Когда они вышли из реки и обсушились, было еще тепло, облака разошлись, но солнце уже приближалось к темной изломанной массе туч на западе, готовой извергнуть вниз стремительные потоки воды. Как только красный шар зайдет за суровые облака, так сразу станет прохладно. Эйла оглянулась в поисках лошадей и увидела их на лугу: они паслись совсем неподалеку — на расстоянии свиста. Волка же нигде не было: видимо, он все еще обследовал берег.
Она достала длиннозубую костяную расческу и щетку из щетины мамонта, что дала ей Дигги, затем вытащила спальную шкуру и села на нее, расчесывая волосы. Джондалар сел рядом и занялся тем же.
— Давай я тебе помогу, — сказала Эйла и встала на колени за его спиной. Она распутала колтуны в его длинных прямых соломенных волосах, которые были светлее, чем у нее. Когда она была маленькой, волосы у нее были совсем белыми, позже они стали темнее и напоминали пепельно-золотую окраску Уинни.
Джондалар прикрыл глаза, пока Эйла возилась с его прической; то и дело она прикасалась к нему, и он чувствовал тепло ее кожи.
— А теперь моя очередь причесывать, — сказал он и занял место сзади нее. На мгновение она хотела воспротивиться, потому что это было вовсе не обязательно. Он все равно бы не сумел причесать ее волосы как нужно. Но когда он поднял пряди ее волос и пропустил их между пальцами, словно лаская, она смолчала. Ее волосы слегка вились, и он осторожно расчесывал каждый завиток. Затем он щеткой пригладил волосы. Закрыв глаза, она ощущала странный трепет. Иза причесывала ее в детстве и длинной палочкой аккуратно распутывала кудряшки, но мужчина такого с ней еще не делал. В поступке Джондалара выразилась вся необыкновенная забота и любовь к ней.
И ему было приятно расчесывать и гладить щеткой ее волосы. Их темно-золотистый цвет напоминал ему осеннюю траву, но в нем мелькали солнечные блики — почти белые выгоревшие пряди. Они были прекрасны и так густы и мягки, что прикосновение к ним доставляло чувственное наслаждение, и ему хотелось без конца длить его. Он положил щетку, поднял еще влажные кончики волос и отвел в сторону, чтобы поцеловать ее в шею.
Эйла, не открывая глаз, почувствовала звон в ушах от его теплого дыхания и прикосновения губ к ее коже. Погладив ее шею и руки, Джондалар приподнял ее груди, ощущая ладонями их вес, упругость, чувствуя, как набухли твердые соски.
Эйла приподняла голову и слегка подвинулась, прикоснувшись спиной к горячему твердому органу. Она повернулась полностью и дотронулась до него, наслаждаясь мягкостью кожи. Она сложила руки и стала двигать туда и обратно; волна Наслаждения окатила Джондалара, но это чувство достигло апогея, когда он ощутил прикосновение ее влажного рта.
Вздохнув, он закрыл глаза, так как Наслаждение волна за волной проходило сквозь него. А когда он приоткрыл глаза, то увидел возле своего лона лишь ее прекрасные мягкие волосы. Она вбирала его в себя все глубже, на мгновение он испугался, что она не выпустит его обратно, и хотел было отшатнуться. Но ему захотелось выждать и слить испытываемое им Наслаждение с ее. Ему нравилось так делать, он даже любил это. Он почти был готов отдать ей свое Наслаждение… почти.
Эйла незаметно для себя вдруг оказалась лежащей на спине на спальном меху, рядом с ней был Джондалар. Он поцеловал ее. Она чуть приоткрыла рот, чтобы впустить его язык, и обняла его. Она любила, когда их уста и языки соприкасались.
— Женщина, ты хотя бы представляешь, как я люблю тебя? Она знала, что это правда. Она могла видеть это в его глазах, в его сверкающих, живых, невероятно синих глазах, что ласкали ее своим взглядом, что могли возбуждать ее на расстоянии. В его глазах было столько чувства, хотя он и пытался контролировать себя.
— Я знаю, как я люблю тебя, — сказала Эйла.
— Все еще не могу поверить, что ты здесь, со мной, а не отдана Ранеку на Летнем Сходе. — При мысли, что она едва не стала подругой красивого темнокожего резчика по кости, он изо всех сил прижал ее к себе. Она обхватила его плечи, радуясь, что окончательно миновала долгая зима недопонимания. Ей искренне нравился Ранек — он был славным человеком и мог стать хорошим спутником жизни, — но он не был Джондаларом. Ее любовь к этому рослому мужчине, который держал ее в объятиях, казалась сверхъестественной. Страх потерять ее при прикосновении теплого тела Эйлы сменился таким же сильным желанием. И он начал ненасытно целовать ее шею, плечи, грудь, тело… На миг остановившись и передохнув, он решил отдалить мгновение. Для того чтобы дать ей истинное Наслаждение, было необходимо все его искусство: а уж в этом он знал толк! Этому его обучали искусные наставники. И он выучился этому так, что люди в его племени шутили: он — выдающийся любовник, так же как и выдающийся мастер по каменным орудиям. Джондалар посмотрел на нее, отмечая, как она дышит, насколько она женственна и как он зажигается лишь от одного ее присутствия. Его тень пала на нее, и она, открыв глаза, посмотрела наверх и увидела, как отблескивают золотом его волосы на фоне яркого солнца. Она хотела его, была готова отдаться ему, но, когда он, улыбнувшись, наклонился поцеловать ее пупок, она вновь закрыла глаза, зная, какое Наслаждение он доставит ей. Он погладил ее груди, затем медленно провел рукой по ее боку до талии и бедра. Она трепетала от его прикосновения. Затем он провел по внутренней стороне бедра вверх, ощущая особую мягкость, затем коснулся золотых завитков на лобке. Поласкал ее живот, вновь поцеловал пупок и, притронувшись к груди, поцеловал соски. Его руки были подобны мягкому огню, они разогревали ее возбуждение. Он снова стал ласкать ее, запоминая каждое местечко, к которому притрагивался.
Медленно и нежно он поцеловал ее в губы, в глаза, щеки, подбородок и уши. Его язык скользнул по ее шее и устремился вниз, в ложбинку между грудей. Он взял их в руки и восхитился их полнотой, слегка солоноватым привкусом ее кожи, чувствуя, как растет его собственное возбуждение. Языком он потрогал сначала один сосок, затем другой; она почувствовала глубинный трепет, когда он взял сосок в рот, поглаживая другой.
Она прижалась к нему, погружая себя в глубины Наслаждения. Горячим языком он снова притронулся к ее пупку, провел вокруг и опустился ниже, к мягким завиткам ее лона, затем язык попал в ее отверстие и на напрягшийся бугорок Наслаждения. Приподняв бедра, она закричала. Он устроился между ее ног и руками приоткрыл ее теплый цветок с его лепестками и складками. Он прикоснулся к нему языком, чтобы ощутить ее вкус, — он любил вкус ее тела; затем кончик языка достиг потаенных мест глубокого колодца и вновь двинулся к маленькому напружинившемуся возвышению. Он часто-часто начал трогать его языком, и тут она вновь закричала, дыша все учащеннее и чувствуя, как поднимается в ней светящаяся волна. Все чувства были обращены внутрь. Не было ни ветра, ни солнца, лишь возрастающее напряжение ее ощущений. Он знал, что момент уже близок, и стал действовать медленнее и чуть было отстранился, но она не выпустила его, не в силах больше ждать. И вот этот единственный миг все ближе, все стало более четким, более напряженным, долгожданным, и он услышал, как она застонала от удовольствия.
Внезапно пришла мощная, сотрясающая все тело волна, сопровождаемая прерывистым криком. Она взорвалась и почувствовала облегчение, в ней возникло непередаваемое желание ощутить его мужскую плоть внутри себя. Она прижалась к нему, пытаясь привлечь его к себе. Он ощутил прилив влаги, повинуясь, направил удар внутрь ее глубокого и гостеприимного колодца. Она почувствовала, как он входит в нее, и рванулась навстречу. Ее горячее лоно заключило его в объятия, он глубоко проник в нее, не волнуясь, что размеры его органа были больше, чем она могла выдержать. Это тоже была часть ее чуда, она удивительно подходила ему. Ощущая наслаждение от движения, он полностью вынул свое орудие и вновь проник в нее, пока она не приподнялась и не прижалась к нему. Он почти достиг пика, но напряжение чуть спало, и он вновь и вновь входил в нее, чувствуя, как с каждым движением растет его возбуждение. Двигаясь синхронно с ним, она ощущала полноту его плоти и ничего, кроме этого. Она слышала, как они оба тяжело дышат, как смешиваются их стоны и крики. Затем он выкрикнул ее имя, а она рванулась ему навстречу — и непередаваемо огромная волна Наслаждения совпала с тем мигом, когда горящее солнце бросило последние лучи в долину и скрылось за черными тучами, очерченными золотым ореолом.
