В ту же минуту Пол совершенно успокоился. Сердце перестало бешено колотиться, он дышал равномерно и беззвучно, пот на лбу высох. Теперь он все знал, а это лучше, чем догадываться. С этого момента он будет невозмутимым и неприступным, и если кто-нибудь войдет в кабинет, да, если даже сама Ринкель войдет в кабинет, он просто помашет найденной рукописью.

Бесстрастно и оценивающе он стал просматривать бумаги. Пол быстро заметил, что Ринкель немало потрудилась над проектом. Он нашел незнакомые формулировки, идеи, которые не приходили в голову ни ему, ни Нанне. Но несмотря на это, было совершенно ясно, что произошло. Ринкель украла проект Нанны, доработала его и теперь хочет опубликовать исследование, выдав его за свое.

Он сложил бумаги в стопку и выровнял ее, постучав короткой стороной по столу. Он больше не чувствовал триумфа, только уныние и грусть. Черт, надо же было такому случиться.

Прежде чем уйти, он наклонился и прочитал стихотворение. Как оказалось, оно написано Харальдом Свердрупом и называется «Кошмар грамматиста». Первая строфа звучала так:

Пол читал текст вполголоса, но не понимал смысла слов. Он слышал их раньше, но не в состоянии был вспомнить когда и где. Он перечитал стихотворение. Страх, речь в нем идет о страхе. Он погасил свет в кабинете Ринкель, вышел в коридор и захлопнул за собой дверь.

По дороге домой к Ринкель Пол думал не о совершенном ею преступлении, хотя на самом деле именно этим он был озабочен больше всего, а о том, как они ехали в поезде в аэропорт Гардемуэн. О ее улыбке, об удивительных, словно созданных Вигеланном бедрах, прижимающихся к его ноге, о нескольких фразах о пожилых супругах, которыми они успели обменяться.

Он стоял перед зданием кафедры в полной темноте. Была почти полночь, и в морозном воздухе пар от его дыхания был похож на белые разгневанные облака.

— Я немедленно поеду домой к Ринкель, — сказал он Нанне.

— Немедленно? А не слишком поздно? Может, стоит подождать? Поговорить с Паульсеном?

— Нет, — ответил Пол. — Я еду сейчас. — Он захлопнул телефон, положил его в карман пальто и решительно зашагал по направлению к улице Йеитмирсвейен, где, если верить университетскому справочнику, живет Ринкель.

Он шел через Исследовательский парк, через долину к улице Блиндернвейен. Снег поскрипывал, как картофельная мука, у него под ботинками, скорее элегантными, чем теплыми, не слишком подходящими для прогулок по улицам в условиях норвежской зимы. Деревья отбрасывали синие тени, на небе сияла полная луна. Его подошвы скользили по металлическим деталям моста, построенного над трамвайными путями, и ему пришлось ухватиться за перила. Пол остановился и посмотрел, как трамвай, идущий из района Согнсванн, может быть, последний сегодня, проносился у него под ногами, отчего мост начал вибрировать. Пол перешел на другую сторону.

Постепенно горечь и злость сменились печалью, недоверием, он ощутил неуверенность, он даже не мог определить, какое именно чувство испытывает! Пола бросало из крайности в крайность. Он снова вспомнил их поездку на поезде. Он думал о ее удивительно светлых глазах, о линии волос, треугольником врезающейся в лоб.

Слева от него располагался парк, окружающий студенческие общежития Блиндерна, и когда Пол миновал вершину низкого холма, на него, словно гигантский корабль в ночи, надвинулась Университетская библиотека, великолепный корпус Георга Свердрупа, корпус из черных блестящих камней, покрытых маленькими светящимися точками. Недаром Пол был сыном своей матери, ежедневная порция сказок из ее уст не могла не оставить следа в его душе, потому что, как только Пол увидел Университетскую библиотеку, он начал мыслить затертыми метафорами (как ему казалось). Он представил, что это десятки тысяч книг из собрания библиотеки светят ему, что знание всегда озаряет светом царящую вокруг тьму. И тут же ему стало безумно жалко, что это сделала именно Ринкель. Ринкель, сама похожая на сияющую звезду. А он сейчас собирался замарать звезду, смешать ее с грязью. Почему? Почему она это сделала? Пол не знал, но ему пришло в голову, что ответ заключается в потребности чрезвычайно талантливых людей достичь вершин. Для людей вроде Ринкель цель важнее средств. Он должен был разглядеть это в ее глазах. Пол виделэто в ее глазах, но не хотелэтого замечать. Уголки его глаз увлажнились, но когда он снял перчатку, чтобы вытереть их, влага уже успела замерзнуть на ресницах.

Он уже почти дошел до Университетской библиотеки и, пытаясь заставить себя подумать о чем-нибудь другом, посмотрел направо, где на площади перед корпусом Хельги Энг [56]стояло, как и всегда в зимние месяцы, маленькое лиственное дерево (береза, может быть?), от корней до кончиков веток обвитое гирляндой из лампочек. Нанна обожала это дерево. («Разве оно не замечательное, Пол?» — говорила она всякий раз, когда они проходили мимо. «Ну да», — отвечал он и думал, что это она замечательная, особенно когда смотрит на украшенное дерево и свет фонариков падает на ее лицо.)

Глаза Ринкель в поезде по дороге в аэропорт. Светлые глаза, глядящие прямо на него. Сказанное ею о пожилых супругах. Неужели она могла так поступить? Пол пересек улицу Престегордсвейен, и, когда нога его ступила на улицу Киркевейен, он пребывал в уверенности, что Ринкель невиновна. Но когда он проходил мимо улицы, где прошло его детство, он вынужден был признаться себе, что Ринкель все-таки сделала это, что она должнабыла сделать это.

Как только он пришел к такому выводу, то неосознанно замедлил шаг. Пол втянул носом воздух; на улице было так холодно, что крылья носа прилипали к носовой перегородке, и он чувствовал, как ледяная струя достигает самого низа легких; Пол громко выдохнул. Он шагал по улице Уллеволсвейен до парка Санкт-Хансхауген, проследовал через него и двинулся по улице Йеитмирсвейен. Он отыскал нужный дом, увидел имя Ринкель на табличке у домофона и не раздумывая нажал нужную кнопку. И вот Пол стоял у ее дома, промерзший насквозь, с потерявшими чувствительность пальцами и онемевшими ногами.

Наконец из динамика донесся ее голос, он все еще мог развернуться и уйти, Пол все еще мог передумать, и он передумал — хотел передумать! — и поэтому с искренним изумлением услышал голос (свой собственный!), вежливо сообщающий, кто он такой. Ринкель пригласила его войти, и ему показалось, что она совершенно не удивлена, несмотря на то, что был уже первый час ночи.

Он поднялся по лестнице, она ждала его в дверях. Ринкель серьезно посмотрела на него и отошла в сторону, позволяя ему войти в квартиру. Его начало подташнивать, как только он уловил хорошо знакомый запах духов. Коридор напоминал ее кабинет, здесь царил безупречный порядок. В квартире было наверняка градусов на сорок теплее, чем на улице. Пол окоченевшими руками снял перчатки и развязал шарф. Ни один из них пока не произнес ни слова.

Совсем недалеко от них, за закрытыми дверьми спальни Ринкель, находились ее книжные полки, уставленные литературой по лингвистике. Еще у нее имеется несколько сотен книг о насекомых, на ее прикроватной тумбочке лежит книга «Секреты улья», заложенная примерно на середине. Целая полка в доме у Эдит Ринкель заполнена произведениями Паулетты Рос. Она часто покупает пару ее романов перед поездками. Несколько коллег бросали уничижающие взгляды на такое чтиво, но Ринкель не стыдится своего увлечения. Она уважает писательницу Паулетту Рос, она восхищается ее знаниями и неоднократно задумывалась о том, кто может скрываться под этим псевдонимом. Книги в ярких обложках с толстыми золотыми буквами стоят у нее на полке, они могли бы послужить сближению Ринкель и Пола, но он не видел этих книг, а она, естественно, не догадывалась, что он сын писательницы. Но однажды, когда после завершения этой истории пройдет немало времени, у них состоится долгий разговор, в котором они, помимо прочего коснутся, произведений Паулетты Рос и расскажут друг другу о своих отцах. Они обсудят исчезновение одного и суровость второго, одного, который мог оказаться швейцарцем, и второго, который был начальником управления. В этом разговоре речь пойдет о гневе и мести, но закончится он очень спокойной беседой между Ринкель и Полом.