Немногих из заключенных можно было назвать разумными людьми. Соседство с такими рассматривалось как награда, насколько это понял Джорджио. При этом речь шла не об уме как таковом, а скорее о поведении. Большинство мужчин часами занимались в гимнастическом зале. Занятия с «железом» были выходом, способом избавиться от избытка сексуальной энергии и прочих страстей, а также способом поддерживать себя в форме. Это давало хотя бы крохи самоуважения. У мужчин тела были, как правило, крепкие. Даже более пожилые заключенные по физической подготовке могли равняться с молодыми; если бы они жили на свободе, им наверняка многие завидовали бы в этом. Накачивание мышц с помощью железных тренажеров служило и своего рода защитным механизмом: чем крупнее ты будешь, тем меньше шансов, что на тебя нападут. В обстановке, где драка могла быть спровоцирована мельчайшим, как головка спички, поводом, стремиться к такого рода защите подсказывал элементарный здравый смысл — по крайней мере, выглядеть следовало так, словно ты сможешь постоять за себя.
Джорджио приходилось волноваться вдвойне, так как он помещался в крыле, где сидели приговоренные к пожизненному заключению. Приговоры к заключению на долгие годы считались здесь обычным явлением: все преступники относились либо к категории «А», либо к двойной категории «А», то есть к опасным и особо опасным. Сюда входили террористы, убийцы, а также крупные налетчики и грабители банков. Все это было бы не столь уж тяжело, если бы не господство в крыле Левиса. Он старался изо всех сил сделать пребывание здесь Джорджио как можно более тяжким для него. Единственной компенсацией для Бруноса служило то, что он никогда и ничем, ни словом, ни поступком, не выказывал того, как Левис в действительности достает его.
Джорджио понимал: как только Левис узнает, где спрятаны деньги, ему, Джорджио, будет крышка. Настоящая крышка! Жизнь человека в «Паркхерсте» ничего не стоила. И неважно было, от чего — от собственной руки или от чьей-то еще наступала смерть. В их крыле преобладали изнасилования. Казалось, чем на меньший срок осужден заключенный, тем труднее мужчине обходиться без женщины. Джорджио порой задавался вопросом: правда ли, что осуждение на длительный срок заключения снижает либидо. Словно включается подсознательный механизм, помогающий человеку отсидеть весь срок. Большинство мужчин обклеивали стены камер плакатами с обнаженными красотками, а более экзотические журналы ценились на вес золота: жесткое порно было мечтой и страстью большинства заключенных. В то же время, как только журнал прочитывался и страсть снова завладевала их умами, они, казалось, теряли потребность в излюбленных картинках: журнал перепродавался другому типу. Непристойные комментарии в разговорах заключенных представлялись чем-то намного безопасным и смешным. Они нарушали мрачную атмосферу, а некоторые из мужчин были прямо-таки прирожденными комедиантами. Следовательно, было безопаснее шутить о сексе вместо того, чтобы постоянно думать о нем. И любая женщина, появлявшаяся в дневных передачах телевидения, годилась в качестве объекта для скабрезной шутки.
Джорджио лежал спиной на скамье тренажера и раз за разом толкал вверх гири, но из головы у него не выходила Донна, что в последнее время случалось все чаще и чаще… Донна была смыслом его жизни, единственным настоящим другом. И она там, дома, жила только им, он думал об этом без тени сомнения. Большинство мужчин, сидевших в их крыле, с ужасом представляли себе, как женушки находят себе другого человека, который станет платить по их счетам, либо партнера по кровати, с кем будут коротать долгие вечера. Больше всего они боялись, что их жены или любовницы забеременеют. Вы можете простить женщине в годах некоторую неосмотрительность и даже пошутить на этот счет. Быть сильным, понимающим человеком, который берет сторону допустившей ошибку жены, после того, как она некоторое время униженно умоляет об этом, — в этой ситуации никто из твоих друзей не станет плохо говорить и думать о тебе. Однако появление на свет младенца в отсутствие отца семейства — это уже совсем другой коленкор. Этого нельзя простить. И такое не прощалось. А если бы мужчина захотел бы простить, другие обязательно нашли бы соответствующие язвительные слова по этому поводу. Ты при этом теряешь лицо, а потерять лицо было равносильно смертному приговору в такой обстановке. Джорджио радовался, что ему не было нужды переживать по такому неприятному поводу. Ему и так достаточно трудно давалось пребывание здесь день за днем, чтобы думать еще и о том, как там Донна обвивает своими длинными стройными ногами талию соперника.
Многие мужчины сидели за того, что убили своих жен или любовниц. Джорджио поражало, как вообще можно утруждать себя убийством женщин подобного сорта. Он мог наблюдать их в комнате свиданий: большинство — типичные воровские жены, то есть женщины с обесцвеченными либо, наоборот, выкрашенными в черный цвет волосами, в кожаных пиджаках и плотно облегавших бедра бриджах; а их груди, свободные от лифчиков, крошечными конусами приподнимали материю блузок. Это напоминало униформу, как бы сшитую специально для жен мошенников.
У немногих заключенных жены имели вид более приличный; заметно было, что таковых и любили, и уважали. Но подобных Джорджио видел очень мало: они, должно быть, здесь редко встречались.
Средний преступник, получивший пожизненный срок, к тридцати пяти годам бывал женат нередко раза три. После отбывания очередного срока наказания он вновь женился, как правило, на молодой девушке с еще свежим личиком, на славу использованной уже многими, которой нравилась дурная слава быть женой вооруженного грабителя. И девушка, и мужчина понимали, что их брак обречен: или мужчина уйдет, или девушка бросит его, или в их относительно счастливые отношения вновь вмешается закон. Хорошо осознавая все это, Джорджио благодарил Бога за Донну, хотя и признавался себе, что был далеко не тем мужем, которого она заслуживала. Однако что ни делается, все к лучшему…
Донну не могло ранить то, чего она не знала.
Донна прошла через автоматические двери и остановилась перед женским гардеробом. Она вытянула руки в стороны; женщина-полицейский провела у нее ладонями под линией бюстгальтера, затем — вдоль тела и под конец — под поясом юбки. Донна приводила себя в порядок, а женщина в это время шарила в ее сумке через плечо. Закончив осмотр, женщина-полицейский приготовила для Донны ключ с номерком, позволила вытащить кошелек из сумки, а потом заперла все остальное в маленьком шкафчике и передала ключ ей. Донна миновала еще ряд дверей, и наконец-то, ей позволили пройти в комнату для посетителей.
Площадь, отведенная под комнаты свиданий в «Паркхерсте», была довольно обширной. Здесь находился прилавок, похожий скорее на небольшой буфет, чем на закрытые магазинчики, торгующие гамбургерами и прочей едой на скорую руку, которые можно встретить на любом британском железнодорожном вокзале. Продавались здесь чай, кофе, безалкогольные напитки и конфеты. Сразу за большими дверями, если миновать их, справа располагалась детская игровая площадка, где было все, начиная с качающихся лошадок и кончая домиками куклы Венди. Дети радостно играли там, не понимая, на территории какого заведения они находятся. А отцы и матери с восторгом наблюдали за ними.
Донна прошла налево и приблизилась к прилавку-стойке. Столы были расставлены далеко друг от друга, и за ними в одиночестве сидели женщины в ожидании супругов или сыновей, которых должны были привести к ним. Донна тоже села за стол. Она улыбнулась старой женщине, которая терпеливо ждала за ближним к Донне столиком. Женщина опустила глаза к своему вязанию, и Донна вздохнула.
Монотонное жужжание голосов становилось все громче. Когда двери в дальнем углу комнаты открылись, Донна, заметив это, с облегчением перевела дыхание, наблюдая, как Джорджио идет к ней. На нем были черные тренировочные штаны и рубашка-поло фирмы «Лакоста». На вид он казался подтянутым и вполне здоровым, но морщины на лице выдавали напряжение, в котором находился Джорджио. Донна встала, и он крепко поцеловал ее.
