Навсикая приложила мне к глазу свинцовую примочку и ядовито спросила:

– А совсем без драки нельзя было?

Ответил вместо меня Филин. Он, как всегда, меньше всех пострадал в сражении, и теперь развалился за столом, закинув ноги на спинку соседнего стула.

– Нельзя, фрёкен. Совсем без драки никак не получается. У нас ведь как: кто не бос – кровосос, кто не бит – паразит, а кто не за нас – пидо…

Я ткнул его кулаком под ребро.

– Прости дурака, Навси. Он у нас говорлив не в меру, но когда доходит до дела, становится тих и скромен. Правда, Филя?

Филин показал мне средний палец и вытащил из кармана свои записки. Жбан хлюпнул разбитым носом и спросил – как всегда, не вовремя:

– Какие планы, Мак? Вроде с движком мы разобрались, водой запаслись, тетка Алеппа обещала соляры подкинуть. Когда трогаемся-то?

Я побоялся оглянуться на Навсикаю и уставился на кувшин с кислым молоком. Навси молчала. Я пялился на кувшин. Филин украдкой показывал Жбану кулак. В боку кувшина, казалось, уже зачернела дырка, когда наконец вошел Алкиной с двумя буханками и нарушил затянувшуюся паузу.

Ну как мне было сказать ей, что нам пора уезжать? Мы лежали обнявшись, ее губы касались моего плеча. Теплое пятнышко слюны уже начало остывать. Ночь была холодной. В сарае, под связками сухого тростника и высушенными водорослями, рыскали мыши или какие-то твари покрупнее. Пахло морем, по´том и почему-то корицей. Ноги Навсикаи высовывались из-под куртки и казались такими гладкими, такими белыми. А больше ничего белого не было в этом мире.

Я не знал, как мать провожала отца, – я ведь тогда еще не родился. Зато прекрасно помнил, как она провожала меня: «Езжай! Езжай, сгинь, как твой пьянчуга-папаша! Пусть заберут тебя черти и горбатые мойры! Давай, гоняйся за золотым руном, авось повстречаешь папочку где-нибудь на полдороге. Передай ему тогда, что он может не возвращаться!»

Никогда она так не кричала и не плакала – даже когда до нас дошла весть, что ее отец, Пелей, сгинул где-то на севере.

Утро было туманное, мерзкое, мрачное. «Арго» глухо кашлял, прочищая двигатель. С гор двигались медленные черные цепочки – похоже, воинство женихов серьезно обиделось и готовило суровую расправу. Тем больше поводов покинуть гостеприимный берег.

Я стоял у самой воды и держал Навсикаю за руку. Встрепанная, не выспавшаяся толком, она напоминала ушастого воробья.

– Ты можешь поехать с нами. Я поговорил с ребятами, они согласны.

Я ожидал, что она кинется мне на шею. Ладно, если быть откровенным, я ожидал скандала и только потом – неохотного согласия. Я был готов даже к тому, что она повиснет на мне и скажет: «Я никуда не поеду и тебя не пущу».

Навсикая улыбнулась, сдула со лба чертовски привлекательную кудряшку и спокойно сказала:

– Нет.

Наверное, я выглядел совсем глупо, потому что она меня пожалела.

– Ты очень милый. Нет, правда, ты симпатяга. – Она провела рукой по моей щеке, потрепала волосы. – Но ты псих. А с психами тяжело. Поэтому ты давай-ка ищи свое руно, спасай мир, а я уж как-нибудь с Грегом…

– Да он же тебя прибьет!

Навсикая рассмеялась:

– Много ты понимаешь! А даже если и прибьет – потом приласкает, подарит что-нибудь. А ты мне что-нибудь подарил?

Я стоял на корме и смотрел на маленькую удаляющуюся фигурку, такую чистую и белую, как шапочки снега на дальних горах.

– Ни фига она меня не бросила. Это я ее отшил.

Сказал, гордо развернулся и пошел в кабину. Филин насмешливо ухнул мне вслед.

Ночью опять приходила Паллада. Приходила, сопела в ухо, мучительно долго стягивала с себя грязный хитон. Казалось бы, богиня – двинь плечами, и уже голая. Может, она думала, что я помогу ей раздеться? Как бы не так.

Она притащила всего два бурдюка и мешок плесневелых сухарей. Совсем тетка спятила. С трудом выдерживая запах кислятины, я спросил:

– Что новенького?

Богиня сумрачно улыбнулась:

– Все старенькое. Давай-ка побыстрее, а то на всех вас, героев, манды не хватит.

Я не удержался и спросил:

– А что, много желающих?

Тут я огреб по роже и выругался так смачно, что в каюту залез Жбан.

– У тебя все в порядке?

Я послал его куда подальше. Когда дверь за ним с грохотом захлопнулась, Паллада хихикнула:

– Не разбрасывайся соратниками, Мак. Скоро многих не досчитаешься.

– Типун тебе на язык.

Сегодня богиня была трезва и оттого еще более омерзительна. Сжимая ее вислые груди и выдерживая энергичные прыжки, я размышлял о том, почему на тетку никто не польстился в былые времена, до войны. Ведь и молода она была, и красива наверняка. И домогалась многих – да хоть вон моего дедули. Загадка.

Паллада застонала и мешком хлопнулась на меня. Я отбросил с лица ее грязные волосы и поинтересовался:

– Скажи хоть, куда нам дальше плыть.

– А плыви ты в Дит! – ответила богиня и, не потрудившись одеться, исчезла.

Я остался с неприятной тяжестью в мошонке и легким недоумением – то ли это был путеводный совет, то ли Паллада просто отправила меня ко всем чертям.

К Диту надо было идти вверх по реке. Жбан ворчал, что мы непременно сядем на мель и навеки завязнем, но все же провел «Арго» между двумя угрюмого вида скалами в устье Ахерона. На скалах гнездились чайки, и они не замедлили засыпать палубу свежим пометом.

– Мыть будешь ты, – злорадно ухмыльнулся Жбан.

Лоцман из меня никакой, а Филин с Царем отстояли ночную вахту, так что возразить было нечего. Пока, захлебываясь тарахтением, кораблик тащил нас вверх по реке, я усердно скреб палубу и проклинал всех крылатых говнюков.

Ближе к полудню на палубу выбрался Филин, протер заспанные глаза, огляделся и крикнул Жбану:

– Эй, ты куда нас завез?

Жбан немедленно окрысился:

– А чё? Просили Ахерон, вот вам Ахерон.

Филин ошалело тряхнул башкой.

По берегам тянулись идиллические луга, омываемые идиллическим солнечным светом. По лугам бродили идиллические отары овец. Люди не показывались, но нетрудно было догадаться, что где-то за пригорками водят хороводы пасту´шки с пастушка´ми, и разноцветные ленты в пастушкиных косах стелятся по ветру. Наверняка ошивался там и светлокудрый юноша со свирелью. Без него никак.

– Это Ахерон? ЭТО?!

Жбан окончательно рассвирепел, бросил штурвал и полез на Филина, размахивая картой побережья. Я уже приготовился их растаскивать, когда из-за спины загукал Рыбий Царь.

Мы оглянулись. Река была пустынна. Наше суденышко с черепашьей скоростью волоклось вверх по течению, и, кроме гудения двигателя, ничто не нарушало божественной тишины… БЛЯМЦ! «Арго» содрогнулся, жалобно загудев ржавой обшивкой. Я выругался и свесился за борт.

Прямо рядышком с нами болталась дряхлая деревянная лодка. Лодкой правил не менее дряхлый старец, облаченный в грязный хитон. Одним веслом он лихорадочно загребал, пытаясь удержаться вровень с «Арго», отчего лодка виляла носом и крутилась, как обезумевшая водомерка. Вторым старец энергично лупил по нашему корпусу.

– Эй, вы, там, на развалине! Вы что, не знаете, что судоходство по Ахерону запрещено? Только я перевожу людей. Я, а не вы, грязные свиньи и дармоеды!

– Дедуля, ты бы того, сбросил скорость, а то пуп развяжется, – весело ответил я.

Старец на секунду онемел, а потом заколотил о борт с такой силой, что от весла во все стороны полетели щепки.

– Щенки! Ну, погодите, попадете вы ко мне! Да нет, куда уж вам. Ваши трупы швырнут в грязную канаву, где вам самое место, наглые, неучтивые проходимцы!