Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Разве она заслуживает похорон? Почему не бросить ее тело на съедение пожирателям падали? — крикнул какой-то мужчина.

— Кто сказал это? — спросила Эйла.

Не очень решительно человек выступил вперед.

— Меня зовут Оламан. Эйла кивнула:

— У тебя есть право так думать, Оламан, но Аттароа стала такой, потому что так поступали и с ней. Зло в ее душе готово продолжать жить, и ты останешься с ним один на один. Оставь это. Не позволяй своему праведному гневу завести тебя в ловушку, которую устроил ее беспокойный дух. Пора разорвать порочный круг. Аттароа была человеком. Похороните ее доброжелательно и с достоинством, которое она не смогла обрести в жизни, и пусть ее душа отдохнет.

Джондалар подивился ее ответу, похожему на тот, что дал бы умудренный Зеландонии.

Оламан неохотно кивнул в знак согласия:

— Но кто будет хоронить ее? Кто приготовит ее? У нее нет родственников.

— Это долг Той, Кто Служит Матери, — сказала Ш'Армуна.

— Возможно, помогут те, кто шел с ней рядом по жизни. — Эйла видела, что Ш'Армуне не справиться с этим в одиночку.

Все посмотрели на Ипадоа и Волчиц, которые сгрудились вместе, как бы ища поддержки.

— И пусть сопроводят ее и в другой мир, — послышался мужской голос. Раздались крики одобрения. Ипадоа, размахивая копьем, для лучшего упора расставила ноги пошире.

Вдруг одна из Волчиц отошла от группы:

— Я никогда не хотела быть Волчицей. Я просто хотела научиться охотиться, чтобы не умереть с голоду.

Ипадоа посмотрела на нее, но молодая женщина ответила ей решительным взглядом.

— Пусть Ипадоа узнает, что такое голод, — опять прозвучал мужской голос. — Пусть поживет без пищи, пока не достигнет другого мира. И душа ее тоже будет голодной.

Толпа стала надвигаться на охотниц и на стоявшую рядом Эйлу. Волк угрожающе зарычал. Джондалар встал на колени, чтобы успокоить его, и это движение своеобразно подействовало на людей: они попятились, глядя на женщину и зверя с благоговейным трепетом.

Эйла не стала спрашивать, кто высказался последним.

— Дух Аттароа все еще бродит среди нас, призывая к исступлению и мести.

— Но Ипадоа должна поплатиться за зло, которое она принесла людям. — Мать Кавоа вышла вперед. Ее юная беременная дочь стояла чуть позади нее, придавая ей сил.

Джондалар шагнул к Эйле. Он тоже полагал, что у женщины есть право потребовать возмездия за смерть сына. Он посмотрел на Ш'Армуну, которая должна была ответить, но та ждала, что скажет Эйла.

— Женщина, которая убила твоего сына, уже на пути в иной мир, — сказала Эйла. — Но Ипадоа должна заплатить за зло, сотворенное ею.

— Этого недостаточно. Как насчет двух искалеченных мальчиков? — Ибулан отступил в сторону, чтобы Эйла увидела двух подростков, прислонившихся к смертельно бледному старику.

Эйла просто испугалась при виде этого человека: на мгновение ей показалось, что перед ней стоит Креб! Хотя этот был высоким и худым, а Мог-ур Клана — коренастым и крепким, у него было такое же четко вырезанное лицо и такие же глаза, полные сострадания и чувства собственного достоинства, он невольно внушал к себе уважение.

Вначале Эйла хотела, как было принято в Клане, сесть у его ног в знак уважения и ждать, когда он притронется к ее плечу, но ее поняли бы неверно. Она решила совершить необходимый ритуал знакомства.

— Джондалар, я не могу говорить с этим человеком, не будучи представленной.

Он сразу же понял ее состояние, потому что и сам испытывал благоговейный трепет перед этим человеком. Он подвел Эйлу к нему:

— Ш'Амодан, наиболее уважаемый среди людей Шармунаи, я представляю тебе Эйлу из Львиного стойбища племени Мамутои, дочь Дома Мамонта, избранную духом Льва и охраняемую Пещерным Медведем.

Эйла удивилась, что Джондалар добавил последние слова. Никто еще не говорил, что Пещерный Медведь был ее защитником, но, подумав, она решила, что это правда, по крайней мере благодаря Кребу. Пещерный Медведь выбрал его — это был тотем Мог-ура, — и Креб слишком часто присутствовал в ее снах, так что она была уверена, что он вел ее и защищал, возможно, с помощью Великого Пещерного Медведя Клана.

— Ш'Амодан из племени Шармунаи приветствует дочь Дома Мамонта. — Пожилой человек протянул обе руки. Он был не единственным, кто выделил Дом Мамонта как наиболее знаменательное явление в ее жизни. Большинство понимали важное значение Дома Мамонта для народа Мамутои, и это означало, что она равна Ш'Армуне — Той, Кто Служит Матери.

«Конечно, Дом Мамонта! — подумала Ш'Армуна. Это проясняло многие возникшие у нее вопросы. — Но где же ее татуировка? Разве те, кто был принят в Дом Мамонта, не носят ее?»

— Я счастлива видеть тебя, многоуважаемый Ш'Амодан, — произнесла Эйла слова языка Шармунаи.

Он улыбнулся:

— Ты хорошо знаешь наш язык, но сейчас ты повторилась. Меня зовут Амодан. Ш'Амодан и означает «многоуважаемый Амодан». Этот титул дало мне стойбище. Не знаю, заслужил ли я его.

Она знала, что заслужил.

— Благодарю тебя, Ш'Амодан. — Эйла в знак признания склонила голову.

Вблизи он еще больше напоминал Креба: глубокие темные светящиеся глаза, выдающийся вперед нос, тяжелые брови и четкие мощные линии лица. Ей нужно было преодолеть запрет Клана: там женщины не имели права смотреть прямо на мужчин — приличия требовали говорить с ними, опустив глаза.

— Я хотела бы задать тебе вопрос. — На этот раз она говорила на языке Мамутои, поскольку владела им лучше.

— Я отвечу, если смогу.

Она указала на мальчиков, стоящих рядом с ним.

— Люди этого стойбища хотят, чтобы Ипадоа поплатилась за зло, которое причинила. Эти мальчики больше всех пострадали от нее. Завтра я посмотрю, что могу сделать для них, но какое наказание должна понести Ипадоа за то, что исполняла приказы вождя?

Невольно все посмотрели на раскинувшееся тело Аттароа, затем все взглянули на Ипадоа. Женщина стояла прямо, готовая бесстрашно принять наказание. В душе она давно знала, что когда-нибудь ответит за все.

С некоторым трепетом Джондалар посмотрел на Эйлу. Она поступила правильно. Ведь любые слова чужака, даже если он и внушает уважение, никогда не будут восприняты так, как слова Ш'Амодана.

— Ипадоа должна быть наказана за содеянное зло, — заявил Ш'Амодан. Многие согласно закивали головами, особенно Кавоа и ее мать. — Но в этом мире, а не в другом. Ты была права, сказав, что пора разорвать круг. Слишком много было насилия и зла в стойбище. В последние годы страдали мужчины, но перед этим они заставляли страдать женщин. Пора положить этому конец.

— Тогда какое же наказание понесет Ипадоа? — спросила женщина, у которой погиб сын. — Как ее накажут?

— Никакого наказания. Она должна отдать обратно то, что взяла, и даже больше. Ей нужно начать с Добана. Не имеет значения, что может сделать для него дочь Дома Мамонта, но похоже, что Добан никогда не излечится полностью. Он будет до конца жизни страдать от боли. Одеван тоже будет страдать, но у него есть мать и родные. У Добана нет родственников, никто не сможет отвечать за него и заботиться о том, чтобы он чему-нибудь научился. Пусть Ипадоа несет за него ответственность. Возможно, она никогда не полюбит его, и он, возможно, будет ее ненавидеть, но с нее можно будет спросить.

В толпе согласно закивали. Не каждый разделял это мнение, но кто-то должен был заботиться о Добане. Хотя теперь все сочувствовали его страданиям, но его очень не любили, еще с тех пор, когда он жил с Аттароа, и никто не хотел брать его к себе. Многие боялись, что если выскажутся против решения Ш'Амодана, то им придется самим распахнуть двери для Добана.

Эйла улыбнулась. Это было мудрое решение. Поначалу отношения вряд ли сложатся из-за взаимной ненависти. Но может быть, впоследствии появится доверие. Она убедилась, что Ш'Амодан был мудрым. Идея возврата долга гораздо лучше идеи наказания. Но тут в голову ей пришла еще одна мысль.

— У меня есть предложение. Это стойбище не очень хорошо подготовилось к зиме, и весной наступит голод. Мужчины слабы и не охотились уже несколько лет, потеряв всю свою сноровку. Ипадоа и ее женщины — охотницы этого стойбища. Было бы разумно с их стороны продолжать охотиться, но они должны делиться добычей со всеми.

129
{"b":"153207","o":1}