Внезапно маленькое оконце в двери захлопнулось.

Они услышали приглушенный голос-приказ, отданный кем-то по ту сторону двери. Лишь когда Менеф услышал над собой лязг опускающегося рычага, он наконец понял, где они… И закричал — страшно, с надрывом, как раньше кричал Симеркет…

Эсп не терял сил на крики. Он просто толкнул того, с кем делил только что этот трон, туда, где кишели, шипя, насекомые. Они тут же набросились на него, и его тело почти мгновенно превратилось в бесформенную шевелящуюся массу. Вскоре посол был мертв.

Однако если Эсп думал, что нашел выход, то он ошибался. Оставив от первого тела лишь груду блестящих костей, твари, пощелкивая челюстями, накинулись на вторую добычу…

И тут Эсп закричал. Но кричал он недолго…

Спустя несколько недель, в день, что маги объявили благоприятным, жрецы перенесли статую Бел-Мардука в раку из резного с позолотой дерева, чтобы поместить в фургон, который тащила сотня волов. На фургоне было двенадцать деревянных колес, инкрустированных слоновой костью, и он был увенчан двумя резными крылатыми драконами. Фургон сиял свежей краской, и драгоценные камни, вкрапленные тут и там, сверкали на ярком солнце. Серебряные колокольчики мелодично позвякивали в утреннем воздухе, отпугивая злых демонов, что могли появиться по пути следования. Погонщики выкатили фургон на дорогу, ведущую на северо-запад; глядя на его медленное движение, можно было подумать, что это колесница, катящаяся по небесным тропам. Так везли статую Бел-Мардука.

И был второй фургон. Рядом с Великим Магом Ададом там сидел Симеркет. Он был облачен в простую белую льняную тунику с эмблемой ведомства, подаренной ему фараоном. Несмотря на вмятину, отныне он всегда будет носить ее: сокол спас ему жизнь, и теперь он относился к нему с суеверным трепетом.

Когда второй фургон двинулся вслед за первым, Великий Маг наклонился к Симеркету и прошептал ему на ухо:

— Я все время знал, что мы поедем в Египет вместе. Это сказала мне овечья печенка!

Симеркет улыбнулся, ничего не ответив, и повернулся к следовавшей позади свите.

Свиту составляли многочисленные повозки, колесницы, телеги. В них ехали менее значительные маги Бел-Мардука и его певцы, и еще — стайка прекрасных девственниц, дабы согревать его ночи. Позади маршировал длинный ряд исинских солдат — защита их путешествия в Египет.

В арьергарде процессии следовала маленькая повозка с тремя гробами, вырезанными в египетском стиле. В них покоились мумии Сенмута, Виа и Анеку. Симеркет приказал, чтобы в Городе Мертвых в Фивах для них была сооружена могила. Это было лучшее, что он мог для них сделать.

Позади этой повозки ехала другая — с носилками, на которых лежал Рэми. Хотя юноша утверждал, что чувствует себя вполне хорошо, чтобы сидеть рядом с Симеркетом, и Найя, и преданный врач Кем-весет запретили ему это. Несмотря на свою суровость, старый лекарь все утро улыбался: он с радостью принял приглашение Симеркета заботиться об их здоровье на протяжении утомительного и опасного переезда. Таким образом, Вавилон терял своего лучшего врача, а его винные погребки — самого преданного посетителя. Найя и Кем-весет ехали рядом с носилками Рэми на белых осликах, неотрывно наблюдая за юношей, как пара орлов, охраняющая своего птенца.

Толпы темноголовых выстроились вдоль дороги, чтобы пожелать своему божеству безопасного путешествия. Среди них были братья Галзу и Кури, бывшие соглядатаи Симеркета. Накануне вечером Симеркет дал им мешок золота (разве они не спасли ему дважды жизнь?), и теперь они считались одними из самых богатых людей в Вавилоне. Одетые в красивое облачение, в тюрбанах с перьями, братья церемонно поклонились, когда Симеркет проезжал мимо. Он кивнул им и приветствовал их на египетский лад.

На пересечении дорог их ждал на своем жеребце Мардук.

— Симеркет! — окликнул он его по-египетски. — Я понял, что не могу жить, не видя твоего строгого лица, твоих черных печальных глаз! Ты вернешься к нам?

Разве мог Симеркет сказать царю Вавилона, что надеется, что его нога никогда больше не ступит в это проклятое царство? Он просто покачал головой.

— Как скажет моя жена, о равный богам! — ответил он. — Теперь она — властительница всех моих странствий…

Подъехав ближе, Мардук наклонился в седле и схватил Симеркета за руку. Однако почувствовав, что говорить не в силах, он бросил ему кожаный мешок и повернул лошадь. Не оглядываясь, он быстро поскакал к воротам Иштар — входу в свою столицу. Только через несколько часов Симеркет заглянул в мешок. Оттуда на него блеснули пять кусков золота. Симеркет громко расхохотался — вавилонский царь вернул ему деньги, что Симеркет заплатил за него эламцам в качестве выкупа.

Симеркет поднял голову. Судя по всему, он возвращается в Египет с триумфом. Он нашел женщину, которая значила для него все, и мальчика, которому понадобилась его помощь. Он сдержал клятву и вез своему царю священного истукана. И все-таки в душе Симеркета жила тревога. Он знал, что в Египте есть люди, все еще желающие его смерти, и что ужасная царица Тайя проникала даже за Врата Тьмы, чтобы постараться заключить тех, кого он любил, в свои мстительные объятия. И так же хорошо, как то, что он был жив, ом знал: ее мятущийся дух не оставит своих попыток. Но если рядом с ним его Найя, ему не страшно будущее. И пусть звезды предсказывают ему ужасные времена — он встретит их мужественно.

Разве у него есть выбор?

К полудню над речными равнинами подули ветры с запада. Симеркет улыбнулся и набрал в легкие побольше воздуха — в этих ветрах он уловил запах Египта, запах родной земли.

Дворецкий принца Майатама негромко кашлянул у двери его спальни, держа в руке керамический фонарь. Храп не уменьшился. Он вышел и прошептал лежавшей рядом с принцем служанке:

— Разбуди его. В главном зале стражники его брата!

Глаза девушки широко открылись. Никогда, если принц требовал ее на всю ночь, она не будила его, даже для того, чтобы выйти облегчиться… За несколько недель, проведенных ею в его доме, она поняла: если она его нечаянно разбудит, он ответит ей тяжелой пощечиной — или, хуже того, грубо изнасилует. Уже начали темнеть на ее шее синяки от его рук, когда он сжимал ее в конвульсиях удовольствия.

Она с мольбой взглянула на дворецкого и покачала головой — так слабо, что это можно было принять за дрожь.

— Нет! — произнесла она беззвучно, одними губами. — Ты сам!

Проклиная судьбу, дворецкий осторожно приблизился к ложу.

— Ваше высочество, — прошептал он, наклонившись к царскому уху. — Ваше высочество, проснитесь…

Принц пошевелился. Потребовалось несколько мгновений, прежде чем он понял, кто его окликает. Майатам протянул руку и ущипнул дворецкого за мясистое плечо.

— Я сказал тебе — не будить меня до полудня!

Подавив крик, тот заговорил как можно более льстиво:

— Я бы никогда не осмелился побеспокоить ваш сон, о принц, если бы не то, что фараон послал к вам своих глашатаев…

Майатам сел, свесив ноги на пол. Была середина ночи.

— Что они делают здесь в этот час? — раздраженно спросил он.

— Они не объяснили, о царское высочество — сказали лишь, что вы должны немедленно ехать в Джамет.

Пока шло препирательство, девушка бесшумно выскользнула из кровати и пробежала мимо прислуги, ожидавшей в страхе за дверью, чтобы одеть и побрить хозяина. Дворецкий быстро положил перед Майатамом одежду.

Тот голым прошел в облицованную плитками ванную комнату и, зевая, сел на скамью. Его мало встревожило это известие; он был убежден, что до сих пор успешно играл роль преданного брата и патриота. Когда слуга поливал его плечи ароматной водой, он размышлял о причинах, по которым Рамсес вызывал его в такое неподходящее время.

Его губы невольно растянулись в улыбке. Возможно, его сводный брат наконец-то умирает! Рамсес IV был весьма плох, когда Майатам видел его в последний раз. Теперь, когда Симеркет мертв, убитый преданным Менефом в далекой Месопотамии, он не получит иноземного идола для своего излечения. Майатам нахмурился, вспомнив, что в течение шести месяцев не получал от Менефа никаких известий, никакого подтверждения того, что убийство Симеркета действительно состоялось. Но он вспомнил, что в Вавилоне снова начались родовые муки установления новой династии, и это, несомненно, объясняло медлительность почты.