– Стало быть, так мне суждено въехать в ад.

Верхом на лошади Анри остановился рядом с повозкой.

– Туда попадут лишь язычники. Мы же устремимся в рай.

– Быть может, брат шевалье, каждый из нас обретет его.

Их скромный караван тронулся в путь, вливаясь в поток других путешественников, ехавших в Большую гавань. Над стенами Мдины полным ходом велись строительные работы. В ожидании первых пленных турок устанавливались виселицы. Когда фра Роберто щелкнул поводьями и процессия ускорила шаг, небо на западе зарозовело, а на клеверных лугах растянулись темно-багровые тени.

Облаченный в стальную кирасу, с двуручным мечом в руке, великий магистр де Ла Валетт стоял на вершине деревянных подмостков. Позади вздымалась громада форта Сент-Анджело, а перед гроссмейстером столпились закованные в броню воины всех гарнизонов. Не доносилось ни звука, ни шепота, ни кашля – ни один рыцарь не шелохнулся. Все смотрели на предводителя. Он преобразился, словно древний воитель перед сражением, воскресший Карл Великий, полководец, преисполненный Святого Духа и вещающий Слово Божье. Началась проповедь.

– Братья мои, настал час испытаний, грядет битва Креста и Корана. Нам суждено сдержать удар вражьих сил. Нам суждено вершить судьбу Европы и всего света. Падем мы – вслед за нами канут в огонь все христианские народы, и над каждым городом древних земель наших заплещут знамена языческого полумесяца. Мы малы числом. Но немногие удостоились столь великой, благословенной участи. Не надейтесь спастись чужой помощью. Уповайте лишь на себя и на Господа. Ибо мы избранные воины Креста, и если Святые Небеса потребуют пожертвовать собой, то не будет для нас лучшего времени и места, чем ныне и здесь. Причастимся же, как когда-то причащался тайн Господь Наш. Возродим же обеты наши чрез Тело Христово. Пусть меч будет нам крестом. Будьте верны церкви и преданы своему долгу. Не теряйте веры. Бесстрашно примите смерть. Возрадуйтесь гибели. Ибо в Судный день суждено нам обрести спасение. Ибо быть нам средь избранников Божьих и стать неуязвимыми. Готовьтесь!

Запели трубы, зарокотали барабаны, и Ла Валетт во главе торжественной процессии повел свое войско через улицы Биргу к Монастырской церкви. Там они помолились Владыке Милосердному, склонились перед распятием Христовым и усыпанной драгоценностями ракой, содержащей длань святого Иоанна Крестителя. Снаружи, не замедляя шаг, мимо проходили группы рабов. Чтобы перекрыть канал между Биргу и Сенглеа, неподалеку от Сент-Анджело подняли на лебедке и укрепили на плотах выкованную венецианскими кузнецами огромную, длиной около двухсот ярдов, цепь. В морской заводи позади форта галеры были в безопасности. Неподалеку от Сент-Эльмо на северном берегу Большой гавани не покладая рук трудились рабочие: укрепляли земляной фундамент внешнего равелина, закладывали кирпичом каменные блоки внутренних стен.

Зазвонил колокол Монастырской церкви. В штольнях и подвалах люди в ожидании прижались друг к другу. На крепостном валу, распевая гимны и вознося молитвы, поднимались на позиции рыцари ордена Святого Иоанна Иерусалимского.

Над холмом на краю обрыва, где располагалась Сенглеа, крылья двух мельниц завертелись под порывами восточного бриза – попутный ветер гнал вперед корабли турок.

– Зовите остальных! Поднять тревогу!

Наступила пятница, 18 мая 1565 года. Дозорные что-то заметили. В предрассветном тумане очертания виделись смутно, призрачные сгустки на далеком горизонте возникали и таяли. На высоких караульных башнях Сент-Эльмо и Сент-Анджело воины напрягали зрение. Ложные тревоги были обычным делом. Натянутые нервы способны волшебным образом сотворить иллюзию из воздуха. Но на этот раз видения не растворились, а стали отчетливее и обратились в корабли, которых становилось все больше и больше, пока они не закрыли собой северо-восточную часть горизонта. Когда дымка рассеялась, в Сент-Эльмо прогремел залп сигнальной пушки. В ответ раздались три выстрела из Сент-Анджело, которым вторили со стен Мдины. Рокот канонады долетал до цитадели на острове Гозо. Ошибки быть не могло. Вспыхнули сигнальные огни. На всех ярусах зубчатых стен и прибрежных сторожевых башен запылали яркие точки, растянувшиеся на восемнадцать миль в длину и девять в ширину по всей Мальте. Громадный боевой флот Сулеймана Великолепного прибыл.

Кристиан Гарди запрыгнул в седло и пустил Гелиоса шагом. Они присоединились к кавалерийскому отряду, наблюдавшему за судами, и смотрели, как армада, развернувшись к югу, направилась вдоль берега. Дух захватывало от такого зрелища – на веслах и под парусами галерная эскадра скользила по воде, выстроившись в длинную золоченую шеренгу менее чем в полумиле от утеса, на вершине которого стояли всадники. Минул не один час. Суда шли непрерывно, ни разу не отклонившись от курса. Делимара-Пойнт, залив Марсаси-рокко, рыбацкая деревушка Зуррик, остров Фильфла. Мимо проплывали селения, оставались позади удобные для высадки берега. Порой доносился тихий всплеск, словно что-то уронили в воду, – это за борт бросили труп очередного галерного раба. Ослабевших гребцов убивали на месте. Таков закон моря, османский обычай. Все здесь должно было устрашать. Флот двигался, словно на победном параде, предварявшем окончательную капитуляцию врага либо первый оружейный залп. Ничто не могло поколебать решимость турок.

Сумерки. Весь день напролет всадники следили за кораблями, видели, как кормчий на головном галиоте измерял глубину веревкой; высматривали величественные очертания галер, несших на борту Мустафу-пашу и адмирала Пиали. Непрестанно стучали барабаны, по ветру разносились призывы муллы, требовавшего крови и священного триумфа. Защитникам дали время поразмыслить и повод дрогнуть от страха. Враг стал на якорь. Завернувшись в плащ, Гарди привалился к теплому боку спящего Гелиоса и стал вглядываться в даль с высоты утесов в заливе Айн-Туффиха. Внизу, на темных водах, словно падающие звезды сверкали огни тысяч фонарей. Кристиан как будто вновь ощутил смрад, долетавший из внутренних помещений галер. Он мог представить себе зловоние, исходившее от гниющих заживо измученных рабов, и помнил, как выглядят стонущие люди, закованные в цепи и истекающие кровью на собственных испражнениях. Таковы были воспоминания о Северной Африке.

Гарди не станет спать. Быть может, он ошибся, а вместе с ним и великий магистр. Возможно, турки высадятся здесь, на западном побережье, и двинутся маршем в глубь острова, захватят Мдину и обрекут рыцарей на медленную смерть. Но такой исход едва ли вероятен. В этом и заключалась военная хитрость турок. Им требовались укрытие, пристань, пресная вода для войска и победа в открытом бою – все это сарацины могли получить лишь на востоке. Кристиан решил переждать. В ранние часы утра он бодрствовал, оставшись наедине со своими мыслями. Некоторые воины робели, приблизившись к врагу. Но только не Гарди. Он восхищался силой и величавым обликом сарацин, его вновь посетили отголоски юности. Собратья могут испытать свою веру. Он же испытает самого себя. Короткие стычки, абордажные схватки, набеги на мусульманские поселения – все было лишь прелюдией к предстоящей битве. Кристиан расположился на вершине утеса прямо над турецкими судами, и жизнь его обрела смысл.

Когда день зарделся новым рассветом, корабли снялись с якоря и двинулись, огибая остров, обратным курсом на юг.

Гарди оказался прав. Близ Марсаси-рокко, рассеиваясь по местности, османы устремились на берег и растянулись в глубь острова, направляясь к просторным холмистым берегам Большой гавани. В заброшенной деревне Зейтун отряд янычар и новобранцев выискивал провизию. Но скот уже угнали, поля опустошили, а в жилищах не оставили ни овощей, ни зерна. Убрали даже козлиный навоз, как возможное топливо для костров, и снесли каменные стены, чтобы враг не сумел за ними укрыться. Указ Ла Валетта исполнили и здесь, результат наблюдался повсюду. Командир янычар с отвращением плюнул на бесплодную землю.