Симеркет с удивлением предположил, что Менеф рассказал Кутиру о просьбе фараона так же, как он информировал Верховного священника Адада. Он снова почувствовал тревогу по поводу намерений посла; любой разумный эмиссар держал бы в секрете факт, что фараон слаб здоровьем. Зная, что Рамсес болен или умирает, правители всех народов Азии повременят заключать долгосрочные договоры с Египтом, предпочтя иметь дело с его преемником.
Симеркет глубоко вздохнул и начал осторожно перечислять уступки, которые ему разрешил сделать Рамсес.
— Фараон предлагает помощь в улаживании различных местных распрей.
Кутир усмехнулся:
— Хмм. Это по крайней мере перемена в политике по сравнению с действиями его отца.
— Ваше величество?
— Исинский наследник воспитывался в Египте — откуда он и был послан в прошлом году, чтобы вредить нам. Но ты, конечно, все это знаешь…
Ничего подобного Симеркет не знал. Хотя в Египте было принято приглашать к себе иноземных принцев для воспитания и просвещения, Симеркет ни разу не слышал ни одного упоминания об исинском наследнике — ни от теперешнего фараона, ни от его отца. Но Кутир не стал развивать эту тему.
— А что еще? — спросил он. Симеркет стал припоминать.
— Он даст золото.
— А еще?
— Оружие. Зерно. Доспехи. Провиант.
— А еще?
— Простите, но я не уполномочен предлагать большего.
Кутир вздохнул с преувеличенным разочарованием.
— Всего этого недостаточно.
Он поднялся с мраморной скамьи и устремил взор вдаль, на лежавший под ними город. В пурпурных тенях простирался Вавилон. В опускавшихся сумерках начали загораться костры, на которых готовили пищу. Царь снова повернулся к Симеркету:
— Сегодня Рамсес является фараоном благодаря тебе. Если бы ты не обнаружил заговор, созревший в гареме его отца, то сегодня на троне Сокола сидел бы предатель. Это все знают.
Симеркет запротестовал:
— Ваше величество, я наткнулся на этот заговор случайно…
— Да, мне говорили, что ты скромен…
Голос Симеркета возвысился:
— Отец фараона умер из-за меня. Если бы я не был так слеп, так глуп… — Он замолчал, не желая вспоминать эти времена. — Как бы там ни было, я не такой, каким вы меня себе представляете. Но какое это имеет отношение к вашим требованиям, ваше величество?
Кутир набрал в легкие побольше воздуха.
— У меня только одно требование, а именно, чтобы ты пошел ко мне на службу. Я хочу, чтобы именно ты нашел мою сестру — или то, что от нее осталось.
Царь заговорил быстро, в его голосе зазвучало волнение:
— Из всех детей Пиникир была отцовской любимицей. Если я не смогу отыскать ее — или хотя бы ее тело, — отец примет меры. — Его голос дрожал все сильнее и наконец сорвался; он начал хватать ртом воздух…
Симеркет попытался как-то его успокоить:
— Если это так, быть может, он пришлет вам войска, чтобы уничтожить бунтовщиков…
Кутир с грустью посмотрел на него.
— Нет, ты не понимаешь. Он примет меры против меня. Я для него не больше чем принц-вассал — тот, кто недостаточно хорошо выполняет свои обязанности.
Симеркет уставился на Кутира. Он знал о его отце, царе Шутруке, правителе эламцев. Подобно всем остальным, он зачарованно слушал, как путем завоеваний Шутрук превратил Элам в мировую державу. Месопотамия была просто первой победой его сына на западе, помимо нее были новые и соблазнительные нации Леванта [6]— Ассирия, Израиль, Ханаан. Даже Египет, как предположил Симеркет, когда-нибудь будет находиться в списке амбиций столь прожорливого правителя.
— Но вы его старший сын, — напомнил Симеркет. — Чего вам бояться?
Глаза Кутира странно блеснули.
— В Эламе у нас есть поговорка о неудачнике: «Если он берет в руки золото, оно превращается в грязь». Так вот, Вавилон в моих руках превратился в грязь, Симеркет. Исчезновение моей сестры было только началом всего — неудач, поворота в войне, поражения моих армий, — а теперь ты должен помочь мне найти ее и привезти обратно. Возможно, тогда удача вернется ко мне и мое прикосновение снова станет золотым.
— Ваше величество… — терпеливо продолжил Симеркет. Но Кутир оборвал его возражения, прежде чем он успел высказать их.
— Если ты этого не сделаешь, статуя идола навсегда останется здесь. Никогда она не посетит Египет! Никогда не восстановит здоровье фараона. — Голос Кутира сделался умоляющим. — Чем ты рискуешь? Если тебе удалось найти жену в этом проклятом городе, то я уверен, что ты сможешь найти и мою сестру!
Снова эта проклятая ложь! Кажется, все в Вавилоне уверены, что он спас Найю!
— Разве наша сделка несправедлива? — продолжал убеждать царь. — Моя сестра за божка.
— Почему вы думаете, что я смогу добиться успеха там, где его не сумела добиться ваша тайная полиция?
— Потому что ты — Симеркет, — прищурившись, веско произнес Кутир.
Симеркет был напуган таким доверием. Однако, приняв на себя эту задачу — которую, в конце концов, он уже и без того выполнял, — он сможет беспрепятственно продолжать свои поиски Найи и Рэми, располагая всеми ресурсами вавилонского владыки. Кроме того, в случае выполнения задуманного статуя божества сможет пожаловать в Египет… И он быстро принял решение.
— Вы позволите мне свободно передвигаться по городу и его окрестностям?
— Разве я уже не позволил?
— И отзовете своих шпионов?
— Разве они еще не ушли?
— Мне понадобится пропуск на комендантский час.
— Ты его получишь.
— Мне сказали, что тела жертв захоронены здесь, под дворцом.
— Все, кроме моей сестры.
— Мне надо будет осмотреть тела.
Кутир вздрогнул, и его лицо исказила гримаса отвращения, которая, впрочем, тут же исчезла.
— Это невозможно.
— Ваше величество, мне очень важно осмотреть их раны, увидеть, как они были убиты. Так же, как каждый народ имеет свой собственный образ жизни, у каждого народа свой способ убийства. Осмотр тел может помочь мне определить, кто их убил.
— Но мы знаем, что это сделали исины!
— Нет, ваше величество, не знаем. — Он думал о стреле, найденной днем, и о том, как сами исины категорически отрицали преступление.
— Симеркет, ты египтянин и не знаешь наших обычаев. Когда мертвых помещают в склеп, мы верим, что они попадают в подземный мир. Двери в склеп — это ворота в загробную жизнь. Никто не может открыть их до следующего захоронения, и то после того, как священники прогонят демонов, охраняющих вход. Ты не можешь войти туда — так не делается. И не должно делаться.
Симеркет начал протестовать, но Кутир с гримасой отвернулся и поднял руку.
— Я сказал «нет». Это невозможно.
Симеркет смиренно склонил голову.
— В таком случае мне понадобится помощь одного из ваших людей — того, кто знает город.
— Назови его.
— Полковник Шепак.
Кутир заколебался.
— Шепак? Может быть, кто-то другой, более сноровистый?
— Он достойный человек и предан вашему величеству.
Кутир кивнул, все еще продолжая колебаться.
— Я сейчас же освобожу его от текущих обязанностей, если это то, чего ты хочешь.
Симеркет сделал глубокий вздох. Хотя он еще не полностью отвел от Шепака беду, он по крайней мере продлил ему жизнь после Дня лжецаря. Теперь, когда они достигли взаимопонимания, лицо Кутира больше не казалось таким напряженным. Но при внезапном резком крике павлина над их головами царь вскочил на ноги.
— Я сверну шею этой проклятой птице! — проворчал Кутир, тяжело дыша. И со злостью взглянул на дерево.
Симеркету оставалось сказать только одно:
— Ваше величество, вы должны знать, что я делаю это лишь для фараона. В конце, если добьюсь успеха, я ожидаю получить согласие на вывоз идола из Вавилона не только от вас, но и от священников.
Кутир уверенно кивнул:
— Они дадут его.
— Но дадут ли добровольно? Я не могу рисковать применением черной магии против Египта.
— Я гарантирую, что дадут. Потому что если они не согласятся, то другая бесценная реликвия вавилонской истории никогда не вернется в город.
