Не отвлекаясь от вишневого коблера, Баки жалобно застонал, словно раненое животное.

Может, для тебя и да, старик. Для твоего поколения. Но не для меня.

– Я должен ехать, милая.

Она словно не слышала. Треск автоматных очередей в кинохронике. Музыка, в той же кинохронике, «Поступь времени». Они были в кино. Они ходили в кино каждую пятницу. То было самое дешевое развлечение. И они шли пешком до центра города, держась за руки, точно влюбленные школьники. Бензин стал слишком дорог. К тому же поди его достань. Низкие, еле слышные раскаты за горами, словно гром гремит. Сухой ветер, опаляющий глаза и ноздри. Кому охота пускаться в столь долгий путь, да еще пешком, да еще в такую погоду! До центра, до мишен-хиллзского кинотеатра «Капитолий», было довольно далеко. Кажется, они смотрели тогда «Признания нацистского шпиона» – в главных ролях учтивый, обходительный Джордж Сандерс и Эдвард Джи Робинсон с тяжелым бульдожьим лицом. Влажные темные глаза Робинсона сверкали, выражая целую гамму чувств. Кто, как не Эдвард Джи Робинсон, мог столь убедительно передать гнев, ярость, обиду, страх, отчаяние и тщетность бытия? Разве что он был невелик ростом и вовсе не походил на классического героя-любовника.

Совсем не Темный Принц. Куда ему до мужчины, ради которого ты готова умереть!.. А может, они смотрели тем вечером «Войну в Северной Атлантике» с Хамфри Богартом? О, этот Богарт с мешками под глазами, вечной сигаретой между пальцами, дым которой затеняет суровое помятое лицо!.. Впрочем, он все равно был красавец, Хамфри Богарт. В военной форме, на большом экране, все мужчины были красавцы.

А может, в тот вечер они отправились смотреть «Войну на побережье» или «Детей Гитлера». Баки давно хотел посмотреть оба эти фильма. Или еще одну комедию с Эбботтом и Костелло, или Боба Хоупа в «Попавшем под призыв». Сама Норма Джин предпочитала мюзиклы: «Солдатский клуб», «Встреть меня в Сент-Луисе», «Все из любви к тебе». Но Баки скучал на мюзиклах, и Норме Джин приходилось признавать, что все они пустые и глупые, что там сплошные выдумки, как в фильме про страну Оз.

– Ведь в нормальной жизни люди не начинают петь ни с того ни с сего, – ворчал Баки. – И не начинают плясать ни с того ни с сего, особенно когда нет музыки.

Норма Джин не стала спорить с ним и доказывать, что музыка в кино есть всегда, даже в столь любимых Баки фильмах про войну, даже в «Поступи времени» есть музыка. Зачем расстраивать мужа, который и без того в последнее время сильно похудел. И был раздражителен, как молодой красивый пес, которого так и хотелось погладить, но было боязно.

Она знала, но не признавалась в том даже самой себе. Знала уже несколько месяцев. Еще до парика, черного кружевного белья, до щелчков камеры. Слышала, что бормочет себе под нос Баки, слышала его намеки. Каждый вечер во время ужина он слушал по радио военные сводки. Жадно читал «Лайф», «Колльерс», «Тайм», местные газеты – и это Баки, читавший медленно, с трудом, водя пальцем по строчкам и шевеля губами. Снимал старые карты-вырезки со стен и заменял их новыми. Переставлял разноцветные булавки. Занимался любовью как-то рассеянно и наспех. Едва успев начать, сразу же кончал. Ой, Малышка, извини, так уж получилось. Споки-ноки. Норма Джин держала его в объятиях, а он мгновенно проваливался в сон, как уходит на мягкое илистое дно озера брошенный в воду камень. Она знала, что он скоро уедет. Стране нужны были все новые мужчины, свежее пушечное мясо. В конце 1943-го война шла уже целую вечность. Зимой 1944-го ребята, которые должны были окончить школу в этом году, начали беспокоиться, что могут и не успеть, что война закончится раньше, чем их призовут. Норма Джин – правда, значительно реже, чем раньше, – возвращалась к старой своей мечте – стать медсестрой Красного Креста или летчицей.

Летчицей! Женщинам, умевшим пилотировать бомбардировщики, не разрешали на них летать. Женщин, погибших на войне, не разрешали хоронить с военными почестями – в отличие от мужчин.

Норма Джин понимала: мужчины должны иметь свои преимущества. И свои награды. Только потому, что они мужчины, рискуют жизнью как мужчины, и наградой для них служат женщины. Женщины, что сидят дома и дожидаются своих мужчин. Нельзя, чтобы мужчины и женщины сражались на войне бок о бок, нельзя, чтобы возникла новая разновидность женщин-мужчин. Женщина-мужчина – это урод, это противоестественно. Быть женщиной-мужчиной неприлично. Женщины-мужчины – это лесбиянки, «лизы». Да любому нормальному мужчине хочется просто удушить лизу или затрахать ее до смерти, до тех пор, пока мозги из ушей не полезут, а из дырки между ногами не потечет кровь. Норма Джин слышала, как Баки с дружками насмехался над лизами, которые были еще хуже педерастов, гомиков, «извороченцев». Было что-то в этих несчастных, жалких уродках, отчего нормальному здоровому мужчине хотелось наказать их по полной программе.

Баки, пожалуйста, не надо делать мне больно!

Баки перестал замечать череп Старины Хирохито, стоявший в гостиной, на радиоле. Зачастую Норме Джин казалось, что он и ее перестал замечать. Но Норма Джин всякий раз содрогалась, снимая шарфик с этого «сувенира». Я тебя не убивала, не отрубала тебе голову. Не нужно меня винить.

Иногда во сне она видела пустые глазницы черепа. Безобразную дыру вместо носа, ухмылку верхней челюсти. Запах сигаретного дыма, сердитый шум горячей воды, хлещущей из крана.

Ага, попалась, Малышка!

Сидя в одном из задних рядов мишен-хиллзского «Капитолия», Норма Джин сунула ладошку в большую, липкую от промасленного попкорна руку Баки. Словно они сидели не в кинотеатре, а в вагончике «американских горок» и в любой момент могли оказаться в опасности.

Как ни странно, став миссис Баки Глейзер, Норма Джин уже меньше любила кино. Во всех этих фильмах было столько… надежды. Ненастоящей, нереальной. Покупаешь билет, занимаешь место, открываешь глаза и видишь – что? Иногда во время фильма она отвлекалась и думала: завтра день большой стирки и что подать Баки на ужин? А в воскресенье надо бы затащить Баки в церковь, а то проспит все утро. Бесс Глейзер, правда в завуалированной форме, уже не раз выражала свое неудовольствие по поводу того, что «молодая пара» не посещает воскресных служб. Норма Джин догадывалась, что в этом свекровь винит ее. Как-то на днях Бесс Глейзер видела Норму Джин на улице – та катила коляску с маленькой Ириной – и сразу после этого позвонила ей и выразила крайнее удивление:

– Норма Джин, откуда у тебя время гулять с чужим ребенком? Надеюсь, тебе за это платят, больше сказать нечего.

В тот вечер гремела «Поступь времени». Марш звучал так громко и волнующе, что сердце билось ему в такт. Показывали кинохронику. Все по-настоящему. Баки сидел, выпрямившись, и не сводил глаз с экрана, смотрел новости с фронтов. Челюсти его перестали перемалывать попкорн. Норма Джин завороженно смотрела на экран. Она была в ужасе. В хронике появился храбрый и непобедимый «Уксусный Джо» Стилуэлл[36]. Грязный и небритый, он бормотал:

– Здорово они нас потрепали, черт бы их взял!

Музыка звучала все пронзительней. На экране вспыхивали подбитые самолеты. Небо с низкими серыми тучами, а под ними – чужая земля. Воздушные дуэли над Бирмой! Знаменитые «Крылатые тигры»![37] Каждый мальчишка, каждый мужчина в «Капитолии» мечтал стать «крылатым тигром»; каждая женщина и девушка готова была отдать свое сердце «крылатому тигру». «Тигры» разрисовали старые «Кертисы П-40», и те стали похожи на мультяшных акул. Они были настоящие сорвиголовы, герои войны. Не побоялись выставить свои самолеты против куда более скоростных и технически совершенных «зеро», на которых летали япошки.

В воздушной схватке над Рангуном «Тигры» сбили двадцать из семидесяти восьми японских истребителей – а сами не потеряли ни одного!