Хороший совет, но проблемы он не решает. Стейнер поймал себя на том, что почти достиг комнаты Клейборна, так и не определившись, с чего ему начать разговор.
Помещение, которое занимал Клейборн, вполне можно было назвать комнатой — в отличие от палат, где находились другие пациенты. Возможно, совет штата посмотрел бы на это косо, но до сих пор ни один из его членов не видел комнаты Клейборна. Не будь в дальнем углу стандартной кушетки и решеток на окнах, эту комнату можно бы принять за скромный личный кабинет. Едва пациент начал ориентироваться в происходящем и возможность бурной реакции и гиперреакции сменилась катартическим эффектом, Стейнер снабдил Клейборна письменным столом, лампой на шарнирах, книжными полками и книгами, о которых тот просил. Завершающим штрихом стал ковер на полу. Это была собственная идея Стейнера, против которой возразил бы любой инспектор из совета штата; но ковер придавал хоть какое-то подобие уюта этому помещению, в котором его бывшему коллеге суждено было провести остаток дней, черт бы его побрал. Телевизора в комнате не было: подобной формой безумия Клейборн, к счастью, не страдал.
Санитар Ллойд Семпл сопроводил Стейнера до двери, возле которой и остановился, засунув руку в карман в поисках ключей. Тем временем Стейнер из предосторожности заглянул в глазок.
Клейборн, очевидно, лежал на нижней части двухъярусной койки, но, когда звякнули ключи, он принял сидячее положение и спустил ноги на пол. Окинув его быстрым взглядом, Стейнер убедился, что Клейборн насторожен, но не встревожен, хотя ему по-прежнему было трудно примириться с тем, как постарел его бывший коллега. За последние несколько лет он совершенно поседел, и на лбу его, казалось, навсегда застыли морщины. Но ничего необычного в его поведении не наблюдалось, и Стейнер, удовлетворенный этим, постучал в дверь.
— Адам, мне нужно поговорить с вами. Могу я войти?
— Разумеется, Ник. Мой дом — ваш дом.
Стейнер обернулся и подал знак санитару. Семпл достал нужный ключ, и доктор дал ему указания, понизив голос:
— Не думаю, что у нас возникнут проблемы, но мне хотелось бы, чтобы вы остались за дверью, на всякий случай.
Кивнув, Семпл отпер дверь и отворил ее настолько, чтобы доктор Стейнер смог войти внутрь, потом закрыл, запер и остался стоять с наружной стороны.
Клейборн был уже на ногах. Он двинулся навстречу доктору и протянул ему руку.
— Рад вас видеть, — сказал он. — Спасибо, что заглянули.
Стейнер отметил про себя, что его пациент выглядит веселым и бодрым и явно расположен к общению. Сам же он в эту минуту чертовски пожалел, что бросил курить. Он не знал, что ему делать с руками, потому что на руках у него была проблема.
— Садитесь, — сказал Клейборн, указывая на вращающийся стул, который стоял возле письменного стола. Повернувшись, он подошел к койке и сел внизу, слегка наклонившись вперед, чтобы не уткнуться головой в верхнюю полку.
— Вы уверены, что вам там удобно? — спросил Стейнер.
— Не беспокойтесь.
«Не беспокойтесь, просто небольшой разговор», — мысленно произнес Стейнер. Он так и не решил, с какой стороны подступиться к тому, что он собирался сказать. Вернее, должен былсказать; будь у него выбор, он бы вообще об этом не говорил. Но поскольку это касалось интересов пациента, выбора не было.
Иногда для того, чтобы завоевать доверие, действия нужны больше, чем слова. Стейнер подумал: может, ему следует придвинуть стул поближе к койке? Его колебания исчезли, едва он напомнил себе, что правая рука Клейборна частично, но навсегда искалечена выстрелом в запястье, который положил конец умопомрачению, погнавшему его в Калифорнию. Это ранение сделало его сравнительно безопасным для окружающих. Стейнер вдруг вспомнил, что Морис Равель написал когда-то «Концерт для фортепиано с оркестром для левой руки», [17]но вспомнил некстати: Клейборн на фортепиано не играл.
Велев себе расслабиться, он крутанулся на стуле и проехался на нем через комнату поближе к Клейборну.
— Ну, что у вас на уме? — спросил Клейборн.
Стейнер улыбнулся.
— Разве не я должен задавать вопросы?
— Я забыл.
— Если откровенно, я тоже. — Доктор Стейнер кивнул. — Только между нами — вы достигли больших успехов.
— С вашей помощью. — Губы Адама Клейборна скривились в подобии улыбки. — А может, у меня просто временная ремиссия?
Стейнер пожал плечами.
— Иногда я спрашиваю себя: не является ли то, что принимают за здравый ум, своего рода ремиссией, отклонением от нашего естественного состояния? Как там говаривал Норман Бейтс? Временами каждый из нас бывает слегка не в себе.
— Помню, — мягко произнес Клейборн. — Он вообще говорил много разумных вещей. Если вдуматься, мы с вами, вероятно, знаем о Нормане больше, чем кто-либо другой из ныне живущих людей.
Стейнер издал молчаливый вздох облегчения. Именно на такой поворот в разговоре он и надеялся.
— Это может измениться, — сказал он.
— Каким образом?
— Я полагаю, вы не знакомы с работой Амелии Хайнс, — предположил Стейнер.
— А должен?
— Нет, но в нынешних обстоятельствах, думаю, так было бы лучше. Два года назад она опубликовала книгу под названием «Клиенты или траурные ленты». [18]О деле Уолтон.
Вместо ответа Клейборн озадаченно нахмурился. Стейнер напомнил себе, что в отсутствие телевизора и газет его пациент едва ли мог быть в курсе недавно совершенных преступлений.
— Само это дело пятилетней давности или около того, — продолжил Стейнер. — Бонни Уолтон была проституткой, которая убила восьмерых своих клиентов, перед тем как ее арестовали. Насколько я понимаю, мисс Хайнс было поручено написать об этом деле статью для журнала, но она провела целое расследование и узнала столько, что хватило на целую книгу. В силу тех или иных причин издатели прислали мне экземпляр книги, как только она была опубликована. Мне показалось, что это добросовестная, объективная работа, без обычной дешевой сенсационности, которой можно было бы ожидать.
Улыбка исчезла с лица Клейборна.
— Зачем мне эта рецензия?
— Это не рецензия, — возразил Стейнер. — Я предоставляю вам возможность сделать выбор. — Он подался вперед. — Мисс Хайнс недавно связалась со мной и попросила об интервью. Ввиду успеха «Клиентов» ее издатели хотят выпустить аналогичную книгу о Нормане Бейтсе.
— Аналогичную? — Голос Клейборна прозвучал резко. — Но ведь тут нет ничего общего. Нормана нельзя считать серийным убийцей, во всяком случае, если абстрагироваться от обстоятельств…
Доктор Стейнер сделал нетерпеливый жест.
— Точно. А мисс Хайнс заинтересована именно в анализе обстоятельств, а не в том, чтобы, образно говоря, вскрывать труп Нормана. У нее уже собран немалый материал. Так случилось, что сейчас она в Фейрвейле. Она позвонила мне вчера вечером и спросила, нельзя ли ей зайти сегодня днем и поговорить со мной. — Он умолк, ожидая ответа, но его не последовало. — Вы не против того, чтобы я поговорил с ней о Нормане Бейтсе?
— Это ваше право.
Стейнер глубоко вздохнул.
— И ваше тоже. Вы хотели бы сами поговорить с ней?
— С какой стати?
— Не уверен, что мне нужно подыскивать для вас причины. Что до моих, то они весьма просты: думаю, это позволит ей глубже проникнуть в случившееся и поможет сделать книгу лучше. Мне кажется, она искренне хочет узнать правду. Потому она и приехала сюда — чтобы встретиться со всеми, кто может иметь какое-то отношение к делу.
— К делу? — эхом отозвался Клейборн.
Стейнер мысленно отругал себя за оговорку. Ему следовало бы знать, что не стоит употреблять это слово в подобном контексте; но было уже слишком поздно. Лучшее, что он мог теперь сделать, — это ничем не показать, что он заметил всплеск паранойи Клейборна.
— Как вы можете говорить такое? Это звучит так, словно было какое-то судебное разбирательство. Норман никогда не представал перед судом. Никакого «дела Бейтса» не существует!