Собака, не особенно озабоченная всеми этими соображениями, встает, потягивается, зевает и тыкается мордой в колени хозяина. Тот ласково чешет ей за ушами.
— Ладно, Васко, я понял. Пошли, но ты ведь промокнешь, и я, между прочим, тоже.
Мессарди тушит сигарету все с той же элегантностью, с какой курил, размышляя о мундштуке, потом надевает плащ и берет зонт. Когда они входят в лифт, собака рвется вперед, натягивая поводок. В вестибюле дома Мессарди немного мешкает, раскрывая зонт, и нехотя выходит на улицу. Собака все сильнее натягивает поводок. Вода стекает у нее с загривка, она стремится в сторону темной улицы Ватт: там хоть и невесело, зато можно спрятаться от дождя.
У поворота на улицу валяется перевернутый пластиковый красно-белый конус, предупреждающий о том, что здесь проводит работы служба городских теплоцентралей. Мессарди вспоминает, как полчаса назад машина наехала на серо-зеленую стойку металлического заграждения, из тех, что стоят на шоссе. Действительно, одна из них лежит на земле, опрокинутая. Мессарди с собакой проходят по улице Ватт. Зонт здесь уже можно закрыть. Противоположная сторона улицы освещена слабым светом нескольких заляпанных грязью фонарей. Метрах в тридцати перед собой, на тротуаре, он замечает какую-то бесформенную кучу. «Мешок с бельем», — думает он. В этих местах часто попадаются всякие вещи, выбрасываемые из машин.
Не отрывая взгляда от странного предмета, он не торопясь приближается к нему; теперь у него уже нет сомнений: то, что он сначала принял за мешок с бельем, на самом деле лежащее на тротуаре человеческое тело. Ему требуется несколько секунд, чтобы это осознать. Собака уже не рвется вперед и начинает скулить.
Омар Мессарди медленно подходит ближе и действительно видит перед собой лежащее тело. Маленькое. Он в недоумении, ему не по себе, он окликает лежащего, но тот остается без движения. Мессарди чувствует себя более или менее уверенно: ведь он с собакой, — подходит еще ближе к этому телу, лежащему на тротуаре ничком, и легонько толкает его ногой в ботинок.
— Все в порядке? Вы хорошо себя чувствуете?
Ответа нет. Собака незаметно для хозяина подкрадывается к нему и гавкает, Мессарди вздрагивает от неожиданности. Пес нюхает воздух и снова лает. Омару Мессарди становится страшно. Сначала он думает, что перед ним клошар. Рядом есть ночлежка, иногда некоторые из ее обитателей так плохо держатся на ногах, что в конце концов заваливаются на тротуар. Но потом из каких-то смутных подсознательных соображений, или, скорее, руководствуясь интуицией, Мессарди начинает в этом сомневаться. Он отбрасывает версию, подразумевающую происшествие с клошаром. Ему становится нехорошо, его охватывает сильнейший страх, по спине пробегает дрожь.
Собака уже громким лаем оглашает улицу Ватт, и от этого страх Мессарди усиливается. Оглядевшись по сторонам: нет ли кого поблизости, — он присаживается на корточки возле лежащего. И видит перед собой черноволосого ребенка.
— Этого не может быть! — восклицает он.
У Мессарди голова кружится от страха. Он долго трясет мальчика, зовет его, переворачивает и пытается усадить. Но мальчик снова и снова сваливается наземь. Собака скулит. Тело еще мягкое и теплое, но Мессарди понимает, что малыш мертв. У него возникает ужасное ощущение. Мальчик мертв, и умер он не своей смертью. Возможно, убийца подкарауливает его сейчас — его, Омара Мессарди, случайного прохожего, выведшего собаку на ночную прогулку и тем самым расстроившего планы преступника. Пес сидит, свесив язык, неподвижно. Страх мешает Мессарди рассуждать логически. Он оглядывается по сторонам, боясь увидеть где-нибудь убийцу. Покрытые надписями стены усиливают его ужас.
Дрожа от страха, он торопится домой, чтобы позвонить. Он бежит со всех ног, как будто пытается увеличить дистанцию между собой и смертью. Собака едва поспевает за ним. Он пару раз поскальзывается и чуть не падает. Ливень еще более усилился, но он даже не чувствует этого.
Добравшись до дома, он запирает дверь на два оборота и досадует, что жена и сын до сих пор не вернулись. Позвонить сразу же у него не получается: зубы стучат, — он сначала выпивает два стакана воды. Наконец ему удается дозвониться. Дежурный полицейский сразу же понимает, что дело серьезное. Ему удается более или менее успокоить его и получить от него сведения, необходимые для отправки машины на место происшествия. Начальник патрульной бригады — опытный ветеран, он знает, как надо задавать вопросы. Люди так подвержены панике, что, пробормотав невнятно о том, что именно они видели, забывают сообщить адрес, по которому случилось событие, и тут же вешают трубку.
Людовик Мистраль прибыл на место примерно спустя сорок пять минут после обнаружения тела. Когда зазвонил его мобильник, у него тут же появилось дурное предчувствие. Он быстро записал адрес и стремглав выбежал из дома. Водрузил на крышу автомобиля мигалку, а проезжая перекрестки, включал на всякий случай сирену. Из машины он позвонил в оперативный отдел, чтобы на месте к нему могли присоединиться Кальдрон со своей командой, специалисты из криминалистической лаборатории и коллеги из службы криминалистического учета. Он также заметил, что было бы весьма кстати и присутствие заместителя прокурора.
Улица Ватт перегорожена полицейским автомобилем с включенной мигалкой, а также красно-белой лентой с надписью «Полиция — проход воспрещен». Льет прямой дождь, лишь несколько зевак смотрят из окон, но им ничего не видно. Слишком далеко. Тех, кто решил спуститься, полицейские все равно никуда не пропустили. Не способствовал проявлению подобной активности и дождь. Полицейские замечают машину Мистраля, стремительно мчащуюся по улице Эжен-Удине с включенной мигалкой. Прибыв на место, он немногословно отвечает на приветствия и направляется к группе прохожих, укрывшихся от дождя под навесом в начале улицы Ватт. Пятеро полицейских в униформе и какой-то нервно курящий тип в плаще молча ждут его. У этого мужчины на поводке собака — лабрадор: сидит рядом с хозяином, понимает, что надо вести себя спокойно. Все наблюдают за приготовлениями криминалистов. Трое в защитных комбинезонах с капюшонами надевают маски и очки, чтобы самим не оставить на месте преступления ни малейших следов.
Мистраль почти физически ощущает повисшее в воздухе напряжение. Журчание воды, стекающей по желобам, и треск раций кажутся неестественно громкими. Эту атмосферу, как правило, всегда воцаряющуюся на месте преступления, ни с чем не спутаешь. В этой тягостной, не побуждающей к громким разговорам обстановке полицейские пытаются делать свою работу с равнодушным видом бывалых людей, мало чему еще способных удивляться. На самом деле все это напускное, видимость. Флики так маскируют свою беспомощность перед лицом смерти. А в данном случае погиб ребенок. Всем задействованным в этих процедурах хочется занять какую-то отстраненную позицию по отношению к произошедшему, но у них это не получается. Заметно, что командир наряда, старший капрал, испытывает облегчение при появлении Мистраля. Он еще не знает, с какого рода делом столкнулся, но надеется, что им займется уголовная полиция. Мистраль предъявляет свое удостоверение, капрал почтительно приветствует его. И тотчас же излагает обстоятельства случившегося безупречным казенным языком.
— В двадцать три ноль-ноль к нам поступил вызов от патрульной бригады № 17 о трупе на одной из улиц города. Заявитель в данный момент находится на месте. — Он освещает лист бумаги фонариком, чтобы лучше видеть текст. — Месье Омар Мессарди, проживающий на улице Эжен-Удине, ждал нас у начала улицы Ватт. Мы обнаружили на месте мертвого ребенка, примерно десяти лет, лежащего на спине. Я связался со своим вышестоящим начальством, чтобы уведомить о случившемся уголовную полицию.
— Благодарю вас, капрал. Что еще вы предприняли? Тело передвигали?
— Да, мы старались как можно меньше перемещаться по огороженному участку и не оставлять следов. Нами констатировано, что ребенок мертв. Заявитель, по его словам, тоже прикасался к телу.
