Слова звенели у нее в мозгу, словно колокола. Нужно узнать все об этом Гэбриэле Арчере.

Классически греческие здания колледжа Святого Фомы уютно расположились среди дубов и кленов. День был холодный и ясный, солнце сияло на снегу, кое-где покрывавшем коричневую землю. По опустевшему зимнему кампусу шли несколько студентов.

Коттен поднялась по выщербленным мраморным ступеням к большим деревянным створкам двери. Бронзовая табличка гласила: «Основан в январе 1922 г.» В помещении оказались узкие окна, они располагались в шести дюймах от пола и тянулись к высокому потолку. Темные дубовые половицы скрипнули, когда девушка направилась к стойке секретаря.

— Чем могу вам помочь? — спросила женщина.

— Я ищу доктора Джона Тайлера.

— Не знаю, здесь ли он сейчас. Сегодня праздник, День основателей, и занятий нет.

— Вы не могли бы проверить?

— Конечно. — Женщина пробежалась пальцами по списку телефонных номеров, потом подняла трубку. — Позвоню к нему в кабинет.

Коттен огляделась. По углам притаились тени. Пахло древность и плесенью. Она потерла нос, чтобы не чихнуть. Подушки на стульях времен королевы Анны сплющились — на них сидело несколько поколений студентов. Над диваном с поблекшей обивкой висел портрет Папы. В центре комнаты, позади конторки, стояла статуя Девы Марии, зимнее солнце лилось в восточное окно, освещая ее голову. Пылинки кружились в луче, словно живые. Коттен подумала, специально ли статую поставили так, или это совпадение. Случайно или нет, бледное сияние придавало скульптуре неземной вид.

— Не отвечает, — сказала женщина. — Простите. Коттен достала из бумажника визитку.

— Не могли бы вы…

— Ох, я совсем забыла о футбольном матче — студенты против преподавателей, — воскликнула секретарь, вставая, и посмотрела на часы. — Я думаю, доктор Тайлер играет. Если поспешите, можете его поймать.

Она проводила Коттен наружу и махнула в сторону спортивной площадки.

Коттен миновала пустырь, прошла мимо часовни и наконец оказалась на дорожке к стадиону. Подходя к футбольному полю, она услышала крики небольшой толпы.

С южной стороны поля на открытой трибуне сидело около пятидесяти человек. Деревянные опоры были старые, непривычной формы.

Коттен забралась на трибуну и села рядом с человеком, который носил усы и аккуратную эспаньолку. Она обхватила себя руками, чтобы согреться, и спросила:

— Вы не знаете, кто из них доктор Тайлер? Мужчина вытащил руку из-под пледа и указал на поле.

— Вон он, Джон, сделал передачу. Вы как раз успели на последний матч. — Он вскочил и завопил: — Давай! Давай!

Принимающий поймал мяч, но на него тут же набросились другие игроки. Команда студентов и их болельщики радостно завопили и заулюлюкали.

Мужчина вздохнул:

— Лучшая команда, которую факультет собрал за много лет, хоть мы и проиграли.

Подобрав концы пледа, он встал и полез с трибуны, осторожно перешагивая через каждый ряд сидений.

Тайлер первым из преподавателей стал поздравлять студентов. Коттен не слышала, что они говорили, доносился лишь смех — в мужских играх всегда присутствует дух товарищества. В соревнованиях мужчины проявляют свои лучшие качества, подумала она… а женщины — худшие.

Она спустилась и подошлак Тайлеру.

Высокий — наверно, шесть футов, волосы густые и темные. Губы чуть насмешливо изогнуты, словно он знал какой-то секрет, который не собирался раскрывать. Кожа загорела, должно быть — в частых археологических экспедициях, решила она. Он весь вспотел, но она все равно разглядела, какое у него мускулистое тело. Он в хорошей форме.

— Доктор Тайлер? — спросила она.

Он поднял голову, убирая руку с плеча игрока. — Да?

Она никогда не видела таких голубых глаз, почти синих, если на лицо падала тень: на живом лице это казалось еще удивительнее, чем на видеозаписях в архиве.

— Меня зовут Коттен Стоун, я работаю в CNN. Я бы хотела с вами поговорить, если у вас есть минутка.

Девушка протянула руку, он пожал ее вежливо и твердо. Затем повернулся к товарищу по команде:

— Идите вперед, ребята. Закажите мне пива «Сэм Адаме».

— Я не хочу отвлекать вас, доктор Тайлер, — сказала она.

— Все нормально. Они весь день будут отмечать в «О'Трэйди». Я еще сто раз успею догнать.

Порыв ветра растрепал волосы Коттен. Нос пощипывало от холода, и она догадывалась, что кончик покраснел.

— По-моему, вам не помешало бы выпить чего-нибудь горячего — может, кофе?

— Это было бы чудесно, — ответила она.

У себя в кабинете Джон взял ее пальто и повесил на крючок на двери.

Коттен села в жесткое деревянное кресло.

— Значит, вы всегда играете полузащитником?

— Вообще-то, поскольку я тут работаю первый год, меня особо не спрашивали. Если факультет проигрывает, можно обвинить новенького. Чувствую, конца этому не будет. Я всех предупредил, что результат матча скажется на их оценках, но, кажется, это не помогло. Давайте, я вам сделаю кофе. Правда, у меня только растворимый.

— Годится, — ответила она.

Он сверкнул улыбкой и отошел к импровизированной кухоньке, частично отгороженной от комнаты книжным шкафом.

Джон налил в чашки воду из-под крана, сунул их в микроволновку и установил время. Под треньканье таймера он думал о симпатичной молодой женщине, сидящей в его кабинете. Зачем она его искала? Почему просто не позвонила, вместо того, чтобы ехать в такую даль?

Сделав кофе, он поставил чашку с дымящимся напитком перед Коттен и передал ей сахарницу.

Джон смотрел, как она насыпает две ложки с горкой, размешивает, добавляет еще пол-ложки сахара. Похоже, нервничает, словно сдерживается, чтобы не взорваться. Насторожена — вот правильное слово. Она взглянула на него и сказала:

— Знаю, слишком много сахара. Сахар и голландский шоколад — это моя слабость.

— Всего два порока? — спросил Джон. — Вот бы мне так повезло.

Он сел и принялся медленно пить кофе, давая ей время расслабиться.

Коттен оглядела шкафы, забитые книгами.

— Приличная библиотека.

— Большая часть книг осталась от моего предшественника. Но читать их интересно. — Он опустил чашку и произнес: — Итак, мисс Стоун…

— Можно просто Коттен. — Она взяла его визитку. — Вы даже указываете номер мобильного? Вы такой щедрый или доверчивый? — Она убрала карточку в бумажник. — А мне как вас называть: доктор, преподобный, святой отец?

— Может, Джон? — Она так старается соблюсти все приличия. Может, нервничает из-за разговора со священником, подумал он. — Мне достаточно, что доктором меня называют студенты, а службы я сейчас не веду, временно в отпуске, так что отец — это не обязательно.

— Я и не знала, что священники могут брать отпуск от своих обетов.

— Не от обетов, только от службы. При особых обстоятельствах можно.

— Хорошо… Джон. — Она тряхнула головой и вздохнула. — Господи, называть вас по имени — просто как-то неуважительно. Ой, зря это я — ну, бога помянула… Но называть вас «Джон» — все равно что обращаться по имени к моему школьному учителю.

Она запиналась. Никак не может расслабиться. Но, по правде сказать, румянец на щеках и шее только добавил ей привлекательности. Обаятельная девушка, Джону была приятна ее непосредственность, если так можно назвать.

— Ну, я-то не ваш школьный учитель, — отозвался он. — И к тому же я себя буду чувствовать стариком, если вы не станете называть меня Джоном.

Коттен глубоко вздохнула:

— Ладно, попробую сначала, Джон. Я кое-что изучаю, готовлюсь к новостному сюжету. На тему религиозных мифов, вроде Ноева ковчега. Святого Грааля и так далее.

Голос у нее был уже не такой взволнованный — она заговорила как профессионал.

— Это моя тема, — сказал он. — Библейская история.

— Я знаю. Я просматривала интервью в нашем архиве, в которых говорилось о докторе Гэбриэле Арчере и его исследованиях в этой области. Там был один отрывок с вами. Я захотела поговорить с вами лично, раз уж вы находитесь довольно близко. Вот… — Коттен развела руками. — Я и приехала.