Однако интерес интересом, а последствия — последствиями. И следующим этапом была организация журналистам прикрытия. Было совершенно понятно, что главные события развернутся, когда после сотворенных публикаций их начнут дергать «на ковер». И единственное средство обороны для них — поступившие в редакцию по почте отклики читателей. В достаточном количестве, а также в соответствующем ассортименте — от частных лиц, от крупных ученых, от разнообразных научно-исследовательских институтов, других производственных ведомств и так далее. Обязательно как минимум несколько откликов с места событий, желательно даже от сотрудников Памиркварцсамоцветов.

Все это само по себе не происходит. Пожалуй, самый большой объем работы за всю кампанию приходился именно на производство откликов, причем никакое жульничество ввиду серьезности драки не было допустимо. Десятки спелеологов потратили на это месяцы. Опять же забавно. Директор любой государственной организации, как правило, подписывал подобное письмо в редакцию, не читая. Но только «из рук» пользующегося его доверием доктора наук. Который спелеологом обычно не является. Его самого нужно сначала заинтересовать тематикой, а заодно и предложить полный текст письма. Причем все это следовало делать в строгой координации — для того, чтобы лавина откликов поступила до того, как журналиста поджарят и подадут на стол с хреном и со сметаною. То есть — все десятки и сотни откликов должны были быть синхронно готовы к отправке в день выхода статьи. Разумеется, здесь уже обойтись только московскими силами было невозможно. Совершенно неоценим оказался вклад туркменских спелеологов, особенно из группы Валентины Никитиной, красноярцев, свердловчан, многих других. На удивление дружно отозвались и крупные ученые. Многие из них, как, например, академик Яншин, включились в кампанию со всем возможным энтузиазмом еще до того, как мы на них вышли сами.

Словом, хоть все и проходило относительно тихо, активность масс была ничуть не меньшей, чем в «перестроечное» время, и существенно более эффективной. Конечно, сыграло свою роль и то, что речь шла далеко не о таком гигантском проекте как, скажем, с поворотом сибирских рек, но эта роль была минимальной. Тотальное государственное планирование подразумевало отсутствие разницы в размахе и значимости проектов — все они защищались с одинаковой яростью. Просто при атаке на мелкий проект обычно не мобилизуется крупных сил, а оборона очевидным образом строится согласно ожидаемой силе нападения. Мы смогли победить просто потому что противник не ожидал такой массированной атаки на столь малозначимый с их точки зрения объект. А кроме того — потому, что несколько лучше умели извлекать уроки из истории, в частности — истории военно-морской. Уже мало не двести лет, как известно: если артиллерия противника объективно сильнее, то единственный шанс к победе состоит в том, чтобы укараулить момент и навязать противнику бой в виде свалки. Разрушая его преимущества в эскадренном бою на расстоянии и реализуя собственные — в силе духа и моральной правоте. Так что — ошибку адмирала Рожественского под Цусимой мы не повторили.

Удивительно, что такие кампании были не просто возможны в то время, но они были много более эффективными, чем сейчас. Если кампания дистанцировалась от любой политики и велась только по некоторому конкретному поводу, при хорошей организации она выигрывалась всегда. И никому никаких взяток не нужно было давать. И всевозможные партийные структуры всегда можно было убедить выступить на своей стороне — хороших людей там тоже было достаточно. Очень забавно, например, выглядела поддержка наших действий парткомом того института, где я тогда работал и где базировалась моя спелеосекция — ВИМСа. Я всегда держался подальше от политики. Даже в комсомол меня затащили только на втором курсе МГУ исключительно из соображений, чтобы не портить статистику курса. Потом я просто засунул членский билет в шкаф и забыл про него, «утеряв связь с организацией». Теперь же, перейдя Рубикон, следовало ждать ответного хода противника, причем очевидно, что по линии общественно-политической. И строить «стратегически внезапную оборону». Обычно правда — кратчайший путь к цели, а потому — пришлось сделать морду лопатой и заложить круг по институтскому «треугольнику» — парткому, профкому и комитету комсомола. С лекцией о том, какую кампанию мы проводим и какого вскоре следует ожидать потока кляуз (а ожидать следовало многого — от разоблачений в шпионской деятельности до обвинений в гомосексуализме). Во всех трех «комах» с удовольствием выслушали лекцию и план кампании, согласились с тем, что кляузы будут и что их нужно будет с интересом прочитать и выбросить, а потом завели длинный разговор о том, какой чушью занимается институтская комсомольская организация, а вот какие серьезные и хорошие дела идут мимо них. И во всех дальнейших перипетиях прочно стояли на нашей стороне.

Довольно быстро кампания перешла из фазы газетной артподготовки в фазу прямого столкновения. Это была целая поэма. Мы организовывали на Кугитанг нормальные спелеологические выезды. То есть они по целям и планировке были нормальными, но с самого начала ясно было и ежу, что получатся исключительно военно-политические маневры. И так оно и было.

Собственно, сформировались четыре сферы деятельности: общение со всевозможными комиссиями, долбающими самоцветчиков по нашим газетным статьям, учинение самоцветчикам мелких (в основном показных) пакостей, оборона от их тоже мелких и тоже показных пакостей и при этом создание видимости, что спелеологическая экспедиция действует по нормальной программе. Последнее было важнейшим психологическим фактором.

Военные действия были разнообразны и вполне отвечали всем канонам кинематографа. Так, когда осенью 1981 года мы приехали очередной раз, Слава Маркарянц (начальник участка) немедленно скомандовал сторожу склада взрывчатки, расположенного около пещеры Промежуточная, чтобы он из своего каньона вылез, сложил себе из камней редут на плато, и шмалял из карабина над головами спелеологов, буде таковые появятся на горизонте. Экспедицию мы начинали с пещеры Кап-Кутан Главный, так что на горизонте появился только Женя Войдаков, облюбовавший себе под туалет небольшой ложок подальше от лагеря. В аккурат находящийся в прямой видимости с редута. Где Женя и был обстрелян, как только снял штаны. Пришлось нам засылать депутацию в Чаршангу за нарядом милиции. Каковой наряд замаскировали комбезами и сводили в тот ложок. После чего сторож был успешно обезврежен, причем без боя и без всяких репрессий. Стрельба прекратилась. На следующий день самоцветчики привезли наряд милиции из другого поселка — Гаурдака, и попытались их силами арестовать нас за нападение на склад взрывчатки. Что не вышло, так как мы оставили у себя в гостях одного милиционера из предыдущего наряда.

Вся эта баталия, продолжавшаяся около года, имела чрезвычайно забавные второй и третий планы. Второй план заключался в том, что реально у нас с самоцветчиками конфликтов практически не было. Мы заезжали к ним в гости на их базу, иногда просто так, а иногда для беседы с очередной комиссией — они останавливались только у них за отсутствием приемлемого жилья на нейтральной территории. Арендовали у них автотранспорт. Договаривались (неофициально) о содержании очередных статей и откликов на них. А вся драка была исключительно на публику. Точнее, на эти высокие комиссии.

Третий план был еще интереснее. Самой мощной силой в регионе была и остается КГРЭ — Кугитангская геологоразведочная экспедиция, обеспечивающая чуть ли не половину рабочих мест в районе, причем практически все места для интеллигенции. В кампании за сохранение пещер КГРЭ заняла весьма любопытную позицию. Из соображений профессиональной этики и солидарности они не могли выступать против самоцветчиков явно. Но вместе с тем были на нашей стороне целиком и полностью. Как результат, они совершенно открыто и демонстративно за свой счет обеспечивали наши экспедиции всем необходимым вплоть до снабжения лагерей питьевой водой в цистернах. При этом они не менее демонстративно держались в стороне от всех событий.