После недолгих расспросов сестра призналась, что пробралась на прием в честь победы команды барона. Когда дворцовые гвардейцы потребовали, чтобы она назвала себя, Урсула пролепетала какую-то выдуманную фамилию.

По словам Сулы, Ральф следил за приходящими с террасы и сам позволил ей остаться. Решив поблагодарить хозяина за разрешение, она заметила, что он чем-то очень расстроен. Они разговорились, и Урсула поделилась с ним собственными бедами. Ральф предложил ей остаться на обед после приема, а она так и не успела назвать ему свое настоящее имя. В общем, сначала одно, потом другое, а результат налицо.

— Ральф наверняка подумает, что я обманула его нарочно, пытаясь заманить в ловушку, — наконец сказала Урсула.

— Пусть думает что хочет, но он обязан нести ответственность за свои поступки! — стояла на своем Ингрид. Она жалела Сулу, попавшую в беду, и все же Ральфу следовало знать о случившемся.

Однако хлопоты оказались напрасными. Ральф улетел на очередной этап Кубка мира, и Ингрид сказали, что связи с ним нет. Ингрид решила, что барону наплевать на девушку, которую он обольстил и бросил. На звонки ее сестры тоже никто не отвечал.

Используя связи в замке, Ингрид раздобыла почтовый адрес Дикса и настояла, чтобы Урсула написала ему и сообщила о ребенке. Сестра отбивалась руками и ногами, но Ингрид пригрозила, что тогда это сделает она сама. Письмо было отослано, однако ответ так и не пришел.

Потом они узнали, что Ральф бросил парусный спорт и занялся бизнесом. (Правда, иногда он участвовал в соревнованиях по стипль-чезу, в котором тоже добился больших успехов.) Конечно, с такими связями… Ничего удивительного, что он заработал целое состояние. Плюс к тому, что досталось ему по наследству.

Ингрид заикнулась, что следовало бы сделать еще одну попытку связаться с ним. Но на этот раз Урсула встала насмерть, заявив, что не хочет иметь ничего общего с человеком, которому нет дела до собственного ребенка, и Ингрид пришлось умолкнуть.

Впрочем, материнство не заставило Урсулу остепениться, скривив губы, подумала Ингрид. Родив очаровательного мальчика, она предоставила все заботы о нем сестре, а сама вернулась к прежнему увлечению парусным спортом. Слава Богу, что Ральф в регатах больше не участвовал и его равнодушие не могло причинить Суле новую боль.

Ингрид знала, что обязана воздействовать на сестру — хотя бы ради маленького Эрни. Но у нее не хватало на это духу. Сула слишком много перенесла. Сначала умерли родители, а потом сестру бросил отец ее ребенка. Она так и не успела побыть молодой. Поэтому Ингрид добровольно взяла на себя большую часть обязанностей по уходу за Эрни, надеясь, что со временем сестра остепенится и поймет свой долг перед сыном.

Но это время так и не пришло. После какой-то вечеринки, находясь в изрядном подпитии, сестра возвращалась в отель по горной дороге и не вписалась в поворот. Ее машина вылетела за ограждение и рухнула в пропасть.

Тогда Эрни было всего шесть месяцев. Сейчас ему шесть лет. Если бы не этот мальчик, Ингрид не пережила бы гибели сестры, последовавшей вскоре после смерти родителей. С ребенком на руках она не имела права давать волю чувствам.

Ради Эрни она победила черное отчаяние, в которое впала после смерти Урсулы, и сумела закончить университет заочно. Когда мальчику исполнился год, Ингрид испекла именинный пирог с одной свечой и они отпраздновали этот день вместе. Правда, радость омрачали воспоминания о любимых людях, которых больше нет на свете.

От всей семьи остались только они с Эрни. Другой матери малыш не знал. Молчание Ральфа говорило, что он потерял все права на ребенка. Если бы Дикс ответил на письмо Урсулы или проявил к Эрни какой-то интерес, Ингрид сочла бы себя обязанной разделить с ним бремя воспитания, но он не позвонил и не написал. Может быть, этот человек вообще не знает, что у Урсулы была сестра, которая стала матерью его ребенка.

Да, он наверняка прочитал о смерти Урсулы. Скорее всего, смерть девушки, с которой он провел одну ночь, для Ральфа ничего не значила, задыхаясь от гнева, думала Ингрид. В письме сестра сообщила ему свое настоящее имя. Но Ральф, слывший записным сердцеедом, скорей всего забыл его. Барон даже не поинтересовался тем, кто у него родился — сын или дочь.

Ингрид ощутила острое чувство вины. Ее возбудил оценивающий взгляд Ральфа Дикса, хотя от этого человека следует держаться как можно дальше. То, что барон входит в состав совета директоров фонда и имеет право требовать от нее уважения, к делу не относится. Она не должна реагировать на него как на мужчину своей мечты.

Внезапно Ингрид с испугом поняла, что воспоминания заставили ее просидеть в кабинете двадцать минут. Она скинула туфли и увидела свои покрытые мозолями ноги. Но других туфель здесь не было, а Ральф наверняка мерит шагами пол в кабинете главного хранителя. Судя по выражению лица, этот человек терпением не отличается.

Ингрид неохотно надела туфли, встала и ощутила, что пальцы колет как иголками. Она надеялась, что беседа окажется недолгой: нужно забрать Эрни из школы и отвезти домой. Поскольку главный хранитель Лизбет Краузе находится в Америке с передвижной выставкой из фондов музея, Ингрид выполняет большинство ее обязанностей. Какая нелегкая принесла Ральфа именно сегодня?!

Впрочем, подходящего времени не будет, думала она по пути. История взаимоотношений Ральфа с Урсулой означает, что лицезрение этого человека никогда не доставит Ингрид удовольствия. Чем скорее закончится эта встреча, тем лучше.

Ральф Дикс нервно мерил шагами кабинет. Собственная реакция на женщину, с которой ему предстоит работать, застала его врасплох. Слава Богу, что этой реакции не видел кузен Эрих, рассказавший ему о Ингрид. Тогда на этой истории сразу можно было бы поставить крест.

Спору нет, она хороша собой, но в дни бурной молодости Ральф видел женщин и красивее. Однако Ингрид обладает одним качеством, которого не хватает ее более привлекательным подругам. Это ее преданность делу. Когда Ингрид говорит, ее точеное лицо пылает от воодушевления. Именно этот жар и привлек внимание Ральфа.

Ральф и сам, будучи натурой страстной, ценил необузданную страстность в других. Он представил себе, как разжигает в ней чувственность… Эта мысль оказалась более возбуждающей, чем ему хотелось бы. Разве он не дал клятву воздерживаться от романтических привязанностей до конца жизни? Слишком многие женщины, с которыми он встречался, мечтали стать баронессами, и Ральф поневоле начинал задумываться, где кончается его личное обаяние и начинается обаяние титула и денег.

Ральф с досадой вздохнул. Следует признать правду: он устал тратить душевные силы на случайные связи. Ему уже двадцать девять, а женщины, с которой можно было бы создать семью, он так и не встретил.

Впрочем, обета целомудрия он не давал. До такой степени самоотречения он еще не дошел. Но до сих пор его связи были чисто физическими и заключались по взаимному согласию. Многих женщин такие связи устраивали; душевный комфорт значил для них больше всего на свете. Так что недостатка в сексуальных партнершах он не испытывал. Кто его знает, а вдруг среди них когда-нибудь встретится родственная душа? Иногда предмет мечтаний сваливается на тебя сам, когда ты перестаешь его искать.

Впрочем, к Ингрид Шлезингер это не имеет никакого отношения. Судя по тому, что эта женщина не моргнув глазом отдала его на растерзание волкам, назвать ее родственной душой трудновато. Тогда почему он даром тратит время, думая о ней?

Она заинтриговала его, вот почему. Для обычной дворцовой служащей у нее слишком много энергии и самообладания. Похоже, его титул ничуть не пугает Ингрид. Привычка к легким победам могла заставить Ральфа расценить ее равнодушие как вызов. И все же тайна ее обаяния явилась для него загадкой. Остается только одно — узнать эту женщину поближе и удостовериться, что он в очередной раз принял желаемое за действительное.