Он помнил, какое нетерпение испытывал, когда мама начинала читать ему про третье путешествие домика во сне. И теперь, лежа на арбузно-красном диване двадцать пять лет спустя, он чувствовал, как оно возвращается, одновременно отмечая, что мама была знакома с нарративным принципом тройственности и следовала ему. В этом месте повествования он всегда испытывал гордость, потому что видел мамин рассказ насквозь,потому что знал, что домик скоро отправится в третье путешествие. Он не забыл и чувство удовлетворения, которое охватывало его, когда ожидания оправдывались. Потому что, разумеется, маленький беленький домик снова отправился во сне в путь. На этот раз он оказался в жаркой пустыне, где ни дом, ни семья не обрели счастья. Все это Пол помнил.
Но лучше всего он помнил конец истории. Улыбаясь, мама вошла к нему в комнату. Она держала в руках несколько листов бумаги, это конец рассказа, она только что его дописала. Пол знал, что домик заснет, но это произойдет в последний раз. Потому что теперь домик оказался дома, он вернулся к своему фундаменту, на большую поляну посреди леса, и мама, папа и мальчик поняли, что домик — это часть их семьи. Несмотря на то что Пол был еще совсем маленьким, он испытывал легкое превосходство над мамой, потому что всегда знал, чем закончится рассказ. И ничуть не сомневался, что эта концовка будет внушать спокойствие и уверенность.
Но рассказ закончился не так, как думал Пол. Совсем не так. Иногда рассказы имеют такое свойство. В романах Паулетты Рос царит детерминистский порядок, и поэтому добрый герой и красивая героиня в конце концов обретают друг друга, а зло получает по заслугам. Но этот рассказ написан не Паулеттой Рос. «Дом, который уснул» написала Марен Бентсен, а Марен Бентсен знает, какой бывает реальная жизнь. В реальной жизни герой лысеет и на нервной почве зарабатывает язву желудка, а героиня в решающий момент не находит в себе сил уйти от мужа, каким бы занудой он ни был. Плохие люди зарабатывают деньги нечестным путем, но никто этого не замечает, поэтому они покупают шикарные яхты и всегда заказывают самое дорогое блюдо из меню. В реальной жизни рыжеволосый герой встречает рыжеволосую героиню, они целуются, он оплодотворяет ее, и больше они никогда не видятся.
Иногда человек уверен в том, как именно должна закончиться та или иная история, но тем не менее в действительности эта история завершается совершенно иначе. И тогда человек думает, что должен был все понять намного раньше. Пол и представить себе не мог, что мамин рассказ о доме, который уснул, получит именно такую концовку. Но, возможно, он должен был это понять. Ведь он жил не в одном из маминых романов, а в реальности, которая далеко не всегда похожа на сказку даже для счастливого мальчика, проживающего в 70-х годах на западе Осло. Да, у него должно было зародиться подозрение. И может быть, именно потому, что никаких подозрений у него не возникло, он никогда не сможет забыть конец этого рассказа, тревожный конец:
Они снова были дома. Маленький белый домик вновь твердо и непоколебимо стоял на своем фундаменте, а темный лес казался добрым и безопасным. Дом почувствовал, что семья внутри него просыпается. Он счастливо вздохнул, так что стены начали потрескивать, но не слишком громко. Дом слышал, как мальчик бормочет во сне, он чувствовал, как шелестит большое одеяло мамы и папы. Дом радовался так, что почти не мог стоять на месте: скоро мама, папа и маленький мальчик проснутся и увидят, что вернулись домой. Маленький белый домик подпрыгнул от радости, и, как и было запланировано, семья проснулась. И они так приятно щекотали его, сбегая вниз по лестнице.
Когда наступил вечер, дом почувствовал себя ужасно одиноким. Мама, папа и мальчик весь день паковали вещи, раскладывая их по коробкам и чемоданам. Они решили переехать. Они хотели найти себе новый дом. Они больше не могли жить в этом маленьком белом домике. Они хотели найти другой дом, который не трещал бы так страшно, не трясся бы и не бегал туда-сюда. Они хотели жить в спокойном доме.
— Может быть, в доме немного больше этого?
— Да, может быть, — кивнул папа.
— И чтобы в нем было больше окон и веранда?
— Да, звучит неплохо, — сказала мама. — А может, другого цвета?
— Синего! — произнес мальчик.
— Может быть, — ответил папа.
— Это было бы прекрасно, — сказала мама.
Все трое улыбнулись, и любой, кто их увидел бы их — а видел их только маленький белый домик, — догадался бы, что они очень-очень любят друг друга. Папа обнял мальчика, и они отправились в путь. Мама заперла дверь, закрыла глаза и выбросила ключ через левое плечо далеко в темный лес. И поспешила вслед за остальными.
И в этот раз его тоже охватило оцепенение, хотя он и знал, чем все закончится. Пол вновь стал разглядывать рисунок на первой странице, нарисованный наверняка им самим. Но у него не осталось совершенно никаких воспоминаний об этом. Он пытался понять, когда рисовал: до того, как узнал концовку рассказа, или после? Невозможно было сказать, поскольку неуклюжие линии детского рисунка хранили свою тайну. На картинке не было людей, но они могли находиться в доме или на работе и в школе. А может быть, они уже покинули дом.
Ему никогда не нравился этот рассказ. Но Пол не понимал, почему он вызывает у него такие сильные эмоции. Скорее всего, думал Пол, его беспокоило, что ожидания не оправдываются. Ему казалось, что его обвели вокруг пальца. Он бережно положил рукопись на книжную полку. Полу хотелось прочитать этот рассказ вслух Нанне, и он решил сделать это в ближайшее время.
Но он никогда этого не сделает. Рукопись пролежит на полке несколько месяцев. Но однажды солнечным весенним днем, когда Пол проснется от переполняющего его счастья, он будет долго размышлять над маминым рассказом.
Потом он вынул бумаги, которые принес от мамы. Он налил себе еще коньяка и быстро прочитал четыре новые главы о красавице Элизабет с каштановыми волосами и глазами цвета морской волны. Забавно, но на сцене появился неженатый и на удивление хорошо сложенный священник. По крайней мере, в этом случае нетрудно догадаться, чем все закончится, подумал Пол. Он с облегчением улыбнулся, наслаждаясь коньяком и стилем повествования. Поставив бокал с коньяком на грудь, он поигрывал мускулами, отчего оставшаяся в бокале золотистая жидкость ходила волнами. В это же время в будуаре Паулетты его мама, одетая в писательский халат, сидела, склонившись над клавиатурой, и спокойно писала продолжение истории об Элизабет и священнике, пребывая в твердой уверенности, что в последнем томе они соединятся.
Но как только Пол допил коньяк и дочитал пятую, и пока последнюю, главу, ему снова захотелось, чтобы мама, кроме своих романов, начала писать что-то другое, что-нибудь менее предсказуемое, так сказать. «Удиви меня, мама! Попробуй себя в других жанрах!» Надо воодушевлять ее и дальше. У него всегда это хорошо получалось.
«Мамин рыцарь», — думал Пол и снова видел себя лежащим у подножия лестницы и ее заплаканное лицо, склонившееся над ним: «Мальчик мой, ты жив?»
«Ты — мамин рыцарь», — всегда говорил дедушка. Пол этого не помнит, он вообще не помнит дедушку. Иногда он может вообразить, что помнит его и бабушку, скончавшуюся всего через несколько месяцев после своего супруга от горя, как всегда говорила мама с ее неутолимой страстью к приукрашиванию действительности, к облагораживанию истории, потому что на самом деле бабушка умерла от заворота кишок.
Пол не помнит как следует бабушку и дедушку, но у него есть туманное воспоминание о крошечной щебечущей женщине, поверх кримпленового платья которой всегда был повязан свежий передник, и о мужчине с седоватыми усами, кончики которых толстыми белыми сосульками свисали по обеим сторонам рта. В сознании Пола бабушка ассоциируется с птичкой, в то время как дедушка — с суровым, но веселым моржом. Но это не настоящие воспоминания, это воспоминания, которые он постепенно придумал, наслушавшись рассказов мамы о бабушке и дедушке и насмотревшись на их фотографии.
