны Жуглета это был рассчитанный ход с целью завоевать расположение Эрика, что, однако, не мешало им выглядеть так, будто настроение у них, в отличие от Виллема, прекрасное.

Трубный звук возвестил о первой смене блюд. В зале притихли. Поднялся Павел и длинно, высокопарно благословил трапезу. Маркус, стоя между королем и его братом, пробовал все, что ставили перед ними. Человек, обычно не склонный к фантазиям, он воображал, будто таким образом оберегает жизнь Имоджин.

На протяжении нескольких первых смен блюд — вишни, острый сырный суп, тушеная капуста, миноги, жареная цапля в чесночном соусе — Виллем следил только за своими манерами, стараясь во всем подражать сидящему рядом графу Луза: держал бокал за ножку, чтобы не измазать жиром покрытые эмалью стенки, и после каждой смены блюд мыл руки, для чего между обедающими сновали мальчики с тазиками розовой воды. Говорил он мало, фактически лишь благодарил женщину-служанку, подливавшую ему вина. Зато внимательно слушал.

И в результате едва не лишился аппетита: все вокруг, даже Конрад, только и говорили, что о предстоящем турнире, но таким тоном, словно это петушиный бой или просто спортивное состязание. Многие заключали пари, кто кого сбросит с коня и когда именно это произойдет. Остальные в основном прохаживались на счет отсутствующих рыцарей, преимущественно фламандцев и французов. Насмешки практически не касались их искусства верховой езды или манер. Нет, это были недостойные, низкие оскорбления: форма носа того, покрытое оспинками лицо другого, заикание третьего, длинные зубы четвертого и отсутствие — или, напротив, наличие — мужественности у тех или иных рыцарей. Верхом всего оказались шокирующие замечания относительно дам высокого происхождения.