― Да! Вот об этом вы с Михаилом можете рассказать своим друзьям-Медичи. «Вот пришли волхвы с Востока, ― заявил благородный герцог. ― Они пришли за звездой, которую увидели на Западе: за звездой Руна, чей свет освещает восход и ведет князей, которая есть истинный образ Божий».

― Но вы все равно не рассчитываете на то, что он вам поможет? ― спросил Грегорио.

― Ну почему же, ― возразил монах. ― Поможет, хотя и не так, как рассчитывает. Больше вы не увидитесь с Михаилом, несмотря на знаки, которые он вам подает. Мы здесь продаем Иисуса, а не козьи орешки. Передайте привет от меня вашему Язону в Колхиде, и напомните ему, что отныне орден различает не только Руно, Язона и Гидеона, но шесть разных видов сего Руна. И столько же качеств, достойных хвалы. Для Язона ― великодушие. Для Иакова ― справедливость. Для Гидеона ― осторожность. Для царя Моавского ― преданность. Для Иова ― терпение. Для Давида ― милосердие.

― Мне бы хватило и одного Иакова, ― заметил на это стряпчий.

― Тогда вы еще столь же юны и незрелы, как ваш хозяин, ― заявил ему монах.

Наступил последний день пребывания Грегорио в Сент-Омере. Как и собирался, в этот день он встретился с Саймоном Килмирреном де Сент-Полом.

Точнее, нет. Все прошло не совсем так, как он планировал, хотя стряпчий и полагал себя готовым ко всему. Вместо положенного по профессии платья он надел обычную плоеную тунику с короткими рукавами поверх длинной нижней и жесткую шапочку без всяких украшений. Так он выглядел лет на десять моложе своего возраста. Марго вообще утверждала, что у него лицо совершенно неподходящее для профессии юриста, ― и в особенности портили картину вьющиеся волосы, с которыми так трудно было что-то поделать.

В обычной цивильной одежде Грегорио мог бы принадлежать к любому сословию. Даже кинжал на боку выдавал в нем всего лишь опытного путешественника. Оружие он прятать не стал, ведь он вполне серьезно говорил Мариане де Шаретти насчет поединка.

Итак, час настал. Десятый капитул Ордена Золотого Руна начал свое заседание в соборе богоматери, а Грегорио явился в дом Луи де Грутхусе и попросил о встрече с лордом Саймоном де Сент-Полом. Ему повезло, что управляющий не признал его. Когда тот попросил стряпчего назваться, он заявил, что является слугой Ансельма Адорне из Брюгге.

Его тотчас проводили в комнату, расположенную в крыле особняка, занятом Кателиной ван Борселен и ее шотландскими родственниками. В небольшой гостиной не было никого, кроме коренастой женщины в белом чепце, вышивавшей у окна. Завидев Грегорио, она поднялась с места и присела в поклоне со словами, что ее хозяин, к несчастью, отсутствует, но госпожа готова принять его немедленно. Судя по акценту, она была не шотландкой и не фламандкой, но скорее француженкой. Стряпчий уселся, и женщина вернулась к шитью. Светский разговор нетрудно было поддерживать в доме, не столь давно благословленном наследником. Он спросил о здоровье маленького Генри.

― Этот малыш! ― Она тут же оживилась, позабыв о работе. ― Такой крепыш, месье! Сильный, что ваша лошадь, и почти не кричит, если только не проспит кормилица! Если бы мне не пришлось поехать сюда с госпожой, в жизни бы я не решилась с ним расстаться.

― Счастливый ребенок! ― заметил Грегорио.

― Счастливый, и такой красавчик! Лицо, как у матери, а волосики ― как у отца, вьющиеся и серебристые. И такие ямочки на щеках… Говорю вам, он просто ангелочек. Отец от него без ума. Был бы рад усадить его на лошадь еще прежде, чем малыш научится ходить, и дать ему в ручонки меч и копье. Вот это будет рыцарь ― не то что ваши бургундцы!

― Должно быть, мать по нему очень скучает, ― промолвил стряпчий.

Он лишь хотел тем самым узнать, надолго ли Кателина с супругом задержатся в Сент-Омере. К вящему его удивлению, женщина ответила не сразу, и слова ее прозвучали несколько неожиданно:

― Ну, знатные дамы всегда так заняты, монсеньор… Малышу хватает и кормилиц. Она приходит к нему, когда только может.

― Вот как? ― проронил он негромко. ― Что, роды были тяжелыми?

Женщина кивнула, разглаживая шитье на коленях.

― Крупный ребеночек, а госпоже ведь уже двадцать лет. В таких случаях они иногда во всем винят младенца. Или, может, материнство их пугает… А есть еще такие, которые боятся, что малыш вырастет и не будет их любить. Просто удивительно, как вообще кто-то заводит детей. Но ведь природа всегда возьмет свое. И сердце матери ― не камень.

― Ну конечно, ― подтвердил Грегорио, внезапно ощутив дурноту. Николас, бедный бастард. Может, тебе и повезло, что ты не воспитывался в этом доме… ― А нравится ли госпоже в Шотландии?

― Госпоже в Шотландии очень нравится, ― раздался с порога ясный звучный голос. С легкой улыбкой на устах женщина приблизилась к гостю. ― Это вы от мейстера Адорне? Возможно, вы не знаете, но я шестую часть жизни провела в этой стране. Я была придворной дамой шотландской королевы, племянницы герцога Филиппа. Как ваше имя? Она обращалась к нему по-фламандски.

― Грегорио, ― представился он.

Кателину ван Борселен нельзя было назвать красавицей, но сложена она была превосходно. Белоснежный головной убор с вуалью скрывал волосы почти целиком, если не считать прядок, выпущенных на висках. Четко очерченные брови были фамильным признаком семейства Борселенов, ― и то, что она их не выщипывала, указывало на независимый характер этой женщины; о том же говорили и упрямо сжатые губы. Держалась она с прирожденным изяществом.

― Ну что ж, Грегорио, мне очень жаль, но супруг мой слегка задерживается, хотя я надеюсь, что он скоро вернется домой. Желаете ли вы подождать, или просто передадите мне послание?

― Я бы предпочел подождать, ― промолвил стряпчий. ― Возможно, в кабинете? Это деловой вопрос. ― На присутствие жены Саймона он никак не рассчитывал.

― Тогда он пригласит вас в нашу комнату, ― промолвила она. ― А пока садитесь и расскажите мне все сплетни из Брюгге.

― Он спрашивал про малыша Генри, ― сказала служанка.

При этих словах Грегорио внимательно наблюдал за Кателиной. Взгляд ее не выражал ровным счетом ничего, глаза казались нарисованными на лице.

― Все были очень добры ко мне…

― Он спрашивал, на кого мальчик больше похож, ― продолжила женщина.

Разве он спрашивал об этом? Грегорио не мог припомнить.

Кателина опять улыбнулась ему.

― О, ведь первый ребенок всегда больше похож на отца, разве не так? ― Похоже, эти слова она повторяла так часто, что и сами они, и улыбка утратили всякий смысл. ― Но к чему нам надоедать гостю женскими разговорами? Что творится в Брюгге? И в Генуе? Какие последние известия с Востока?

Внезапно открылась дверь, и леди Кателина обернулась.

― Саймон? К тебе гость от Ансельма Адорне. У него для тебя какие-то новости. Я ревную…

Грегорио поднял глаза. На пороге стоял человек, которого он видел двенадцать месяцев назад, на пожаре, уничтожившем дом и красильню Марианы де Шаретти в Брюгге. Лорд Саймон, завладевший кораблем своего отца, нанявший Пагано Дориа и пославший того в Трапезунд, вместе с похищенной двенадцатилетней дочерью Марианы де Шаретти. Лорд Саймон, чья ненависть к Николасу, сыну его первой жены, была известна всей Фландрии…

Саймон де Сент-Пол в первый раз женился в пятнадцать лет, так что сейчас ему было уже под сорок. Но кожа, не тронутая морщинами, ясные голубые глаза и шелковистые светлые волосы делали его моложе, ― он выглядел почти ровесником своей жены Кателины. Одет он был также превосходно: в широкополой шляпе, украшенной драгоценными камнями и длинном дублете, до бедер прикрывавшем тонкие обтягивающие чулки.

В ночь пожара они с Грегорио встретились лицом к лицу, и, разумеется, ни тот, ни другой, не забыл этой встречи. Однако стряпчий и не подозревал, что шотландец так хорошо его запомнил, пока тот не заговорил:

― Этот человек явился не от Ансельма Адорне.

Кателина изменилась в лице, как видно, почуяв неладное по голосу мужа. Повинуясь незаметному жесту, служанка тут же с поклоном удалилась. Кателина встала рядом с супругом, в упор разглядывая Грегорио.