Во второй раз завертелась праща, и камень устремился к цели. Удар. Горшок с треском взорвался, осыпав Кристиана осколками. Среди зрителей раздались вздохи облегчения и изумленные возгласы.

Гарди поднял один из глиняных обломков.

– Все мы зависим друг от друга. Помните об этом, иначе нам грозит участь этих вот горшков.

Кристиан был доволен. Его окружали друзья.

Драгут был вездесущ. Облаченный в сверкающие шелка, в сиянии самоцветов, король пиратов осматривал поле боя. В возрасте восьмидесяти лет, с седой бородой и суровым обветренным лицом, он оставался человеком неистощимой энергии. На склонах горы Скиберрас Драгут изучил карты, обозрел с высоты форт Сент-Эльмо и выбрал место для новых огневых позиций. На берегу он окинул взором Большую гавань, отдал распоряжения инженерным отрядам и проследил за ходом строительных работ. Куда бы Драгут ни приходил – всюду закипала жизнь, а темп стрельбы возрастал.

Этот корсар был величайшим мореходом своего времени, мусульманским воином, наводившим ужас на все Средиземноморье. Когда иоанниты перекрыли торговые пути султана, Драгут вселил страх в сердца христиан. Он ускользнул от прославленного генуэзского адмирала Андреа Дорна в Джербе, переправив галеры по суше, захватывал и разорял города по всей Италии, уводил в рабство целые поселения. Десятки тысяч галерных рабов были обязаны ему своей адской участью. Сама Мальта подвергалась его набегам, а жителей Гозо убивали и угоняли на чужбину. Меч Ислама вернулся, а потому рыцари и островитяне могли теперь, без сомнений, ожидать катастрофы.

В источавшем благовония шатре командующего совещались трое. Мустафа-паша задумчиво пыхтел кальяном, адмирал Пиали потягивал кофе, Драгут же оставался сдержан и сидел поодаль на высоком диване. Трех полководцев объединяли обстоятельства и общая цель – служба султану. Но корсар был человеком иного поколения, предводителем, не признававшим лени и медлительности.

– Прибыв на Мальту, я увидел ваш парад вокруг Сент-Эльмо.

Пиали опустил чашу с кофе.

– Форт необходимо захватить.

– Это излишне. Пустая трата сил, боеприпасов и времени. Что скажете о северной части острова, адмирал?

– А что сказать?

– Лишь за сегодняшнее утро вражеская кавалерия из Мдины перебила две сотни ваших солдат неподалеку от Дингли. А если бы к всадникам присоединилось подкрепление из Испании или Сицилии? А если бы кавалерия исчислялась не сотнями, а тысячами?

– Это всего лишь гипотеза.

– Но вполне допустимая. Вы оставили здешние позиции без защиты, адмирал.

– Я оставил за собой право действовать по собственному усмотрению и там, где сочту необходимым. Моим галерам нужна безопасная стоянка; лучшее место – гавань Марсамшетт, а ключ к гавани – форт Сент-Эльмо.

– Сент-Эльмо тут ни при чем. – Драгут подался вперед; золотые серьги обрамляли его испещренное шрамами лицо. – Я плавал в местных водах более шестидесяти лет и осаждал Мальту множество раз. Не бывает здесь ни летних штормов, ни ветров, способных разрушить ваш драгоценный флот на нынешней стоянке.

– Мой флот поистине бесценен. И я его хранитель и командир.

Старик насмешливо фыркнул в ответ:

– Я слышал, шесть галер под вашим началом не сумели изловить одинокого христианского голубка, летевшего на север. Лучше бы вы направили свои усилия на патрулирование вокруг Гозо, чтобы не подпускать к Мальте вражеские суда.

– Вы назойливы, Драгут.

– Потому и дожил до седин и остаюсь губернатором Триполи, потому султан и позвал меня на эту войну.

– В качестве помощника и советчика.

– Так услышьте мой совет, адмирал.

– Сент-Эльмо вскоре падет, а великий магистр со своими рыцарями последуют за ним.

– Не стоит недооценивать Ла Валетта. Я встречал его, когда он был невольником на галере, и однажды увидел вновь, когда сам оказался прикованным к веслу рабом. Магистр – удивительный человек.

– Всего лишь неверный во главе обреченного ордена.

– Они будут сражаться до конца, адмирал.

– Конец уже близко.

– Что ж!.. – Драгут откинулся на диване; на лице его отразились примирение и стойкая решимость. – Если таков ваш замысел, я прикажу установить орудия на мысе Тинье, чтобы атаковать Сент-Эльмо с моря, и усилю батарею на горе Скиберрас еще полусотней пушек для обстрела с суши. Другие орудия разместятся в устье Большой гавани на мысе Виселиц, дабы предотвратить доставку пополнений из форта Сент-Анджело.

– Я впечатлен, Драгут.

– Мы начали войну, так доведем же ее до победы. Пока не завершим задуманное, промедлениям не бывать.

Мустафа-паша откинулся на подушки. Молчание его было не случайным: он хотел добиться преимущества над адмиралом, позволив Пиали и Драгуту не сойтись во мнениях. Назойливый флотоводец уже стал посмешищем. Как же вымещал он свой гнев, осыпая бранью нерасторопного капитана, упустившего христианскую галеру! Теперь настала очередь Драгута столкнуться с его заносчивостью и глупостью. Это позволит быстро переманить бывалого корсара на свою сторону.

Затянувшись трубкой, Мустафа-паша медленно выдохнул из ноздрей гашишный дым.

– Неверным уже не спастись, губернатор Драгут. Наш лазутчик в самом сердце ордена сообщает, что вице-король Сицилии не собирается высылать подкрепление. Они всецело в наших руках.

– Будем надеяться, что так и есть, Мустафа-паша.

– Пока же я распоряжусь, чтобы вас проводили в ставку.

– Моя ставка там, где мои воины, – в окопах на горе Скиберрас.

– В таком случае молюсь, чтобы вы не попали под корабельный огонь адмирала.

Это была лишь небольшая насмешка, потому как после залпов с галер несколько пушечных ядер, перелетев через форт, уже приземлились в турецком лагере. Мустафа-паша не собирался замалчивать такое событие.

– Моим корсарам пушки не страшны. – Драгут встал; этот престарелый воитель чувствовал себя свободнее в бою, нежели в благоухающих шатрах за рассуждениями и полемикой. – Во время последнего набега на эти острова я потерял брата. И вернулся отомстить.

Начало июня, вторая неделя осады, час мести настал. Со всех сторон летели железные и каменные ядра, врезаясь в крошащиеся стены Сент-Эльмо. Час от часу росло число потерь среди защитников форта. Промедлениям не бывать. Драгут сдержит свое слово. Земля нескончаемо содрогалась, воздух отяжелел от пыли, осада тянулась медленно, постепенно подавляя сопротивление. Даже полуострова Биргу и Сенглеа оказались под непрерывным огнем турецких батарей, днем и ночью паливших с высоких насыпей. Все надлежало разрушить, не должно остаться и камня на камне.

С потолка в Зале совета форта Сент-Анджело осыпалась горсть штукатурки. Внизу, в окружении членов военного совета, сидел Ла Валетт. Была поздняя ночь, помещение освещалось свечами и всполохами взрывов, а присутствовавшие внимали словам испанского рыцаря, принесшего весть из Сент-Эльмо.

– Ваша светлость, благородные лорды. – Лицо рыцаря казалось пепельно-серым и было покрыто волдырями, оставленными палящим солнцем; глаза его запали, а тело все еще вздрагивало от грохота орудий. – Вы стали свидетелями тяжких испытаний, выпавших на долю нашего невеликого форта. Ежедневно мы насчитываем более шести тысяч залпов, поражающих стены Сент-Эльмо. Ежечасно они тают на наших глазах. Едва мы успеваем отстроить укрепления, как их тут же сносят. Едва выставим часовых, как их убивают. Повсюду тела павших и раненых.

Ла Валетт пристально посмотрел на рыцаря.

– Естественно, такова осада.

– В этом нет ничего естественного, сир. Бреши в стенах все разрастаются, словно искушают огромную армию османов немедленно атаковать.

– Вы остановите врага.

– Нам не продержаться, сир.

– Таков ваш долг. Долг перед верой. В вашем распоряжении вода и провизия, а также гарнизон из полутора тысяч воинов.

– Полутора тысяч истекающих кровью, обессиленных, измученных безжалостными обстрелами солдат.