Они уже были недалеко от дома. В парке было много людей: они наслаждались теплой, солнечной погодой, сидя на зеленых лужайках, дети бегали и прыгали вокруг родителей, влюбленные держались за руки, гуляя под деревьями, или целовались, лежа на траве.

Лоренс смотрел на одну из юных парочек со смесью зависти и обиды. По тому, как они неотрывно глядели друг другу в глаза, было видно, что они страстно влюблены. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо вот так же лежал в парке на траве. Образование, воспитание и происхождение не позволяли ему этого.

Лоренс представил, как гуляет рука об руку с Мэй под этими деревьями, останавливается под зеленым сводом густых ветвей, скрывающих от посторонних взглядов, целует ее, прикасается к ней. Его охватила тоска. Он желает невозможного!

— Вы хотя бы слушаете меня? — ворвался в его сознание требовательный голос Мэй.

— Конечно. Вы мне просто не оставите выбора, если будете продолжать пилить меня. Можно подумать, что мы женаты! Чего вы от меня хотите — чтобы я умолял вас пообедать со мной? Не дождетесь. Я не встану на колени ни перед вами, ни перед любой другой женщиной.

Грубость его тона была вызвана нестерпимым — до дрожи — желанием поцеловать ее, погладить по щеке, зарыться пальцами в густые шелковистые волосы. Но она не должна знать об этом.

Мэй затормозила перед домом и не менее свирепо уставилась на него.

— Вы видите: мы даже не начали есть, а уже кричим друг на друга. Лучше уж я не пойду.

От отчаяния у Лоренса перехватило дыхание. Он не хотел, чтобы она уходила. Как же они могли научиться понимать друг друга, если еще ни разу не оставались наедине? Ее дом был переполнен людьми. А вчерашний вечер не в счет — ее появление застало его врасплох. Но он не может унизиться до того, чтобы просить ее остаться. Думай! — приказал он себе. Как можно заставить Мэй Селлерс переменить решение? В голове стоял туман. Он заставил себя сосредоточиться, и его вдруг осенило.

Лоренс с безразличным видом пожал плечами и небрежно произнес:

— Как вам будет угодно. Я не намерен спорить — езжайте, если хотите. Но я надеялся серьезно обсудить с вами будущее моей матери. Думал, что вас волнует то, что с ней теперь будет, но, если я ошибся… что ж, забудем об этом.

Ореховые глаза пытливо посмотрели в холодные серые. Лоренс твердо встретил этот взгляд, надеясь, что Мэй не сможет догадаться о его истинных намерениях.

Она была намного моложе его годами, но обладала на удивление взрослым умом, способным быстро ориентироваться в трудных ситуациях. Мэй пришлось быстро повзрослеть, когда умерли родители и вся ответственность за братьев и маленькую сестру легла на ее плечи. Нельзя было не восхищаться тем, как она со всем этим справлялась, как мудро поступила, открыв пансион, чтобы сохранить дом, с какой заботой и теплом относилась к своим старикам постояльцам. А ведь любое из этих дел стоило огромных трудов.

Многие девушки ее возраста тосковали бы по развлечениям, свиданиям с молодыми людьми, новым платьям, вечеринкам — по всему тому, чем можно наслаждаться, лишь пока ты молод. И только единицы смогли бы всецело посвятить себя тяжелой домашней работе, кухне, старикам, детям и животным. У Мэй почти не оставалось времени на себя. Неужели ей никогда не хотелось сбросить с себя эту обузу? Нет, он ни разу не видел в ее глазах признаков бунта.

— Конечно же меня волнует будущее Эллин! — воскликнула она.

— Хорошо. Тогда давайте войдем и все спокойно обсудим за ланчем.

Лоренс поспешил, пока она не передумала, открыть дверцу и обошел машину, чтобы помочь выбраться своей спутнице. Но когда он оказался рядом, Мэй уже стояла на дорожке. По пути к дому она остановилась, чтобы полюбоваться садом.

— Разве они не прекрасны? — сказала она, восхищаясь гроздьями бело-розовых цветов на ветвях вишневых деревьев, окружавших лужайку. — А сколько у вас весенних цветов! Наш сад никогда не был таким ухоженным — невозможно поддерживать клумбы в идеальном порядке, имея детей и собак.

— Знаете, уж лучше чтобы были дети и собаки, чем идеальный порядок, — сухо возразил Лоренс.

Она рассмеялась, и в углу ее рта появилась маленькая ямочка.

— Ну конечно! Однако неплохо ко всему этому иметь еще и красивый сад.

— А мне больше нравится ваш. У меня никогда не было такого шалаша, как у Ника и Бетти, и я им завидую.

— В их возрасте у меня тоже был шалаш. Я часами играла там, и меня ругали за то, что я возвращалась домой вся в грязи и травяной зелени.

Скотт уже стоял в дверях и наблюдал за ними со снисходительным выражением лица. Мэй улыбнулась ему и направилась к дому.

— Здравствуйте, Скотт, как поживаете?

Тот просиял.

— Хорошо, мисс, спасибо. Надеюсь, утром, когда вы виделись с мадам, ей было уже лучше?

— Она все еще под воздействием успокоительного. Но врачи считают, что приступ, слава Богу, был не очень серьезным.

— Это хорошая новость. Позвольте, я возьму ваш пиджак. — Скотт помог ей снять его и осторожно перекинул через руку. — Будут какие-либо указания? — спросил он, обращаясь к Лоренсу.

— Я пригласил мисс Мэй на ланч. Думаю, я не очень затрудню Марту, если попрошу приготовить что-нибудь.

— Ну что вы, сэр. Она видела, как вы подъехали, и тут же бросилась в кухню. Ланч будет готов через десять минут. Может, пока подать вам напитки?

— Я сам этим займусь.

Лоренс был немного раздражен: слушая Скотта и Мэй, он чувствовал себя объектом какого-то заговора. То, как они говорили о его матери, давало понять, что оба считают решенным делом ее воссоединение с сыном и переезд сюда. Чья это жизнь? Его или их?

Он проводил Мэй в гостиную и указал на кресло.

— Что вы будете пить?

— Только минеральную воду, спасибо.

Его это не удивило, и он не стал уговаривать ее выпить что-нибудь покрепче. На дне рождения Лоренс заметил, что она сделала лишь несколько глотков красного вина, которое подавали к столу. Мэй была самой волевой женщиной из всех, кого он знал, включая Ванессу. Но несмотря на молодость, ее упрямство было мягким, а не холодным, как у Ванессы.

— Газированную? — Она кивнула, и Лоренс открыл бутылку газированной минеральной воды, наполнил бокал и вопросительно посмотрел на нее. — Лед?

— Нет, спасибо, от него исчезают пузырьки. Но можно с кусочком лимона.

Он отрезал ломтик и положил его в воду, налил себе джина с тоником, добавил лед и, подойдя к Мэй, протянул ей напиток. Затем сел лицом к ней в другое кресло, поглаживая свой бокал.

Ее взгляд рассеянно скользил по комнате, пока не остановился на портрете его отца. На картине он был изображен молодым, но казался уже стариком. Эдвард восседал в своем офисе за столом, которым теперь пользовался Лоренс. В окне за ним виднелись серые городские крыши и серое утреннее небо. Портрет оставлял впечатление официальности и суровости.

Мэй нахмурившись перевела взгляд на Лоренса.

— Он всегда был таким… замкнутым и отстраненным?

— Всегда.

Она кивнула, не отрывая от портрета пристального взгляда.

— Вы на него очень похожи.

— Внешне, — согласился Лоренс ровным, бесцветным голосом.

Раньше он боялся, что может стать точной копией отца, но сейчас был уверен, что этого никогда не случится. Он очень своевременно встретил Мэй. Это стало поворотным моментом в его жизни. После их знакомства он изменился до неузнаваемости. Пусть на поверхности остался прежним, но в самых глубинах его существа копошился беспокойный крошечный росток, стремившийся пробиться сквозь скованную льдом темноту к теплу и свету. Она вошла в его жизнь как живительный дождь. Что будет с ним, если он потеряет ее? Ему больно было даже думать об этом.

С трудом сглотнув, Лоренс грубовато сказал:

— Когда мою мать выпишут из больницы, что ее ожидает? Потребуется ли ей специальный уход? Это доставило бы вам много лишних хлопот. Конечно, она может переехать сюда и я найму для нее сиделку, но захочет ли она этого?

Мэй саркастически улыбнулась.